О ВЛАСТИ. ЧАСТЬ 1

В Америке есть средний класс. 

А есть – Марк Цукерберг. 

Средний класс – это не про доходы. Так часто думают, но ошибаются. Средний класс – это про то, как ими распорядиться. Это про стиль жизни – где жить, как отдыхать, что покупать, куда ходить, чем заниматься. Да, все эти возможности требуют доходов. Но в каждой стране они разные. 

В любом случае, Марк Цукерберг – один из богатейших людей мира. 

Но при этом его стиль жизни – стиль среднего класса. 

У него простая машина, он ест там же, где обычные люди, носит футболку и кроссовки… Несмотря на его миллиарды. А у европейского аристократа денег в миллиард раз меньше, но он на понтовой машине едет в Монте-Карло играть в казино. И по стилю жизни – элита. 

Ничтожное меньшинство жителей России – олигархи и бюрократы высших каст ощущают себя такими аристократами – хозяевами жизни при путинском режиме. 

У них с Цукербергом разные тусовки. Они представляют старый эксплуататорский класс и его обслугу. А Марк – один из ярчайших людей нового класса. «Наш человек» – вот, что я могу про него сказать.

Но при этом новый класс в Штатах, несмотря на гипотезу Флориды о его высокой значимости, это люди, в отношении которых во многом ещё действует определение: «taxation without representation».

«Нет налогам без представительства» — это лозунг, использовавшийся в качестве главной претензии британских колонистов в Северной Америке к королевской власти и колониальной администрации и широко использовавшийся в ходе Американской революции. Лозунг возник в 50-х — 60-х годах XVIII века, когда британские колонисты в Америке стали осознавать, что несмотря на своё значительное число и хозяйственную деятельность, облагавшуюся налогами, они не обладают представительством в британском парламенте и не могут реализовывать свои права, гарантированные британским Биллем о правах, принятым в 1689 году.

Так вот получается, что новый класс трудится и платит налоги, но во власти почти не представлен. Книга Ричарда Флориды (я говорил о ней в предыдущей главе) выходит в 2002 году, а первого конгрессмена из Кремниевой долины избирают только в 2016м. 

Его зовут Ро Ханна. Он индиец. Демократ. До избрания в Конгресс преподавал в Стэнфорде, и в качестве юриста работал с хайтек-компаниями. Меня с ним познакомил мой друг Виталий Шкляров, крутой политтехнолог, живущий в Америке, который помогал ему выиграть выборы. «Наш человек», – говорит он мне.

В 2014 году Ро пытается пройти в Конгресс от 17-го избирательного округа, куда входят Сан-Хосе, Саннивейл, Купертино и другие города части Калифорнии, известной человечеству как Кремниевая долина – глобальный центр высоких технологий. Попытка неудачна. Хотя Ханну поддерживают Facebook, Google и другие флагманы передовых технологий. Ему не хватает голосов, выигрывает один из самых старых конгрессменов Майк Хонда, которого в Долине знают, прежде всего, за строительство музея памяти репрессированных во время Второй мировой войны американских японцев (хотя на самом деле у него много реальных заслуг, но народная память причудлива). Дисциплинированные азиаты кладут на лопатки новый класс.

Но Ханна не так прост. Он объединяется с левым Берни Сандерсом, и со второго раза проходит в Конгресс. В 2019м он уже один из руководителей избирательной кампании сенатора-социалиста, и новый класс говорит тому: «Наш человек»!

Увы, пока избирательные системы устроены так, что политический голос нового класса всё ещё слышен слабо. В процентном отношении он сравнительно невелик. Поэтому ему сложно получить представительство. Даже если он борется за него в Кремниевой долине. Но это на глазах меняется. Наших людей в политике становится всё больше.

2.

Включение нового класса в политику всерьез пугает старые элиты. Яркий пример – попытка американских федеральных законодателей от обеих партий 29 июля 2020 года устроить показательную экзекуцию главам четырех самых мощных компаний индустрии инноваций в США. На слушания в Конгресс пригласили генерального директора Google Сундара Пичаи; генерального директора Apple Тима Кука; основателя компании Амазон и владельца издательского дома The Washington Post Джеффа Безоса и Марка Цукерберга – создателя глобальной социальной сети Facebook. И стали придирчиво выяснять: а не слишком ли большую реальную власть в Америке и мире постепенно прибирает к рукам эта четверка?

Мы, дескать, Конгресс – власть законодательная. Президент США Дональд Трамп – власть исполнительная. А эти ребята выходит – власть технологическая и информационная. Мало того, что они лично принадлежат к числу богатейших людей мира, так они ещё могут делать в сфере коммуникаций фактически что угодно. И мы даже не будем знать – что. Зря, что ли, Трамп прямо в разгар слушаний раздраженно написал в своем Twitter’е: «Если Конгресс не восстановит справедливость в деле Большого Теха (Big Tech), что следовало сделать много лет назад, я сделаю это собственным указом. В Вашингтоне годами ведутся ОДНИ РАЗГОВОРЫ и НИКАКИХ ДЕЙСТВИЙ, люди нашей Страны сыты по горло».

При этом под «людьми нашей Страны» он, очевидно, имел в виду, прежде всего, себя. Забыв при этом, что пользуется информационной системой, созданной в 2006 году Джеком Дорси, работающим и ныне генеральным директором Twitter. Трамп принадлежит к числу активных пользователей этой службы, которая в четвертом квартале 2019 года превысила 1 млрд долларов. При этом президент США – всего лишь один из 152 млн человек, ежедневно использующих Twitter. 

Джека Дорси на слушания в Конгресс не приглашали. Но и конгрессмены, и Трамп, и его команда, и его избирательный штаб, хорошо понимают, что и Twitter, и Google, и Amazon, и Apple, и Facebook могут быть и будут самым активным образом использованы в ходе президентской избирательной кампании 2020 года. Их, собственно, к концу июля уже вовсю использовали именно в этих целях. И, очевидно, у Трампа возникли опасения, что не только в его пользу, но и против. Причем против – успешней. 

Все СМИ всегда треплют политикам нервы. Всех их используют другие политики. К этому все привыкли. Но СМИ – это только распространители информации, а соцсети – это же ещё и политические организаторы, и их владельцы имеют куда как больше власти, чем медиамагнаты. Причем, в отличие от вполне классово близких Рупертов Мердоков из News Corp, Fox News и Тедов Тернеров (Time Warner, CNN) владельцы хай-тек компаний нынешней элите совершенно чужды. В новой ситуации узкий элитный круг делящих власть вдруг резко размыкается посторонними.

Это слово – «власть» – ключевое в этой истории. Во вступительном слове модератор слушаний конгрессмен-демократ Дэвид Сисиллини изложил претензии политиков к IT-компаниям. Они, де, и создают неравные условия для ведения бизнеса; и цены у них хищнические; и услуги они дополнительные навязывают (а также продукты); рыночная капитализация Amazon – триллион долларов; Facebook монополизировал социальные сети; Apple – производит и продает не только смартфоны, но и программы с услугами.

Всем этим он, конечно, мог напугать большинство наблюдавших это шоу американских избирателей и покупателей не больше, чем ежа – голой задницей. И потому в самом конце своей речи указал на реальную причину волнения президента, своего и своих коллег и приглашения инновационных предпринимателей в Конгресс. Он назвал это «непропорциональной концентрацией влияния». 

– У них просто too much power, – заявил Сисиллини, – слишком много власти. 

Обычно, когда люди так говорят, они обвиняют других в том, в чем виноваты сами. Громче всех «держи вора» кричит сам вор. Конгрессмены, чаще всего общающиеся с избирателями, понимают, что их новое поколение слушает куда меньше красоток из Инстаграма, или даже японского паренька из TikTok. Но если вчера это было досадно, но не принципиально – молодежь все равно игнорирует выборы – то в последние годы по всему миру начали ходить волны революций и протестов, начатых в Twitter и Youtube. Власть имущие понимают, что настала пора делиться, и пытаются сопротивляться.

Чему именно не пропорционально влияние компаний Big Tech’а – этого авангарда глобального и американского нового класса? Видимо – представлениям старых элит о том кому и какая должна принадлежать в обществе мера и доля власти. Не зря же, перечисляя грехи приглашенных, Сисиллини напомнил, что «концентрация экономической власти ведет к концентрации власти политической». Конечно, такие слушания были бы вряд ли необходимы, если бы новый класс имел достойное его роли в экономике представительство в органах власти.

Тогда бы инноваторам не пришлось напоминать законодателям, что 84% всех приложений в AppStore бесплатны, а размер комиссии для программистов Apple не меняла с 2008 года; что Аmazon в последние 10 лет инвестировал в США 270 млрд долларов и создал сотни тысяч новых рабочих мест. А это – так. 

Так какой же вывод следует сделать новому классу из этой поучительной истории? Ему необходимо быстро и значительно расширить и усилить своё присутствие в политической власти. Подобно тому, как когда-то это сделал рабочий класс Европы и Америки. Хотя бы потому, что лидеры Big Tech’а – дети того самого, традиционного пролетариата. Тим Кук – сын рабочего верфи и домохозяйки из Алабамы. Джефф Безос – приемный ребенок эмигранта с Кубы. Сундарараджан Пичаи – сын электрика из южной Индии. Марк Цукерберг – внук евреев-беженцев из Германии, Австрии и Польши, чьи родители-врачи – американцы в первом поколении. 

Все они сумели получить образование, все сумели сделать деньги, все спонсируют благотворительные проекты и инвестируют в развитие. Их пример – образец делового успеха в создании нового мира для миллионов детей рабочего класса. И, надеюсь, они и тысячи таких как они, решат задачу, которая, очевидно, становится ключевой, и на высокую актуальность которой в страхе указали в июле 2020го Трамп и его конгрессмены – задачу политического представительства нового класса. 

3.

Так обстоят дела в Штатах. А в России эта проблема ощущается куда более остро. Новый класс вообще не интегрирован в политическую систему. У многих из них это вызывает вопрос. Для них власть – это странные люди, которых они не понимают и говорят с ними на разных языках. 

Как класс, они не представлены и в политических партиях. Робкие одиночные попытки есть. Например – партийный проект автора игры World of Tanks Вячеслава Макарова. И это показывает, что процесс идет. Мотивация этих людей направлена на изменение мира, а главный его инструмент – политическая система – для них закрыт. Это совпадает с классовой теорией Маркса и Энгельса, которые учат: в каждой эпохе есть класс-гегемон, производящий наибольший прибавочный продукт. В современном мире его рождает сфера технологий. Именно там создают главные богатства современного мира. И у тех, кто это делает возникает логичный запрос на то, чтобы решать, как и на что их тратить. Они хотят определять условия труда, контролировать средства производства. 

В индустриальную эпоху своего политического представительства требует рабочий класс и совершает свои революции. Они разные, и по-разному успешны, но именно из них возникают социальные государства Европы. 

В XXI веке, как я пишу в предыдущей главе, роль пролетариата играет новый класс. Пролетариат создавал свои организации – рабочие партии и профсоюзы. Они упорно, последовательно, подчас долгой, в суровой борьбе заставляли правящие классы идти им навстречу. Новый класс начинает делать то же самое. 

Как будет развиваться этот процесс в России – эволюционно и мирно или бурно и с применением политического насилия? Мы ещё не знаем. Но опыт учит: наша страна в силу общей слабости её государственных институтов и склонности властей к применению неадекватно жестких мер в отношении любой дееспособной оппозиции, к сожалению, более склонна к скачкообразным переменам.

4.

В 2009-м социологи Фонда «Общественное мнение» (ФОМ) объявили: около 15% населения России ведут себя не так, как остальные. По-другому работают, не так отдыхают и лечатся. У них разные политические взгляды, но сходные ценности, базирующиеся на тезисе: «как поработаешь, так и поешь» (большинство же считает, что сильнее зависит от обстоятельств, чем от собственных усилий). 

ФОМ назвал этих людей «людьми-XXI».

Я скажу проще: это и есть новый класс.

И судя по происходящему в российских социальных сетях, примерно тогда же – на рубеже десятилетий – началось постепенное сознание им общности своих интересов.

Этот процесс продолжается. И важно, чтобы он шёл успешно. Для этого нужна интенсивная коммуникация, обсуждение проблем, задач и методов их решения.

Новый класс, как передовая потенциально революционная сила – это и адресат, и источник важного опыта, знаний и идей. Обычно он обсуждает их в виртуальном пространстве. Но это не значит, что не нужны такие средства коммуникации, как бумажные издания, газеты… На самом деле, 

вопрос о массовой газете –

это вопрос о возможности солидарного революционного действия.

Нынешние масштабы и условия деятельности нового класса делают необходимым его союз со стремительно беднеющим большинством – промышленным рабочим классом.   

В начале ХХ века Ленин и его соратники проектируют и в 1917 году осуществляют социальную революцию при очень скромной численности пролетариата и огромной массе предыдущего класса-гегемона: крестьян. Ленин знает: без их союза ничего не выйдет. И делает всё, чтоб он состоялся.

В статье «Пролетариат и крестьянство» он пишет, что отношение к сельским труженикам «должно быть отношением не только сочувствия, но и поддержки, и не только поддержки, но и “натравливания” (на помещиков, буржуазию и власти — И.П.)». 

И далее: «Российская социал-демократическая рабочая партия… стремится к полному избавлению всех трудящихся от всякой эксплуатации и поддерживает всякое революционное движение против современного общественного и политического строя». А также энергично «поддерживает современное крестьянское движение, отстаивая все революционные меры, способные улучшить положение крестьянства». В 1922 году при Ленине этот тезис оказался закрепленным в земельной реформе, фактически доведшей до конца подходы Петра Столыпина. 

Столыпинская аграрная реформа — обобщённое название широкого комплекса мероприятий в области сельского хозяйства, проводившихся правительством России под руководством премьера Столыпина, начиная с 1906 года. Основными направлениями реформы были передача надельных земель в собственность крестьян, постепенное упразднение сельской общины как коллективного собственника земель, широкое кредитование крестьян, скупка помещичьих земель для перепродажи крестьянам на льготных условиях, землеустройство, позволяющее оптимизировать крестьянское хозяйство за счёт ликвидации чересполосицы. 

Февральская революция стала концом реформы. Временное правительство не смогло добиться даже минимального уровня контроля за ситуацией в деревне. Немедленно начался захват помещичьих земель и разорение усадеб. Во многих случаях, такому же захвату подвергались и частновладельческие земли наиболее преуспевших крестьян. В результате, к концу 1917 года помещичье землевладение было окончательно уничтожено, а крестьянскому частному землевладению был нанесён огромный урон. Большинство земель, ранее закреплённых в собственность, было переделено между крестьянами по уравнительному принципу. Земельный кодекс 1922 года выражал стремление большевиков к замирению деревни путём закрепления status quo. Советская власть признала все формы землевладения (общинную, индивидуальную, коллективную), кроме помещичьей. Частная собственность была заменена бессрочным правом владения и пользования без права её продажи. В результате, крестьяне-собственники на отрубах, бывшие главной целью столыпинской реформы, в некоторых случаях смогли просуществовать до коллективизации 1928-1937 гг., которая разрушила последние остатки аграрного строя старой России. 

Союз крестьянства и рабочих, к которому Ленин вернулся в 1922м, и который фактически и лежал в основе НЭПа — я абсолютно убежден, что НЭП был не столько про торговлю, сколько про мелкое производство, особенно сельское, оказался отвергнут при Сталине во имя индустриализации. Последствия известны: огромные жертвы и Голодомор.

В наше время, как мы уже знаем, миссию передового класса-гегемона – главного агента перемен – играет небольшой новый класс. А социальную роль крестьян, консервативных и инертных, но объективно враждебных власти – рабочие. 

5.

Следовательно, перед авангардной, политически деятельной частью нового класса стоит та же задача, что когда-то перед Лениным и социал-демократами: убедить рабочий класс (условный Уралвагонзавод) и всех недовольных режимом, что они и мы – союзники. 

Для этого надо сделать так, чтобы они прочли эту книгу и вообще – постоянно знакомились с нашими идеями, как возможные партнеры по революционному действию.

Нам предстоит начать совместную работу задолго до того, как производство эволюционно изменится. И наши союзники должны быть уверены: после победы новый класс их не бросит на произвол судьбы, а наоборот – поможет обрести благополучие – высокий и стабильный доход и блага жизни, которых они достойны.

Поэтому вопрос о газете – важнейший. Газета – это инструмент-связка между трудящимися традиционных сфер и индустрий, и новым революционным классом. её адресат – не программист, не брокер и не дизайнер. Они прочтут и обсудят наши идеи в Сети. Адресат газеты – «Уралвагонзавод». 

Он должен знать, что ему есть место в будущем, которое мы строим. Нужен союз с нами, чтобы снести тех, кто держит власть в Москве, а живет при этом в Ницце, и ест в Монте-Карло. И что 

новая система будет гармонично работать,

потому что мы загрузим существующее производство и

создадим новые рабочие места.

Ведь люди носят не виртуальную, а реальную одежду, заливают реальный бензин в бак реальной машины, строят дорогу из реального асфальта и едут по ней за настоящей едой. Всё это создают труженики промышленности и сельского хозяйства. 

Речь не о дотациях убыточным производствам, а о выравнивании экономических условий с помощью налоговых, инвестиционных и других инструментов. Общество должно знать: ключ к устойчивому развитию – индустриальное производство. Но ему необходимо постоянно развивающаяся и растущая высокотехнологичная составляющая. 

Сохранение промышленного потенциала и развитие высоких технологий на своей производственной базе –

приоритет государства в любой стране.

Это основа нашей будущей экономической политики.

А сейчас власть закручивает социальные гайки. Заставляет затягивать пояса пенсионной реформой. Бюджет пухнет от денег. У него огромный профицит. Высвободившиеся средства никуда не вкладывают. Нет массового строительства дорог, способного повлечь инновации – новый бетон, асфальт, материалы… Нет модернизации металлургии, создающей новые наносоставы. Нет новой энергетики. Ничего этого нет.

Как следствие, приложение сил обоих классов – нового и рабочего – ограничено. А вместе с ним – нет возможности достойной и благополучной жизни для большинства.

Эта ситуация аналогична той, в какой находились угнетенные классы в России в начале ХХ века. Той, с какой имели дело соратники Ленина и он сам.

6.

…Мне 8 лет. Мы с родителями идем по Волге на пароходе «Афанасий Никитин». Для меня это плавание – как хождение за три моря. Я вижу древние русские города; зигзаги истории и политики: у этого крыльца убили царевича Димитрия; здесь восстали белочехи; тут Иван Грозный покорял гордую Татарию; а в этом пропитанном кровью кургане сгинула гитлеровская армия… Но главным впечатлением становится Ульяновск. 

Мы плывем, а отец рассказывает мне увлекательную историю нашей семьи. И я узнаю: мой прадед и отец Ленина (кстати, по нынешним понятиям – представители среднего класса) были хорошо знакомы. Павел Яковлевич Пономарев даже стал по рекомендации Ильи Николаевича Ульянова губернским руководителем народных училищ Казанского учебного округа; только Ульянов – в Симбирске, а мой предок – в Саратове. То есть он знал Ленина ребенком! Может, сейчас такое открытие для молодежи – пустой звук, а меня, октябренка-будущего-пионера-и-коммуниста, известие, что Павел Пономарев – это на самом деле апостол Павел из Библии, поразило бы меньше.

Я излазил весь ульяновский комплекс музея Ленина. Что я искал? Совместное фото? Плюшевого мишку, подаренного прадедом маленькому Володе? Не знаю. Но занимаюсь я Ильичом всерьез. Вернувшись, делаю толстый альбом с материалами музея и дарю родной школе (получив первую пятерку с плюсом по истории). И читаю Ленина! Внимательно, от корки до корки, продираясь сквозь непонятную ругань с оппонентами.

Тогда меня удивляет, почему он постоянно спорит с соратниками о рабочем классе и о том, что на него надо делать ставку. Почему ему приходится это доказывать собственной партии? Ведь ясно же: этот класс самый угнетенный, самый передовой. 

А советским взрослым ясно другое: ну какой он – авангард? Вон гегемон – бухает пиво и водку во дворе, забивает козла. А передовики в однотипных костюмах, которых показывают на парадных съездах и собраниях, решений принимают не больше, чем сейчас депутаты-единороссы. Кстати, в полном соответствии с марксистской теорией, определяющей рабочего в индустриальном обществе как «придаток машин». 

Зачем Ленин спорит о рабочих? Казалось бы, даже его знаменитая кухарка будет успешнее у руля государства – она хоть не пьет. Ответ я нахожу годы спустя.

Его дают Маркс и Энгельс в своих ранних работах. Где они, впрочем, ещё не решаются настаивать на этой экстравагантной гипотезе. Суть её в том, что любой революционер ищет свою социальную базу: рычаг и точку опоры, чтоб с их помощью перевернуть мир. Что значит – перевернуть? Что ничто не будет связывать новый и старый порядок. Это нужно новому передовому классу, возникающему в предыдущей формации, но не владеющему средствами производства и крупными активами.

Это ситуация, когда ему «нечего терять кроме своих цепей». Как марксову пролетариату, который, несмотря на это, «приобретет весь мир». 

7.

В XIX веке, когда феодалы ещё владеют землей, таможенные барьеры мешают торговле и т.д., передовой класс – буржуазия. Главная сила антифеодальной революции. Как ни бедны и бесправны крестьяне, они могут лишь бунтовать против помещиков и властей, но не требовать смены строя. Рабочих мало, в них постепенно превращают крестьян, но значимое их число появится лишь в зрелой фазе развития капитализма. 

В начале XX века в России есть очень малочисленный пролетариат умственного труда – изобретатели, исследователи, мыслители, естествоиспытатели и т.п. Их образ жизни и жизненная логика – логика буржуа. Они создают нечто локально полезное бизнесу или нужное всему человечеству, берут патенты и живут на отчисления от них, являясь по сути рантье – подотрядом буржуазии.  

Большинство ученых в стране – государственные служащие, как, например, создатель радио профессор Александр Попов или открывший условные рефлексы академик Иван Павлов… Они, согласно марксистской теории – люмпен-пролетариат. В эпоху, когда живут и творят Попов и Павлов, ученые на государственном жаловании – это (за рядом немногих исключений) опора правящих классов, аристократии и буржуазии.

При этом словечке – люмпен – у нас обычно перед глазами встает опустившийся алкаш или подзаборный гопник. На самом деле это социологический термин, имеющий совершенно иное значение. Его придумал в XIX веке тот самый Карл Маркс, оттолкнувшись от немецкого слова Lumpen – тряпье, лохмотья. 

Люмпен по определению — это лицо, не имеющее собственности и профессии, живущее случайными заработками или пользующееся государственными социальными пособиями в различных формах. Оно не принадлежит ни к какому классу и готово повиноваться сильному, то есть обладающему в данный момент реальной властью. Явление люмпенизации появилось лишь при капитализме, так как на предыдущих этапах общественной жизни разнообразие общин и сословий удерживало их членов от превращения в изгоев общества даже на самых низших уровнях социальной иерархии, а изгнание, исключение из такого сообщества было карой, равноценной смертной казни. Кстати, нравственная составляющая поведения человека, будь он алкоголик, бандит или проститутка, вторична, а отношение к средствам производства и участие в общественном разделении труда – первично в определении принадлежности к люмпенам.

При Наполеоне III во Франции люмпен-пролетариат стал опорой бонапартизма,  тогда же в России – царизма, а сейчас в России – путинизма.

Бонапартизм — это термин, который был введен для обозначения военной диктатуры, установленной во Франции в 1799 после Великой французской революции Наполеоном Бонапартом, и особенно диктатуры Луи Бонапарта (Наполеона III), пришедшего к власти в 1851 г. после поражения Революции 1848 года. В дальнейшем термин был распространён на любую контрреволюционную диктатуру крупной буржуазии, опирающуюся на силовиков и реакционно настроенные слои люмпен-пролетариата. Ленин писал, что «бонапартизм есть форма правления, которая вырастает из контрреволюционности буржуазии в обстановке демократических преобразований и демократической революции» . Бонапартизм сочетает социальную демагогию с активной шовинистической пропагандой и агрессией, с политикой удушения демократических свобод и революционного движения путём широкого использования полицейско-бюрократического аппарата и церкви. 

Путинизм, это тот же бонапартизм – смычка государственной и силовой бюрократии. Этот союз олигархов и чиновников превращает огромную часть населения современной России в люмпен-пролетариат, составляющий немалую часть населения – около 55%! Лишь чуть больше 10% граждан занято в малом бизнесе (22% от работающих, в то время, как норма для западных стран – две трети от экономически активного населения). Доля рабочих у нас – менее 15% населения, из них на непосредственно на производствах занято лишь около половины.

Я здесь опираюсь на данные Росстата, который дает общее число занятых в РФ на 2017 год в размере 71 млн человек, т.е. около 50% от населения. Примерно 27% занятых – рабочие специальности. Менее 9% — сельское хозяйство. В бюджетной сфере работает свыше 33 млн. человек. ещё 46 млн. человек – пенсионеры, которые, согласно определению, также должны быть отнесены к люмпен-пролетариату, как живущие на государственное пособие. 

В предреволюционной России численность рабочих в стране не превышала 10%. Крестьян было около 70%. Буржуа крупных и мелких – 15%. При этом замысел Ленина когда-то состоял в том, чтобы проскочить этап капитализма и строить социализм, ставя на самую малочисленную социальную группу. Если бы, как в Европе, буржуазия успела численно подрасти, у него бы это не вышло, но в России царизм сдерживал её рост. И сейчас, как мы видим по приведенным цифрам, Россия находится в схожей ситуации. При этом «людей-XXI» – то есть нового класса – по сведениям ФОМ – 15%. Это цифра, скорее всего, слегка завышена, если взять занятых в сфере услуг, ИТР, управленческий и предпринимательские слои в официальной статистике занятых. Но в процентном отношении это всё равно больше, чем рабочих в 1917 году.

Можно сказать, что роль крестьян столетней давности перешла к рабочим и пенсионерам – они недовольны, живут бедно, клянут власть, но пока не хотят менять строй – не видят выгодной альтернативы. А революционная роль пролетариата переходит к новому классу. Его ряды растут. Приток из продвинутых групп буржуазии и интеллигенции ускоряется, и даже массовая эмиграция не может его остановить. 

Но он, хотя не имеет надлежащих прав, пока слабо сознает свои политические интересы. Их осознанность зависит от организованной, массовой и успешной разъяснительной работы. Аудитория к ней готова. Ей доступны современные средства коммуникации. Она имеет хорошие навыки обсуждения широкого круга тем разной степени сложности, обмена мнениями и овладения новыми компетенциями. При этом её члены далеко не всегда готовы уехать из страны.

Новый класс уже во многом контролирует информацию и технологии – главные ценности современной экономики.  Доля этого контроля растет. А это значит, что

приход к политической власти тех, кто создает главные экономические ценности, неизбежен.

Но чтобы осуществить эту неизбежность в ближайшем будущем, важно, чтобы этот класс, которому «нечего терять, кроме своих цепей» шёл в борьбе за власть «до конца, до полной победы», как пишет Маркс. Нам говорят: сегодня цепи – это средства подключения к Сети. Что ж, – ответим мы, – мы превратим их в связи, объединяющие тех, кто «преобразует мир по собственному образу и подобию», современный пролетариат – новый класс. Самый продвинутый, но самый бесправный; самый заметный, но лишенный своего голоса; самый влиятельный, но и самый беспомощный. 

8.

Сто лет назад Ленин и его сторонники сознавали своё бесправие. Кого-то (евреев, поляков, прибалтов, кавказцев) дискриминировали по национальному и религиозному признаку, кого-то – по имущественному, а кто-то просто читал о прогрессе и сочувствовал тем, кому на Руси жить тяжело. Но изменить эту жизнь своими силами они не могли. 

А Ленин, сын, говоря современным языком, начальника департамента образования и дочери еврейского врача, овладевал передовой теорией и практикой борьбы – самыми инновационными гуманитарными технологиями своей эпохи. 

Он знал: передовой класс – пролетариат. А цель и путь к ней укажет политическая сила, вооруженная теорией преобразования мира. Важный эпизод его биографии – протесты в Казанском университете – по значению сравним с протестами 2011-2012 годов. Живи Ленин сейчас, он был бы с нами, и первым бы пришел на Болотную. 

Мы знаем его опыт. Включая опыт перехвата власти аппаратом «красной бюрократии». Учитывая его, мы не отдадим власть никому. Новый класс распорядится властью лучше, чем рабочие и крестьяне в 1917 году. 

Но повторяю: чтобы её взять, нам надо осознать общность своих интересов. И обрести общее – классовое – сознание. 

Сейчас новый класс работает на капитал и власть.

Нам пора работать на себя.

Работать не только в интересах нового класса, но и в интересах всего российского общества. Спасая себя, мы спасаем науку, культуру, образование, производство и демократию. Потому что уже сейчас новый класс подспудно определяет жизнь страны – чертит планы и развивает производства, управляет добычей и продает нефть, создает Яндекс и ВКонтакте, готовит решения во всех областях. Но принимают эти решения пока что элиты. И при этом чувствуют угрозу себе. Потому что знают: новый класс очень многое умеет. Например – сговариваться через слабо контролируемые властями компьютерные сети. 

При этом ему чужды архаические «морковки» монархии, скреп и псевдоэлитарности. Как и иллюзия обогащения на царевой службе. Ему не промоешь голову «Домом-2». Не отгородишь от мира. Даже не посадишь на пароход и не отправишь в дальние дали – нас слишком много. И наша главная ценность – свобода самореализации. Она – условие всего: и высокого социального статуса, и финансового благополучия, и уважения сограждан.