Запад сегодня отсекает себя от России так, как не отсекал даже во время холодной войны.
Путин в ответ на осуждение Западом аннексии Крыма заявил, что переориентирует экономические связи России с запада на восток.
В основном это касалось Китая. Однако особых успехов он на этом направлении не достиг ни тогда, ни восемь лет спустя. Незначительное увеличение доли КНР во внешнеторговых операциях Москвы не может компенсировать тех огромных потерь, которые Россия понесет уже в скором времени из-за того, что будет обрублена ее нефтяная и газовая торговля с Евросоюзом.
Сегодня, на фоне масштабной войны против Украины, в своей восточной политике Путин прилагает титанические усилия в основном для того, чтобы… делать хорошую мину при плохой игре. Достаточно напомнить, что он старательно игнорирует сам и запретил своим пропагандистам реагировать на оплеухи, которые чуть ли не в ежедневном режиме получает от руководства Казахстана. Тут и публичное, в присутствии хозяина Кремля, заявление президента Касым-Жомарта Токаева об отказе признать «квазигосударственные» «ДНР» и «ЛНР». И мгновенная реакция Нур-Султана на мелкую гадость, устроенную Путиным в ответ на это заявление Токаева — остановку новороссийским «судом» прокачки казахстанской нефти через российскую территорию по трубам Каспийского трубопроводного консорциума (КТК) под надуманным «экологическим» предлогом. Эта реакция заключалась в заявлении главы комитета транспорта при министерстве индустрии Казахстана Касыма Тлепова о необходимости создания соответствующей инфраструктуры для альтернативного (не по территории РФ) маршрута для экспорта казахстанской нефти. Сюда же надо добавить и заявление о выходе Казахстана из рублевой зоны.
Все эти демарши Нур-Султана остались без ответа Кремля за исключением жалкой попытки приостановить прокачку казахстанской нефти через российскую территорию. Однако после того, как в Пекине подняли бровь — ведь значительная часть идущей по этому трубопроводу нефти добывается в Казахстане китайскими компаниями, — мелкий пакостник тут же отступил. Суд в Новороссийске ограничился символическим штрафом, и прокачка казахстанской нефти по трубам КТК мгновенно возобновилась.
На фоне этой в общем-то позорной истории попытки давления на Казахстан, закончившейся пшиком, и той роли, которую в ней сыграли китайские товарищи, потуги Кремля объединиться с Китаем и Индией выглядят крайне убого. Впрочем, таковыми они были изначально по самой своей концепции. Ведь чего в конечном счете пытается добиться здесь Путин? Естественно, его конечной целью является военно-политический блок с Пекином и Дели против США и «коллективного Запада», в который, между прочим, входят не только Европа, Северная Америка, Австралия с Новой Зеландией, но и такие экономические гиганты Азии, как Япония и Южная Корея.
Однако Путин, похоже, всерьез рассчитывает на то, что китайцы и индийцы, позабыв о своих принципиальных расхождениях и противоположных интересах, объединятся с ним для войны с Западом. Нужно быть конченным идиотом или окончательно свихнувшимся шизофреником, живущем в мире своих фантазий, чтобы рассчитывать на это…
Дело в том, что у Пекина и Дели не только серьезные пограничные споры и территориальные претензии друг к другу. Эти державы конкуренты не только в Южной Азии, но, по сути, уже и в глобальном масштабе.
Путин прилагает сейчас неимоверные усилия для интеграции с Китаем и Индией не только для того, чтобы как-то (самый хороший вопрос — как?) восполнить предстоящие в 2023 году чудовищные потери российского бюджета из-за отказа Европы от российских энергоносителей: нефти, газа и угля. Понятно, что и эта цель для него крайне важна, потому что в 2023-м западные санкции должны привести всю социально-экономическую систему РФ к коллапсу.
Но главное — он хочет, чтобы Пекин и Дели, забыв о принципиальных разногласиях, в едином порыве объединились бы с ним против проклятых Америки и Европы, с которыми у них огромные — на сотни миллиардов долларов — товарообороты. И все это ради страны, по сравнению с ними — экономического карлика, которая может дать им лишь некоторое количество дешевых углеводородов? Верить в это может только Путин…
Кроме того, тот тип «сотрудничества» с другими, прежде всего европейскими, странами, к которому привык Путин, и который всегда подразумевает одно и то же — политическое давление и экономический шантаж, с Китаем и Индией, естественно, не пройдет. Конечно, сейчас ни Пекин, ни Дели не могут устоять перед соблазном получить свой куш от того хаоса в мировой торговле энергоресурсами, который был учинен Москвой. Однако «сотрудничество» с ними даже в тех сферах, где это возможно — в сфере торговли энергоресурсами — будет происходить не на российских, а на их условиях, что, собственно, мы наблюдаем уже сейчас.
Например, по информации инсайдеров, в мае, когда мировые цены на нефть находились на уровне 120 долларов за баррель, Индия покупала российскую нефть за 70 долларов за баррель, то есть почти вдвое дешевле.
Плюс для гипотетического разворота на восток российской торговле необходимы огромные инфраструктурные вложения — новые многотысячекилометровые газо- и нефтепроводы, строительство новых танкеров, расширение старых и постройка новых портов. Все это и в мирные времена было нереально, а сегодня, в ситуации масштабной войны против Украины, вообще выглядит фантастично для России, финансовые возможности которой будут день ото дня стремительно снижаться.
Проблема для Путина, жаждущего расширить сотрудничество с азиатскими гигантами, состоит также в том, что им нельзя диктовать. Путин ведь привык использовать язык силы. Когда раньше он грозил европейцам ядерным оружием, то они действительно были шокированы. Гибель даже одного крупного европейского города рассматривалась нынешним поколением европейских политиков как невозможный, неприемлемый ущерб. Путинская камарилья покатывала со смеху, глядя на озабоченные лица европейских лидеров: для них гибель сотен тысяч человек — неприемлемо, а для нас-то — ха-ха, нам-то своих людей не жалко, и вообще «русские любят умирать».
Однако усилиями прежде всего самого Путина мир после 24 февраля действительно изменился. Причем совсем не так, как кажется российским пропагандистам и путинскому окружению. Один из самых тонких современных политических аналитиков Андрей Пиантковский очень точно отметил, что европейцы перестали боятся. В том числе и ядерных угроз Путина. Европейцы сегодня деловито и основательно готовятся к войне с ним. А американцы, как пионеры, и так «всегда готовы» к этому.
Таким образом путинский ядерный шантаж сегодня не работает даже с европейцами. Что уж говорить о китайцах и индусах? И Индия, и КНР, как известно, ядерные державы. Кроме того, население каждой из этих стран примерно в 10 раз больше российского. Если, допустим, представить себе масштабную ядерную войну РФ с КНР и гибель в ней 140 млн китайцев, то это, конечно, трагедия для них, но в цифрах это только 10% населения Поднебесной. Смерть в такой войне того же числа россиян — 140 млн — будет означать практически полное исчезновение населения РФ. Такая вот простая арифметика.
Путин все это, конечно, понимает. В том числе и то, что в связи со всем выше означенным, во взаимоотношениях с Пекином и Дели он может претендовать только на роль младшего партнера, живущего по правилам старших. Кстати, его судорожные попытки втянуть сейчас в БРИКС другие государства востока и юга — Саудовскую Аравию, Турцию, Иран — отчасти связаны и с тем, чтобы создать в этом пока крайне аморфном объединении некий противовес двум экономическим, да уже и военным гигантам — Дели и Пекину. Понравится ли им это — вопрос.
Однако если номер не пройдет, Путин, несомненно, готов и на меньшее. А именно на то, чтобы жить по правилам старших азиатских товарищей. По той причине, что взамен жалкой роли России как энергетического придатка КНР и Индии, ни Пекин, ни Дели не упрекнут его за нарушение каких-то там прав человека. И уж тем более не будут ставить под вопрос законность его бесконечного пребывания на кремлевском троне. Однако и воевать с Западом за него не пойдут.
В результате нынешней восточной политики Путина экономика России продолжит усыхать, как шагреневая кожа, а политическое влияние страны в мире будет приближаться к экономическому. Сейчас это примерно 2% от мирового ВВП. Будет еще меньше.