ОБ ИНФОРМАЦИИ
Информация правит миром. Это банальность, но сейчас она становится истиной. В человеческой истории стремление к свободе информации и её осуществление раз за разом становилась причиной революций и социальных преобразований. Кто-то сказал – Советский Союз победили ксероксы. Как говорится, в каждой шутке…
Студенческая революция 1968 года – результат появления FM-радиостанций. Раньше всё радио вещало на средних и длинных волнах. УКВ диапазон считался невыгодным из-за малого радиуса распространения радиоволн. Ан нет, эти «тактические» СМИ завоевывают массовую популярность. И начав с политики, с «народных новостей» и «народной музыки», создают рынок коммерческого радио, которое мы и сейчас слушаем в машинах и на работе.
Без радио были бы вряд ли возможны тоталитарные режимы XX века, полностью зависевшие от возможности доносить информацию одновременно до большого числа людей. Печатные СМИ тоже были крайне важны, они регулярно становились «не только коллективными пропагандистами, но и организаторами», но радио охватывало куда большие аудитории. Появление телевидения ещё более расширило и усилило контроль над массовым сознанием.
ХХ век – век тоталитарных СМИ. Не по содержанию, а по архитектуре. Тоталитарных – потому что один человек (или дорогая редакция, контролируемая государством или финансово-промышленной группой) придумывает информацию, а прочие потребляют без возможности выбора. Как спели Пинк Флойд: «Twenty channels of shit to choose from – двадцать каналов дерьма на выбор». В Союзе их было ещё меньше.
Тоталитаризм современных электронных СМИ не зависит от формы правления в стране и владельца канала. Одни вообще не допускают в своем вещании разные позиции, другие допускают – но они всегда живут в спектре, приемлемом для главного редактора и собственника. И это естественно: работа СМИ всегда носит авторский отпечаток. При этом интересные и нестандартные позиции часто отбрасываются, а содержание заменяется шоу. И тому есть экономическая причина.
«Дом-2», бессмысленная развлекуха, управляемый и заранее срежиссированный конфликт в рамках политических ток-шоу – вот формат современного телевидения.
Но как обеспечить равные возможности разным позициям? Сегодня модель работы телевидения предлагает лишь одно решение: специализацию каналов. Но это иллюзия выбора! Деление общества на тематические гетто, это всё тот же подход – «разделяй и властвуй».
Альтернатива рождается на глазах. Скоро обязательно появится самодеятельный телеканал, составленный из видеороликов, снятых пользователями Интернета. Россия – абсолютный чемпион в мире по времени, проведенному пользователями в социальных сетях. Угнетение традиционных СМИ ведет к тому, что интернет-проекты, сетевое телевидение и радио, библиотеки играют совсем другую роль, чем на Западе. Собственно, мы видели, какую роль в политической жизни в 2011-2012 годах сыграл маленький интернет-телеканал «Дождь». Живя в Украине, я вижу, как разнообразие таких же каналов, каждый из которых по-своему ангажирован, вместе дает людям объемную картинку. Но всё-таки индивидуальные каналы дадут больше.
Это накладывается на изменение способа потребления информации. Всё идёт к слиянию всех форм СМИ в универсальный формат. Появилась электронная бумага, на ощупь не отличимая от обычной, разве что чуть толще. То есть можно иметь одну газету, один журнал, одну книгу – но непрерывно обновлять их содержание. Книга может быть детективом, а через час – любовным романом. Любую работу из Ленинки можно получить в любой момент. Любую статью в газете и журнале можно проиллюстрировать видео. Повесил эту бумагу на стену – вот и телевизор. Рекламные билборды на улицах превратятся в электронные табло. Совсем большой экран – кино. Я уже не говорю о том, что мобильные телефоны, компьютеры и планшеты также сольются в одно устройство. Это не фантастика, а дело самого близкого будущего.
2.
В 2000 году я создал компанию «Аррава». Один из её главных проектов осуществляется на стыке компьютерных технологий и масс-медиа – интерактивное телевидение.
Его суть – телевидение становится двухсторонним. Вещатель знает, что смотрит конкретный зритель, и может формировать для него персональную картинку. Наша технология давала возможность каждому зрителю участвовать, например, в игре «О, счастливчик». Или решить в очередном сериале, жить или умереть рабыне Изауре.
Но венец всей технологии – концепция виртуального телеканала. Телевизор угадывает, что хочет смотреть зритель. Скажем, обычно первая передача у отца семейства – новости. Но он пропускает новости из мира финансов, а смотрит про внешнюю политику и сельское хозяйство. Любит российское историческое кино и матчи омского «Авангарда». ещё поглядим, с кем он дружит, и предложим передачи популярные у его друзей. В итоге зритель смотрит обычный канал; но – разный для него, супруги, детей и, тем более, соседей. Телевидение открыто, и никто не навязывает содержание – его диктует зритель.
Но у этой технологии есть и обратная сторона. Раз вещатель знает, что смотрит конкретный человек – он может делать далеко идущие выводы. Помните советский анекдот: «мужик включает первый канал – там Брежнев на трибуне. Переключает на второй – там тоже Брежнев. На третий – Брежнев. А на четвертом мужик в костюме пальцем грозит: “я тебе попереключаюсь!”». Да, двустороннее телевидение – это колоссальные возможности, но оно же – потенциальное средство для мыслеконтроля.
Видеодемократия… Вспоминаю «1984»: «За спиной Уинстона голос из телекрана всё ещё болтал, о выплавке чугуна и перевыполнении девятого трёхлетнего плана. Телекран работал на приём и передачу. Он ловил каждое слово, если его произносили не слишком тихим шёпотом; мало того, покуда Уинстон находился в поле зрения мутной пластины, он был не только слышен, но и виден. Конечно, никто не знал, наблюдают за ним в данный момент или нет. Часто ли и по какому расписанию подключаются к твоему кабелю полиция мысли – об этом можно только гадать. Не исключено, что следили за каждым – и круглые сутки». Тогда интерактивное ТВ – фантастика, а сейчас становится реальностью. Впрочем, все, кто используют Фейсбук, ВКонтакте и Одноклассников, уже живут в ней. Просто контролируют их выборочно – не всех.
Да и телефоны сейчас имеют функцию определения местоположения – мощнейший механизм информационного контроля, между прочим.
Кстати, в политику меня во многом привело интерактивное телевидение. 2001 год. «Аррава» встает на ноги. Технология в целом создана, и мы привлекаем второй раунд инвестиций. В проекте работает звездная команда: мудрый вдохновитель – Эдуард Сагалаев, оперативное руководство в руках Кирилла Легата, а за отдельные направления отвечают Дмитрий Дибров, Александр Гурнов и другие легенды ТВ. Главным инвестором развертывания проекта (создание технологии финансировал Ходорковский) должен стать создатель CNN Тед Тернер.
Мы с ним договариваемся в Атланте, ударяем по рукам. Тед летит в Москву, и как раз, пока он в воздухе, Путин начинает окончательный разгром НТВ. Тернер пытается стать посредником между «уникальным журналистским коллективом» и властью.
Ему обламывают рога. Он улетает. А в наш проект никто не инвестирует, опасаясь – как становится модно говорить – политических рисков. Тогда я клянусь, что сделаю всё, что смогу, чтобы ни в мои, ни в чьи-то ещё дела, государство больше не лезло. И иду в политику. Так что моя политическая карьера, можно сказать, начата НТВ.
А покончить с эрой тоталитарных СМИ будет одной из главных задач новой власти.
3.
Так получилось: у меня весомый опыт, связанный с развитием рынка СМИ. Первую половину своего срока я работал в Комитете по информационной политике (с 2011го возглавил подкомитет по инвестициям и инновациям в Комитете по экономике). Моя деятельность была связана с регулированием СМИ и Интернета и созданием цифрового государства.
Я глава профильного подкомитета, и меня очень сильно волнует свобода слова. Сперва наш комитет возглавляет Валерий Комиссаров – создатель «Дома 2», человек крайне разбросанных и многосторонних интересов, а потому для законодательства безопасный. При нем мне удается не пропустить ни одну репрессивную инициативу, что в изобилии поступали на наше рассмотрение. Но в 2011 году Вячеслав Володин обманом убирает Комиссарова из депутатов, и приводит на главу комитета своего человека – Сергея Железняка.
Железняк – это своего рода мой антипод, отражение через зеркало. Когда я смотрел на него, я видел Энакина Скайвокера, который, ведомый благими устремлениями, превратился в Дарта Вейдера*** Энакин Скайвокер, он же Дарт Вейдер – персонаж киносаги «Звездные войны». Он был обманут злым императором Палпатином, который посеял в его сердце страх и привел на темную сторону, сделав своим главнокомандующим, уничтожившим Республику и установившим галактическую диктатуру. Но благодаря своему сыну Люку, он смог вернуться на сторону Света и восстановить баланс добра и зла.***.
Когда мы встречаемся в первый раз, я про него знаю мало. Знаю, что он бывший военно-морской комиссар, закончивший киевское училище накануне распада СССР. А карьеру сделал, работая в московской рекламе – возглавлял крупнейшую сеть билбордов News Outdoor. Его партнером был сам Руперт Мердок*** Глава холдинга News Corp., владеющего консервативными медиа и таблоидами в разных странах мира.*** (отсюда и название компании), а Железняк одним из первых привлек в отрасль значимые инвестиции. Знаю, что он дружил с мэром Москвы Лужковым (отсюда и связи с Володиным – по линии лужковской партии «Отечество – Вся Россия») и, как говорят, в Думу его направили потому, что к нему много претензий у силовиков, и защитить его от ареста могла только депутатская неприкосновенность.
Так или иначе, вскоре после его назначения на пост руководителя комитета мы, наконец, познакомились в его новом кабинете. Два одинаково небритых мужчины отнеслись друг к другу прагматично.
– Премного наслышан, – протянул мне руку улыбчивый и симпатичный г-н Вейдер. – Рад наконец познакомиться лично!
– Взаимно, – осторожно сказал я.
Сели.
– Я, собственно, хотел узнать, как вы видите изменения в позиции комитета по регулированию СМИ и Интернета. У нас за три года уже несколько томов накопилось поправок в «закон о печати», и штук пятнадцать вариантов «закона об Интернете», – доложил я. Последний момент меня волновал особо сильно, конечно, поскольку моя согласованная с Комиссаровым позиция была – никаких «законов об Интернете» быть не должно, как нет законов о лопатах, ручках или проводах.
Железняк встал и уперся руками о стул.
– А вы? – немножко по-еврейски вопросом на вопрос ответил он. – Вообще, давайте на «ты»?
Я обычно перехожу на «ты» только с товарищами, но тут чувствую, что мы обязаны поладить – в интересах страны, конечно. В конечном итоге, три слова «товарищ матрос Железняк» были в моей голове крепко связаны ещё со школы.
– Сергей, дорогой, мы с твоим предшественником договорились, что должны быть крайне осторожными в правках в действующее законодательство. Тема деликатная, и надо тут без политики как-то, чтобы не навредить…
– Вот же ты как рассуждаешь! Ты же левый, знаешь, что печать, телефон, телеграф, то есть Интернет – это же ключевой вопрос! Но да, мы с тобой должны быть конструктивными. Страна не простит нам распрей! Ты человек разумный, я верю, что договоримся, – с энтузиазмом говорит Железняк. – Надо работать сообща!
Обычно, когда люди так говорят, то имеют в виду, что договариваться и работать будут на их условиях. Уж что-что, а это я знал твердо. Но я чувствовал, что собеседник – не просто едроссовский андроид, а человек с понятиями и логикой. И это внушало надежду.
– Смотри, сейчас на дворе март месяц. Выборы в декабре. С лета депутаты разъедутся. Давай сейчас запустим, наконец, все телекоммуникационные поправки – у нас висит закон об отмене роуминга, например – а потом, в новом созыве, будем думать про СМИ? – у меня были основания полагать, что «Единой России» придется несладко на грядущих выборах, глядишь, и пропетляем.
– Хммм, – задумался Железняк. По его реакции я понял, что «наверху» окончательного решения ещё нет. – А что за поправки, говоришь?..
В общем, тогда действующие законы устояли. Расправа над Интернетом отодвинулась на год. Отмену роуминга, впрочем, как и другие наши наработки, тоже не приняли – их Железняк со свойственной ему энергией пробил, но только в следующем созыве, после смены правительства.
За неудачной революцией декабря 2011 года приходит реакция. После воцарения Володина на месте Суркова в Кремле в 2012м, мой собеседник становится главной рукой Администрации президента в Госдуме, получив кресло вице-спикера, а фактически – серого кардинала российского парламента. Он – один из самых ярких голосов «Единой России» во время Болотных протестов. Как я в этом потом убедился в Киеве, в Украине в военно-политическом училище учили хорошо. Во всяком случае, Железняк был редким исключением среди единороссов, кто мог что-то внятно сказать по ТВ – человеческим лицом путинского «патриотизма». Вряд ли кто-то нанес больше вреда России, столь талантливо выгораживая перед гражданами лавину антидемократических поправок в законодательство.
Новая старая власть в Кремле отказывается от создания «самоуправляющихся» политических механизмов, чем занимался Сурков. Вместо них в ход идут информационные дубинки Володина. Настает период целенаправленного злоупотребления СМИ в политической борьбе. Возникает феномен сливных бачков имени Арама Габрелянова***Арам Ашотович Габрелянов (род. 1961) – российский журналист и издатель, председатель совета директоров ОАО «Редакция газеты «Известия», генеральный директор и президент издательского дома «News Media», президент холдинга «Балтийская медиа-группа», создатель таблоида «Жизнь», владелец футбольного клуба «Арарат» (Москва)***, с которым я, кстати, знаком и обсуждал эту ситуацию. Он искренне полагал, что он – нормальный журналист. В том смысле, что у него есть позиция. И явно мерил себя по Руперту Мердоку или Роджеру Айлзу*** Генеральный директор Fox News Channel с момента его основания. Медиаконсультант нескольких американских президентов-республиканцев.***. Те – за республиканцев, Буша и Трампа, а этот – за Путина. Что ж? Имеет право. У него ещё с питерских времен – с газеты «Жизнь» – выстроены отношения с силовиками. Те сливают ему эксклюзивную информацию, прежде всего приносящие прибыль жареные факты и фото звезд, но в том числе про оппозицию: кто с кем спит и так далее… Все прослушки и съемки – абсолютно незаконны. Но их публикация… «что в ней незаконного? – считает он. Это моя позиция!»
Я считаю право на частную жизнь неприкосновенным. Покушение на него со стороны СМИ в интересах государственных органов и спецслужб лишает журналистов нейтрального статуса и превращает в пропагандистов. Но сотрудники, которые тогда работают у Габрелянова и на НТВ, так не думают. И публикуют слитые им ФСБ материалы. Из-за этих «журналистов» в погонах многие мои друзья идут в тюрьму – как, например, Сергей Удальцов и Леонид Развозжаев.
С этой ситуацией надо было что-то делать. Похоже, Железняк тоже (или Кремль в его лице) считал, что что-то надо делать с белоленточной оппозицией в Госдуме.
Осенью 2012го, вскоре после окончания эпопеи с Координационным советом оппозиции и ареста Удальцова с Развозжаевым, мы снова встретились с ним для серьезного разговора.
– Привет, – сказал одетый в синий костюм в полосочку единоросс, указывая на стул за массивным столом в его новом кабинете в старом здании Госдумы. – Присаживайся!
Я присел. Принесли чаю с орешками.
– Слушай, я тут подумал, – начал Железняк, – что всё это слишком далеко зашло. Итальянские забастовки всякие… Какого черта твоих друзей к Таргамадзе этому понесло в Белоруссию, они что, с ума посходили? – выразил он наше общее мнение относительно арестованных левофронтовцев. – Они что, не понимают, что за ними минимум три спецслужбы следили? – как я вам сказал, Сергей был человеком не только понятийным, но и логичным. Правда, по моей информации, там было пять спецслужб, но разница не велика. Беларусов и россиян было вполне достаточно.
Я потянулся за орешками.
– Не хочу это комментировать.
– Естественно не хочешь. Потому что понимаешь, что это полная фигня! Ладно, что делать-то будем? Ведь скоро стенка на стенку пойдем!
Крыть опять было нечем.
– Мне кажется, Сереж, что тебе это лучше Габрелянову с Кулистиковым*** Влади́мир Кули́стиков — российский журналист, медиаменеджер, генеральный директор телекомпании НТВ с июля 2004 по октябрь 2015 года.*** сказать. Вряд ли мы владеем инициативой. А ещё лучше – своему шефу в Кремле, который их за ниточки дергает.
Он покачал головой.
– Это уже бесполезно. Посмотри на ваши выборы в этот, как его, Координационный Совет, да? Вы там сколько собрали, восемьдесят две тысячи голосов на всех? – судя по всему, Кремль внимательно следил за происходящим. – Ты же депутат, ты же сам понимаешь: это меньше одного избирательного округа! И начальник, – посмотрел он наверх – начальник к этому так и относится. Тьфу и растереть…
Я подумал, что, наверное, не совсем «тьфу», раз мы терли об этом в столь высоком кабинете, но в дискуссию решил не вступать.
– И что ты предлагаешь?
Сергей подался вперед и голос его стал максимально убедительным.
– Мне кажется, нам с тобой надо показать, что оппозиция может работать с партией власти конструктивно. Давай внесем несколько законов, с которыми мы оба согласны – с нашими двумя подписями. Проведем их, покажем, что это возможно. Тогда выйдем в следующем году на амнистию, – в 2013 году планировалась амнистия, посвященная двадцатилетней годовщине Конституции, – и вытащим ваших болотников. План?
Я подумал, что тут обязательно будет какой-то подвох. До сих пор «Единая Россия» относилась к участию других партий в законах крайне ревниво, настолько, что проваливала тексты с подписями конкурентов, чтобы потом перевнести их же за подписью своих депутатов.
– Какие законы?
– Главный – это «о национализации элит»!
Я сперва не понял, о чем он. Железняк объяснил:
– Я считаю, что надо запретить иметь иностранные гражданства и виды на жительства всем госчиновникам и депутатам!
Это была радикальная инициатива. По моим подсчетам, добрую треть фракции «Единая Россия» после этого можно было с чистой совестью гнать из Думы. Такая перспектива мне, безусловно, понравилась.
– И ещё перешлю тебе штук десять проектов, которые собираюсь вносить в ближайшее время. Отберешь сам, с какими согласен. Не важно что, тут важен факт! – продолжил мой собеседник.
У меня закрались сомнения. Я отставил орешки в сторону.
– Сереж, а ты с Кремлем-то это согласовал? Тебя же по головке не погладят!
– Победителей не судят. И вообще, сейчас будет линия на то, чтобы вносить законы от разных фракций, демонстрировать единство системных сил на фоне вас – неконструктивных…
И я подумал: попытка не пытка. Тем более, что закон «о национализации элит» был бы серьезным ударом по олигархической верхушке власти.
К сожалению, и в Кремле это понимали. Поэтому наш с Железняком проект выбросили, и внесли закон Яровой, который доводил идею до абсурда, ужесточая, но лишая всякого практического смысла.
Зато среди остальных инициатив, присланных Сергеем, я отобрал три или четыре закона, с которыми был согласен. Среди них – переделанные те сами поправки об отмене роуминга, закон «об отмене мобильного рабства», когда номер телефона мог ходить за абонентом при смене оператора, а также закон о запрете мата на открытых телеканалах.
Смысл действий Железняка, как я сейчас понимаю, был простой – либо, в случае успеха, он получал статус посредника между властью и несистемной оппозицией; либо, в случае неудачи, они получали новую возможность моей дискредитации силами «непримиримых» оппозиционеров, за взаимодействие с видным единороссом. Власть ничего не теряла в любом случае. Для меня же возможность вытащить друзей из-за решетки и создание возможностей для уличной оппозиции начать влиять на реальную власть – окупала все риски.
Процесс этот пошел, но закончился буквально через два месяца. Двумя ударами. С одной стороны, Навальный опубликовал расследование про дочерей Железняка, которые учились за рубежом – что было вполне нормально для успешного главы крупной компании с иностранным капиталом News Outdoor, но не логично для депутата Госдумы, много говорящего о патриотизме и автора закона «о национализации элит». С другой – в парламент внесли т.н. закон «Димы Яковлева», который зацементировал пропасть между системной и несистемной оппозициями. После чего все гадости, как и было предсказано, стали вносить одновременно представители разных фракций.
…И всё-таки мои впечатления о Железняке оказались верными. Когда его попытались заставить проголосовать за путинскую пенсионную реформу, он, будучи глубоко внутри человеком левых взглядов, отказался и был снят со всех постов. Он согласился возглавить поход против гражданских свобод, за закручивание политических гаек, за аннексию Крыма – но через пенсионную реформу он переступить не смог. Думский Дарт Вейдер, как и его киношный прототип, вернулся на сторону добра. Не слишком ли поздно?
4.
Что ж, когда на нас нападают прокремлевские СМИ, которые врут, копаются в грязном белье, становятся доносчиками для правоохранительных структур – это гадко и отвратительно, но неудивительно. Их бессмысленно считать журналистами – даже когда они изредка говорят правду, они все равно солдаты на войне, которую части собственного народа объявили власти России. Холодной гражданской войны. И на войне – как на войне.
Но тем более сильно меня задевает, когда методы врага используют свои, когда СМИ, претендующие на то, что они защищают последний плацдарм высоких стандартов свободы слова, применяют те же приемы, и так же легкомысленно относятся к опубликованному. Не так давно произошло событие, с этической точки зрения крайне неоднозначное. И даже сомнительное.
В центре его оказалось СМИ, которое я привык считать дружественным, и человек, которого я хорошо знаю. За которого сам когда-то ручался перед судом, когда он защищал Химкинский лес, и его судили, а мы его вытаскивали. Потом он оказался классным журналистом-расследователем. Я говорю о «Медузе» и опубликованном там расследовании Максима Солопова деятельности организации «Сеть»*** Дело «Сети» или «Пензенское дело» – дело об организации под названием «Сеть», ячейки которой (по версии ФСБ, поддержанной судами) существовали в Москве, Санкт-Петербурге, Пензе, Омске и Белоруссии. Девять молодых людей левых убеждёний из Пензы и Санкт-Петербурга были обвинены в том, что они создали террористическое сообщество, которое собиралось провести на территории России теракты, приуроченные к выборам президента и чемпионату мира по футболу, чтобы дестабилизировать обстановку в стране. Всего по этому делу были арестованы одиннадцать человек. По мнению ряда правозащитников и журналистов, уголовное дело было сфальсифицировано, а доказательства были сфабрикованы с грубым нарушением прав арестованных. В июле 2018 года российская делегация во время заседания Комитета ООН против пыток проигнорировала вопрос спецдокладчика Клода Хеллера о сообщениях о пытках обвиняемых и свидетеля по этому делу. В феврале 2020 года 7 обвиняемых были приговорены к наказаниям от 6 до 18 лет лишения свободы. Московский окружной военный суд в январе 2019 года признал «Сеть» террористической организацией.***, членов которой, по сфабрикованному уголовному делу незадолго до того осудили на чудовищные сроки лишения свободы – от 6 до 18 лет.
Скажу несколько слов о деле «Сети». Почему её члены попали «на радар»? Потому что силовиков в Москве, в Пензе, и везде в стране беспокоит существование радикальных групп левого и правого толка. Ведь обе идеи популярны. И, в отличие от либералов, эти ребята, тянулись к настоящей, а не словесной революционной работе. Я не знаю всех деталей, но, судя по доступным данным, «Сеть» – реально существующая революционная ячейка. её члены готовы на многое. В том числе – на борьбу. За это я их уважаю.
Их осудили по сфабрикованному делу. Это – в стиле российских силовиков. Они же часто за какой-то бред отправляют в суд тех, кого не за что судить. Потому что, во-первых, следователи слишком интеллектуально ограничены, чтобы доказать состав преступления, во-вторых, у них нет ограничений на применение пыток и выбивание показаний, а в-третьих, суд готов проштамповать любой предложенный ими приговор.
Вот и Максим Солопов – в прошлом член АКМ*** «Авангард красной молодежи» – коммунистическая организация в России, странах бывшего СССР и зарубежья, преимущественно молодежная. Основана в 1999 году.***, участник движения «красных скинов» и «Антифа», приверженец «демократического социализма» – говорит в своем расследовании о марихуане, которую они, по его словам, выращивали, чтоб добыть деньги на организацию (большого преступления я в этом не вижу, но уголовный кодекс считает иначе) и об убийстве, которое вроде бы совершил один из её членов, чтобы защититься от возможного предательства.
Было ли оно? Не знаю. Не располагаю фактами. Но логика революционной ячейки мне понятна. Они напоминают мне народовольцев, эсеров и знаменитого большевистского боевика Камо*** Камо – подпольная кличка большевика Тер-Петросяна А. А. (1882-1922) – профессионального боевика-революционера, создателя подпольных типографий, тайно перевозившего оружие и издания, проводившего экспроприации. Камо неоднократно бежал и организовывал побеги из мест лишения свободы.***… Допускаю, что эти бойцы могли бы действовать так же, как они.
Это – логика революционной борьбы. И когда в сторону этих революционеров кто-то начинает вздыхать: ах-ах-ах! как они, оказывается, ужасны – вздыхающим надо определяться: либо вы за режим, и – вздыхаете; либо за смену режима, тогда вы – за революционеров. Либо вам важнее принципы ненасилия, а будет режим или нет – дело второе, лишь бы никто не пострадал. Тогда молча сидите дома и мечтайте о его смене, потому что он стоит стране многих человеческих жизней. Причем гораздо большего их числа, чем существование этой боевой ячейки. Он убил больше людей в Беслане, в Украине, в Сирии, не говоря уже про социально-экономическую политику, из-за которой люди живут в нищете, спиваются, кончают с собой.
Тот самый Роджер Айлз, которого так уважает Габрелянов, сказал, что
«либерал – это тот человек, который хочет жить в будущем,
но слишком ленив, чтобы его построить своими руками».
Ленив, и боязлив, добавлю к этому. И не понимает и не любит тех, кто другой.
5.
В случае с делом «Сети» и расследованием «Медузы» мы имеем дело с острым этическим вопросом. Должен ли журналист публиковать полученную им общественно-важную (и, возможно, правдивую) информацию, в ситуации, когда публикация опасна для тех, кто борется с узурпаторами власти? Исходим из того, что журналист именно так оценивает действующий в стране режим и понимает опасность для фигурантов его статьи – уверен, что в случае с Максимом Солоповым это справедливо.
Думаю, этот поступок следует оценивать с точки зрения его результатов.
Результат первый – число цитирований «Медузы» подскочило. Из издания, попавшего на обочину мира СМИ, она на время вернулась в центр общественной дискуссии. Как бизнес-ход, шаг её издателей понятен.
Но неужто Солопов, левый активист, бывший сам под судом, не взвешивал политические последствия этой публикации для оппозиции, тем более для своих единомышленников по левому флангу, и ещё тем более – для людей, получивших большие приговоры по сфабрикованному делу, и сидящих в тюрьме? Не учитывал, как его статья повлияет на их судьбу? И приведёт к открытию (хорошо, если этого не будет) новых уголовных дел и удлинению сроков?
Если бы они были в безопасности, я бы сказал: да, есть разные точки зрения о допустимости методов, о которых пишет Солопов. И он может их публично обсуждать, исходя из своих взглядов на политическое насилие, а также – на легкие наркотики и финансирование революционной деятельности. Это была бы дискуссия, хотя и в ней я бы шифровал имена. Ведь иначе, как ни крути, а это – донос на членов революционной ячейки, стремящихся не к личному обогащению, а к благу страны.
Разве у спецслужб режима мало агентов, чтобы им ещё и помогать? И в левом движении тоже? Я дважды сталкивался с заказами спецслужб на разоблачительные публикации против меня. В 2002-2003 году в Лефт.ру, что ни месяц, выходила статья-расследование о том, как я скупаю КПРФ для Ходорковского и международной наркомафии. Доболтались даже до того, что я связан с убийством Кеннеди, хоть и родился намного позже его гибели. Бумага все стерпела…
Потом в 2014-2015 годах вышло расследование некоего Егора Путилова против «Левого фронта», которому тоже дало трибуну как бы оппозиционное либеральное СМИ Кольта.ру. Куча грязи обо мне и моих помощниках, живших за границей. Особо досталось Алексею Сахнину в Швеции. Цель – обвинить нас в связах с ФСБ и Кремлем, опорочить в глазах партнеров и помешать политической деятельности. Стандартная чекистская практика. Позже шведские правоохранители выявили подлог и заказчиков, даже ряд правых политиков в этой стране, давших Путилову в своих газетах трибуну, ушел в отставку, ложечки как бы нашлись – но осадок остался навсегда. Спецслужбы успешно сыграли на нелюбви либералов к левым. Всё это я понимаю.
Не понимаю «Медузу» и Солопова.
Резюмируя, скажу: очень важно, чтобы любой журналист понимал, что его тексты влияют на общество. А значит, как и врач, он должен руководствоваться принципом, который не прописан ни в одном законе: не навреди. Тебя могут явно и втемную использовать разные политические и полицейские силы. Ты можешь самым страшным образом ломать судьбы людей… Готовя к печати очередное разоблачение, думай не только про число «кликов», просмотров и «репостов». Думай про последствия!
Я не призываю ни к какой цензуре или самоцензуре. Напротив – считаю, что быть её не должно. Но призываю всех журналистов – и друзей, и врагов:
говоря, что думаешь – думай, что говоришь.
Мне кажется, если все мы будем так поступать, и когда говорим публично, и когда пишем в соцсетях, и когда выступаем в СМИ – то не будет повода принимать ограничительные законы. И жить всем будет легче.
6.
Гонка СМИ за формальными показателями – обратная сторона их зависимости то финансов. Зарабатывать, играя на инстинктах толпы, страхах и предубеждёниях читателей и зрителей, всегда проще, чем формировать их вкусы и вести за собой. Давать отфильтрованную информацию, которую люди хотят и готовы услышать, гораздо выгоднее, чем говорить часто горькую правду.
И все-таки я всегда хочу верить, что каждый человек внутри добрый и хороший, и надо ему помочь раскрыться, сняв с него груз обстоятельств и внешних ограничений. Верю, что если редактор издания или продюсер канала не должен ежесекундно думать о доходах, то он будет меньше ставить заказных материалов, меньше прогибаться под власть, и больше творить, исходя из своих искренних представлений о добре и зле.
Система финансирования СМИ – ключевой вопрос для решения вопроса свободы слова. Путинская власть прежде всего ударила в эту точку для установления своего контроля. Буквально первое решение нового президента после инаугурации в 2000 году была кампания против медиамагната Гусинского, владевшего НТВ; вскоре за ним последовал Березовский, владевший ОРТ. Остальные быстро приняли новые правила игры: обеспечивать лояльность журналистов своими деньгами, которые за это будут давать зарабатывать на других проектах. В итоге формальных собственников СМИ в стране очень много, но реально за всеми ними стоит Кремль.
Отечественные либералы-мечтатели своим идеалом рынка СМИ видят Америку; либералы-прагматики больше вспоминают 1990е годы в России, или указывают на современную Украину. Все эти примеры объединяет одна и та же по сути модель – масс-медиа принадлежат конкурирующим между собой бизнес-группам, и при наличии сильных антимонопольных ограничений (один хозяин – один телеканал и одна газета) вроде как государство не может установить цензуру и ограничить свободу слова.
Это правда: в условиях свободной конкуренции государство перестает быть цензором, и становится лишь одним из равноправных источников информации. Вот только я постоянно вижу примеры, что такое устройство доступа к новостям не решает основной проблемы – замены промывания мозгов честной и объективной журналистикой.
Вспомним 1996й год в России, президентские выборы. Ельцин против Зюганова. Власть слаба и вообще не может никому ничего приказать. Однако перед угрозой победы коммунистов весь крупный бизнес объединяется и подконтрольные ему журналисты (почти все журналисты страны!) с утра до вечера промывают мозги доверчивым гражданам. Открыто лгут, манипулируют, нарушают законы о СМИ и о выборах. Совершенно добровольно, безо всякой цензуры.
В другом конце света двадцать лет спустя, в Америке при Трампе, очень похожая ситуация. Избранный вопреки всему президент не нравится элитам, и вызывает резкое отторжение у многих представителей нового класса, к которому принадлежит большинство журналистов. И результат такой же, как в России 1996го: успешное солидарное уничтожение одного из участников выборов временно объединившимися конкурирующими холдингами, посчитавшими, что он для них неприемлем.
Думаю, многие из читателей тут пожмут плечами и скажут: «так благое же дело сделали в обоих случаях, негодяев победили!». Хорошо, возьмем ещё один пример: постмайданная Украина. Про ситуацию в стране можно много чего сказать нелицеприятного, но одно несомненно: в стране нет цензуры, и СМИ работают свободно. Свобода слова абсолютна, политики ей упиваются в бесконечных ток-шоу, ставя самые острые вопросы к власти и друг к другу. Все против всех, запретов и табу нет, все подвергается сомнению и вытаскивается на свет. Мне даже кажется, что этой свободы слишком много, вытащенные на свет язвы общества деморализуют нацию и друзей Украины; но возможностью всё это обсуждать граждане страны действительно дорожат. И что же? А то, что как только дело касается реальных реформ в интересах простых людей, как непримиримо враждующие между собой владельцы медиахолдингов объединяются, чтобы утопить тех, кто посягает на сложившийся статус-кво. Делают черное дело, и потом опять обливают друг друга грязью на глазах изумленного мира.
Нам нужна объективная информация и свобода взглядов,
а не свобода собственников СМИ.
Я бы предложил для поддержки СМИ создать целевой фонд, куда бы шла фиксированная часть от наших налогов, аналогично фонду общественного телевидения в Великобритании. То есть чтобы все граждане страны понимали, что мы скидываемся на свободу слова. И любое СМИ получало бы автоматически финансирование из этого фонда, пропорциональное числу своих подписчиков (зрителей, читателей). Региональные СМИ побольше (у них меньше потенциальная аудитория), федеральные поменьше. При этом чтобы это финансирование было безусловным – не какие-то там заявки и решения чиновников, а чисто механически: раз в квартал сдал отчетность по числу читателей и получил деньги на счет. Все это, разумеется, не мешает СМИ быть частным или государственным, делать какие угодно дополнительно услуги, собирать деньги за подписку или рекламу. Но уже даже лишив медиа всех дополнительных источников финансирования, ни власти, ни бизнесу его не удастся задушить. Что нам и требуется.
7.
В заключение скажу, что надо честно признать:
даже если мы достигнем абсолютной свободы для журналистов,
мы ещё не обеспечим существование каждого гражданина
в объективной информационной картине.
Мы видим сейчас на примере полностью свободных социальных сетей типа Фейсбука, что в ситуации неограниченного выбора между ничем не ограниченных источников информации происходит сборка читателей вокруг тех авторов, которые, во-первых, пишут наиболее радикально (т.к. это «интереснее»), во-вторых, говорят то, что читатели хотят услышать (т.к. это вызывает больше доверия, не требует соглашаться ни с чем таким, что изначально не входило в сформированную в голове читателя картину мира). В итоге сознание граждан дрейфует не в сторону центристского, компромиссного взгляда на вещи, а наоборот – в максимально удаленные от консенсусных точки. Образуются «информационные пузыри», фан-клубы или даже секты определенных мировоззрений. И чем более тоталитарный и жесткий взгляд предлагается читателям или зрителям, тем больше народа втягивают в себя эти пузыри. В России есть кремлевский пузырь, в котором внутри ещё булькает несколько зловонных конспирологических клоак; есть пузырь Навального; есть пузыри всевозможных антипрививочников и прочих сторонников теорий заговора против российского народа.
Полностью свободные СМИ, не ограниченные никакими сложными интересами своих акционеров, тоже будут формировать свои пузыри вдали от золотой середины, и зарабатывать на этом. Современная российская телепропаганда унаследовала не жесткую схему работы Гостелерадио СССР, а «альтернативную правду», придуманную уже упоминавшимся мной Роджером Айлзом для телеканала Фокс в цитадели демократии и свободы слова – Соединенных Штатов. Конечно, эта заморская блоха была творчески подкована и откормлена на отечественных хлебах, но суть её от этого не изменилась. Правда, в Америке собственник в конечном итоге (в лице бывшего шефа тов. Железняка г-на Мердока) все-таки взбунтовался и выгнал Айлза; но его команда вся осталась, что не может не вдохновлять наших отечественных вечерних мудозвонов*** «Вечерний мудозвон» – песня Бориса Гребенщикова, которую телеведущий телеканала Россия Сергей Соловьев принял на свой счет, после чего она стала коллективным названием всех российских телепропагандистов.***, уверенных, что они без работы не останутся при любом начальнике.
Впрочем, как говаривал один российский президент, «свобода – лучше, чем несвобода». Так что стоит попробовать уйти и от государственного, и от олигархического диктата, и посмотреть, что из этого получится. Думаю, хуже точно не будет!
