О КОЛЛЕКТИВЕ

Кто-то за стенкой поет в душе. Кто-то – спорит с женой. Кто-то занимается любовью. Кто-то – смывает унитаз. Мы слышим отзвуки самых интимных моментов жизни по утрам и вечерам. Каждый день стоим в метре друг от друга, разделенные стеной. Живем годами на одной лестничной клетке, но не видим друг друга. Вдумайтесь: знать такие интимные подробности о человеке – унитаз, песня, секс – и никогда не видеть его лицо. Встретить, и не знать, что это он каждый день стоит в метре от тебя, спит с тобой под одной крышей.

Но это не страшно – что город ломает привычные связи, и люди больше не дружат домами, лестничными клетками, дворами. И не страшно, если б все знакомились так, как сегодня, в основном, предлагает город, а скоро превратит этот способ знакомства в единственно возможный. Способ, не связанный с географией. Снимающий сожаление о том, что так и не узнаешь: кто там стонет за стенкой. Атрофирующий желание знать их в лицо. Я говорю о профессиональных контактах.

Сослуживцы становятся нашей семьёй.

Наша собственная семья уходит на второй план.

Самый большой миф о России – что мы коллективная страна. Нам с детства об этом твердят. Кто – гордо. Кто – сожалея. Гордо – потому что бьем кулаком, а не растопыренной пятерней. Сожалея – потому что люди боятся взять на себя ответственность и возвысить свой голос.

Неужели возвысить голос и сказать «нет» можно только если ты не один? Помню страх остаться одному, когда в 2008м мы на фракции решали: поддержать ли назначение Путина премьером? И я один был против. И когда голосовали в первом чтении позорный «закон Димы Яковлева». И я один сказал «нет». Казалось, меня осуждают даже стены.

Сопротивление – командный вид спорта.

Самая большая разница между Россией и Западом – в отношении друг к другу, в мере коллективизма. Попробуй в Европе тронуть права рабочих какого-нибудь предприятия – забастует вся страна. Мы любим говорить «один за всех, все за одного», а они не говорят, а делают. Кто-то отлично сказал про нас, русских: в драке не выручат, в войне победят. Я драться не люблю, по-серьезному один раз в жизни дрался, со скинхедами, но чувство единства и взаимопомощи с соратниками навсегда с тех пор вбито под кожу.

2.

Нашу идентичность, идентичность народов, живущих на территории бывшего СССР, разрушили в конце 1980-90х годов. До того мы были великой нацией. её называли советской. Предыдущий вариант национального сознания рухнул в ходе революции 1917го, уплыл вместе с ура-патриотическим подъемом Первой мировой войны на философском пароходе за океан.

И я о нем не слишком жалею. Как-то, году в 2010м, я выступал на конференции в американском Бостоне. И у нас случилась забавная полемика с президентом Гарварда Ларри Соммерсом, записным неолибералом, который в бытность министром финансов США стал вместе с Анатолием Чубайсом одним из архитекторов российской модели приватизации, а заодно и невольным крестным отцом вала коррупции, захлестнувшего страну. Так вот, после моего выступления, перетащившего на мою – левую, о чем, правда, никто не знал – сторону большинство аудитории, ко мне подошел очень импозантный старик в клубном пиджаке с золотыми пуговицами.

– Илья Володимирович, – он забавно произнес моё отчество именно так, Володимирович, – разрешите пригласить вас выпить! – сказал старик, не представляясь. Его русский был столь безупречен, что стало ясно: мой собеседник из «бывших», бежавших в Штаты.

Заинтригованный, я последовал за ним в бар. Он долго выбирал лучшее место:

– Two vodkas, please! – обратился он к официантке, не спрашивая меня. Вдруг его осенило, что это не совсем вежливо: «Мы же с вами водочку будем, как все русские люди? – Только вы пожалуйста, охладите рюмки, как следует! – это уже официантке. Хоть бар был дорогим, водку в Америке пить не умеют и потребляют как виски – со льдом и с содовой.

– Разрешите представиться, – наконец сказал старик, называя известную дореволюционную фамилию. – Предводитель дворянства Североамериканских Соединенных Штатов. Увидел сегодня ваше выступление, и понял: наша миссия выполнена. Матушку-Россию есть кому передать… – тут принесли водку. Он поднял рюмку, вздохнул, задумался на несколько секунд. За эти секунды, уверен, перед его глазами прошла вся история XX века. – Илья Володимирович, я бы хотел с вами выпить на нашу Россию… – и далее звучно, на весь бар: Россию без жидов и большевиков!

В общем, уж лучше вы к нам. Похоже, гражданская война закончилась не для всех.

СССР отличался от дореволюционной России, как США – от Британии. Вроде язык тот же, и люди, а страна другая. Нация другая. Эксперименты 1920х в области живописи, литературы, поэзии, кино, театра, несмотря на последующую реакцию, и впрямь сформировали нового человека. Далекого от идеала, но точно другого, чем до революции.

Сейчас мы во многом похожи на Америку.

Мы – две уникальные синтетические нации, рождённые в невиданном в человеческой истории плавильном котле.

3.

Сотни народностей, десятки религий и верований, неизбывные пространства роднят нас. Наша Сибирь – это американский дикий Запад, край первопроходцев. У нас есть свои индейцы – северные народы (правда, к ним мы отнеслись не в пример более бережно, чем американские колонисты). Особая тема – параллели между старообрядцами и пуританами, распространяющийся в Восточной Сибири протестантизм. А символизм цифр: в Америке рабство и в России крепостное право отменены в одном и том же 1861м году!

Мало кто знает, но символ русского флота – крейсер Варяг – построен в Филадельфии. И в 1917м за долги реквизирован англичанами и продан на металлолом. Вообще мы часто были вместе с американцами против англичан.

Однажды ко мне через друзей обратился В. – известный американский кинопродюсер и сценарист. У него оказалась степень по… русской истории! С горящими глазами он рассказал мне потрясающую историю.

Когда началась война за независимость США, английский король Георг III начал сколачивать коалицию против повстанцев. Ключевая роль в ней отводилась России – Франция, Голландия и Испания, как исторические соперники Англии, поддерживали колонистов, германские княжества встали под знамена Георга, но были слабы, и только Екатерина II могла послать дееспособную армию.

– Представь себе, что Бенджамин Франклин, – рассказывал В. – в самом начале войны послал своего бойца в Россию с задачей втереться в доверие к Екатерине и убедить её соблюдать нейтралитет в конфликте. Тот вступил в русскую армию, воевал с турками, и привлек внимание императрицы, которая, как известно, интересовалась видными мужчинами. Но когда их роман достиг кульминации, боец раскрыл суть своей миссии, и признался, что дома его ждет невеста. Екатерина оценила его верность и отпустила несостоявшегося фаворита домой. Россия осталась нейтральной, Англия проиграла, на карте мира возникли США.

Я не знаю, правда это или вымысел. Думаю, вымысел, но хотелось бы, чтобы так оно и было. В. издал книгу с этой историей. Фильм по ней пока не вышел (хотя, по его словам, он уже договорился об участии с Анжелиной Джоли и Брюсом Уиллисом) – тема нашей общей с Америкой истории вышла из моды. Но осознание того, что самим своим существованием наш главный соперник последних лет обязан России, не скрою, греет мою душу.

И действительно, общий язык с английской аристократией, не породнившись с ней, найти можно лишь от случая к случаю. А Штаты, как и Россия, состоят из простых людей, предков которых долго прессовали их родные государства. Только в Америку люди переехали, а из России очень долго бежать было некуда – вот и вся разница.

4.

Может, поэтому единственное серьезное отличие наших обществ в том, что США, как страна эмигрантов, собранных с бору по сосенке со всего мира, не в пример нам способны объединяться вокруг общенациональных проблем. Порой – на грани помешательства.

Одна из таких историй, очень полезная для понимания современного американского общества, произошла в 1994 году. Одним прекрасным летним калифорнийским вечером была убита бывшая жена известного чернокожего актера О. Джея Симпсона. Обстоятельства были, в общем-то, несложными: её убили вместе с любовником, орудием был нож, который за три недели до того купил в магазине Симпсон, плюс нашли две окровавленные перчатки, принадлежащие актеру – одну на месте преступления, а другую рядом с тогдашним домом О. Джея. Вроде бы – дело очевидное. Ан нет.

Суд тянулся девять месяцев. И вся страна ежедневно – я не преувеличиваю – по всем телеканалам обсуждала, убил Симпсон жену или нет. Разбирали мельчайшие детали их семейной жизни. Адвокаты сделали невозможное. Актера оправдали, хотя по опросам 73% американцев сочли его виновным. И тут родственники погибших подали на него гражданский иск. И выиграли 33 миллиона долларов компенсации – при том, что уголовный суд признал его Симпсон невиновным. О. Джей разорился, ролей ему не давали, он связался с уголовным миром и получил пожизненное заключение за… мелкую кражу. Общество сочло это справедливым.

Америка – страна здравого смысла, приоритета общественного мнения и сильных семейных ценностей. Она вся как большая семья, и внутренние конфликты разбирает, как в семье. И по той же причине готова защищать своих граждан в любой точке света, просто потому, что они американцы – члены семьи. Тот, кто их обидит, дня не проживет. Мы должны так же. И это придет. Но не через государство, а через отношение друг к другу.

5.

В 1990х годах я работал в «Шлюмберже» – нефтесервисной компании, мировом гиганте и лидере в этой области. Она присутствует практически по всему миру, все её уважают, и если ты в ней работал, тебя, без сомнения, возьмут в любую нефтяную компанию. Работа в ней сильно повлияла на мою жизнь.

Есть компании, организации, коллективы, опережающие своё время. В них не ломаются привычные вертикальные связи. Их просто нет – с самого начала. Нет иерархии – лестницы, поднимаясь на ступень которой, ты становишься выше и получаешь больше голов в подчинение. Но есть горизонтальные сцепления – очень прочные, подвижные, похожие не на звенья цепи, а на соединенные пружины. Фактически – семья. Для каждого нового задания образуется новое сцепление. В нем ты можешь стать центральным, только если выполняешь задачу лучше других. Сделав одно дело, приступаешь к другому, но в следующем сцеплении центральным может стать тот, кто был подчиненным в предыдущем. Короче, все зависит от компетенции. Человека с лучшими знаниями по проекту могут вызвать из Томска и отправить в Индонезию. И наоборот.

Мы жили в армейской атмосфере, зная, что нас могут в любой момент выдернуть, и мы поедем. Поселимся не в самой лучшей гостинице, обедать будем – не в лучших ресторанах. И вообще, не в ресторанах. Зарплату получим небольшую, и мало командировочных, и пройдем вот такую суровую спартанскую школу жизни. Но всё это, как я уже сказал, мощно компенсировалось – мы видели мир и нас брали на работу в любую нефтяную компанию. Когда наваливалась усталость, сотрудники мрачно шутили: «Самое дорогое, что у компании есть – это люди. Поэтому на них она и экономит».

Однажды из Бомбея выдернули Сатиша… Сатиш – индиец, большой специалист и честный человек. Как он сам про себя говорил: логотип компании стоит у него на трусах. Правда, я не проверял.

Прилетел он в Нефтеюганск. Тогда я уже работал в ЮКОСе, но оставил за собой сборную команду лучших специалистов «Шлюма», задачей которой было реализовать контракт на два миллиона долларов – обеспечить прозрачность работы ЮКОСа, вплоть до последней скважины – Ходорковский серьезно боролся с коррупцией и разгильдяйством.

Мои ребята снимали четырехкомнатную квартиру на окраине Нефтеюганска за сто долларов. Сейчас на эти деньги даже комнату не снимешь, но и тогда в такой бюджет мы уложились каким-то чудом, уломав хозяйку. Мебели не было, кроме одной табуретки. Спали на матрасах по два человека в комнате. Из кранов шла вода густо-шоколадного цвета. Она воняла. Квартиру пропитали её болотные пары. Нам не хватило пятидесяти долларов, чтобы снять квартиру с фильтрами на кранах. ЮКОС оплачивал мне первоклассную гостиницу, но люди, жившие в той квартире были моей командой, и я жил с ними – из солидарности. Из субподрядчика я перешел в статус заказчика и мог позволить себе гораздо больше, чем эта дыра на окраине. Но невертикальные сцепления, которые образовались между нами за время работы в «Шлюме», сделали нас семьёй.

И вот в Нефтеюганск из Бомбея прибыл Сатиш. Он тоже, как член семьи, не поехал в гостиницу, хотя, как большой человек – мог. Мы привезли его в эту квартиру, и, как начальника, посадили на единственную табуретку. А сами сели на полу в круг на него полюбоваться, открыли пиво. Любовались недолго, ножка табуретки подломилась, Сатиш грохнулся на пол. Первым заговорил руководитель нашей команды Юра Насонов из Тюмени. Он сдержанным тоном спросил: «Сатиш, дорогой, ну как тебе наша квартира?» Сатиш, сидя на полу, обвел наши сероводородные стены оценивающим взглядом и невозмутимо произнес: «Эх, ребята, вы не жили в трущобах Бомбея…».

Эти слова стали нашим девизом. В какие бы несовместимые с комфортной жизнью условия мы ни попадали, они по любому были лучше трущоб Бомбея.

6.

Иногда я чувствую, что сам родился в трущобах Бомбея. Рассказ об этой истории про Нефтеюганск отвратил от меня несколько финансовых воротил, не понимающих, зачем надо жить вместе со своей командой, если есть классная гостиница. Тем не менее, я люблю её рассказывать. Сейчас я живу рядом с людьми, которые бы и часу не провели в такой квартире. Они считают, что если человек себя не ценит и не может сказать «нет, я туда не поеду!», с ним не надо иметь дела. Он не будет ценить деньги. И они правы.

Мне нравятся люди, которые умеют ценить жизнь, разбираются в дорогом вине и имеют силы выбраться из смердящей трущобы. Но предпочитаю я тех, кто готов отказаться от комфорта ради цели, идеи или просто в интересах дела. Мне не нравятся те, для кого комфорт – самоцель. В общем, правы финансисты, деньги я не ценю. Вернее, ценю их, как инструмент, с помощью которого можно чего-то добиться. Сами по себе они для меня не ценность.

Моя главная ценность – большая семья, не только родственников, но и друзей, коллег, соратников и сторонников.

Изменившаяся, построенная по иным принципам, но по-прежнему составленная из людей, ради которых ты готов чем-то жертвовать.