О ПРИНЦИПИАЛЬНОСТИ

Мы начали войну. Я и мой друг депутат Дмитрий Гудков. Но не подумайте – не друг с другом. А с коррупцией в Госдуме. Было это осенью 2011 года.

Я никогда не считал жанр разоблачений своим. Когда толпа кричит «ату! Распни его!», даже если по делу, я испытываю чувство брезгливости. Когда очередной Навальный талантливо разоблачает очередного Пехтина или, прости господи, Малышеву, я-политик радуюсь, а я-человек стараюсь отойти в сторону.

Конечно, ассенизаторы нужны. Но меня к этой работе не тянет. Мне не нравится ломать, пусть это даже судьбы врагов, я предпочитаю строить.

В детстве родители очень переживали из-за моей увлеченности пионерией и политикой. Они боялись, что из меня вырастет Павлик Морозов. Не то, чтобы кто-то опасался, что я побегу сдавать в КГБ папу и маму, иногда прятавших в нашей коммуналке близ Московского Университета друзей, руководство армянского оппозиционного комитета «Нагорный Карабах»; но всё-таки концепцию «цель оправдывает средства» они хотели из меня надежно выбить. И потому мы ходили в кино, смотреть знаменитые перестроечные «Плюмбум» и «Чучело», «Курьер» и «Покаяние».

Почему-то особенно мне запал в душу фильм Говорухина, снятый по роману Агаты Кристи «Десять негритят». Там некто собирает на необитаемом острове десять преступников, каждый из которых избежал правосудия. И убивает одного за одним, а они не могут понять, кто это делает. В итоге оказывается, что их палач – бывший судья, который тоже когда-то – случайно – совершил преступление, отправив на смерть невиновного. И, перед тем как застрелиться, он говорит:

«только тот имеет право судить других,

кто в состоянии осудить себя сам».

В другой книге сказано ещё четче: «не судите, да не судимы будете».

Но в случае с Гудковым дело было в другом. Нельзя было оставить безнаказанным изгнание Геннадия Владимировича, отца Дмитрия, из Госдумы. Изгнание по наспех состряпанному несправедливому обвинению. Гудков-старший виновен в том, что занимался когда-то бизнесом? Так ведь и многие единороссы-депутаты виновны в том же! А также в злостной неуплате налогов, участии в коррупционных схемах, использовании служебного положения в личных целях. В общем, в том, что жулики и воры.

И мы стали искать данные о самых отличившихся представителях «Единой России». Дмитрий собрал первую порцию данных, я же придумал название кампании – «Золотые крендели России», по названию одного из предприятий, принадлежавших автору печально знаменитого закона о капитальных ремонтах жилых домов Алене Николаевой.

Скандал получился колоссальный! Мы смогли наполнить тезис о «жуликах и ворах» реальными фактами и доказательствами. Какое-то время спустя нашу идею подхватила широкая интернет-общественность во главе с Алексеем Навальным, начав с одного из «кренделей» – видного деятеля «Единой России» Пехтина, и я вздохнул с облегчением, что больше этим заниматься не нужно.

Важно отметить, что мы с Димой не ограничились партией власти. Мы работали честно. Однажды мне принесли солидную папку по депутату от КПРФ. Факты были убийственными – он не только активно занимался бизнесом, но и был причастен к сомнительному захвату одного из московских предприятий. В прокуратуру не понесешь, но мерзко. Я отнес папку Зюганову и попросил разобраться. Прошло немного времени, и депутат добровольно сложил мандат. Как и несколько единороссов. Другие же стали сопротивляться.

2.

Но одна порция материалов меня очень огорчила. Она касалась депутата А., которому я симпатизировал, хоть он и был единороссом. Это был его первый созыв, до Думы он возглавлял крупное предприятие. Заслуженный человек, спецназовец, прямой, конкретный мужик. Настоящий русский офицер, служил всю жизнь Отечеству, выполнял присягу. Зачем-то полез в политику. Говорил: меня пацаны уважают, продвигают, так хоть деньгами родному городу помогу, а то разруха на каждом углу. Я там был не один раз и подтверждаю: и за углом тоже.

Говорил он искренне и даже страстно. Но при этом оказался видным фигурантом списка «золотых кренделей» – грубо нарушил закон, став депутатом, и вовремя не оставив пост главы предприятия. Он много и неумело оправдывался, только ухудшая ситуацию. Тем более, что у его «пацанов» явно оказались влиятельные недоброжелатели, которые через Сеть регулярно подкидывали дров в костер разоблачений.

Я отыскал А. в зале пленарных заседаний Думы:

– Пойдем, рюмку чаю выпьем, поговорим.

Рядом с залом в закрытой для посторонних глаз зоне есть буфет. Там проходят все ключевые консультации между депутатами разных фракций. Не знаю, есть ли там прослушка, если нет – я сильно разочарован в ФСО. Короче, туда мы и направились.

– Дорогой, плохие новости для тебя. – говорю, – Смотри, что прислали.

И показываю копии документов, грозящих изгнанием с позором из Думы. Если, конечно, на то будет воля Администрации президента.

Я мог ему ничего не показывать. Это бы ни на что не влияло. По-человечески происходящее было мне неприятно. А. реагирует обреченно:

– Пусть юристы разъясняют. Мне уже всё равно.

Он тяжело вздыхает.

– Илья, вот ты политик у нас, – продолжает (а по моему глубокому убеждёнию, любой парламентарий автоматически становится политиком. Но единороссам удобнее считать себя ничего не решающими винтиками. И это близко к правде. Их мнение их начальники явно спросят даже после моего). – Так вот и скажи, за что мне всё это?

Интересно, а на что они все рассчитывают, когда голосуют за свои законы? Что про то, как и какую жали кнопку, никто не узнает? Я стал объяснять это А. Но ему надо было выговориться. И моя жилетка оказалась самой подходящей.

– За что мне всё это? – повторил он. – Я был уважаемым человеком. Меня любили. Я приносил в город деньги. Сын мной гордился!

Мрачно глядя в чашку, А. выпил.

– А сейчас? Да я домой стараюсь ездить реже. Жена запилила: зачем ты в этой партии за всё это голосуешь! – я про себя отметил, что он не первый день в «ЕР», но региональные боссы редко себя отождествляют с голосованием их собственной партии в Думе.

– Сына избили, – сказал он главную новость. – Он боксер вообще-то. А тут начали дразнить всем классом: «сын жулика и вора». Он – в драку… Сторониться меня стал, на соревнования один ходит. Представляешь? А какой я жулик и вор?! Я ж офицер!

– Так уходи, чего сидишь тут? А хлопнешь дверью – восстановишь уважение. У нас народ обиженных и раскаявшихся любит, – вспоминаю я Ельцина и Ксюшу Собчак.

– Не могу. Пацаны не поймут. Они вписывались, договаривались, – приоткрывает А. единороссовскую кухню выборов. Не знаю насчет воровства, но что-то жульническое в этом точно есть. – И знаешь, что самое обидное? Никому дать по морде не могу! А ведь стою утром перед зеркалом, и прям кулаки сжимаются!

И я ясно вижу: А. – хороший человек, но слабый, хоть и офицер. У него много самооправданий. Они работают, пока система стабильна. Как только она начнет рушиться, у него появятся другие оправдания – почему надо перейти на сторону новой силы.

Я хорошо это понимаю. Ничего нового здесь нет. Особенно, если учесть, что с «Единой Россией» его не связывает никакая идея. Так что если новая власть не станет сильно задевать его деловые и жизненные интересы – переметнется тут же. Возможно, даже предложит ей выгодные ходы.

3.

История не знает примеров успешных революций и мирных преобразований, которые бы делали только люди, не связанные с действующими элитами.

В какой-то момент обязательно появлялись «спецы», перешедшие на сторону победителей. Не хочу называть всех их крысами, но именно они первыми бегут с тонущего корабля и ищут себе новое судно для путешествий.

Таким, как А., надо дать шанс перейти на сторону добра. Людей, оправдывающих себя лучшими побуждениями, очень много. Я категорически против всепрощения, но и национально-партийное шельмование недопустимо. Его не должно быть. Пусть каждый решает: с кем он. Поддерживает эту систему, или за новую власть, власть без коррупции?

Повторяю: я далек от идей всепрощения. Урок 1991 года у нас перед глазами: люди хотели избавиться от прогнившей и лживой элиты, прикрывавшейся коммунистическими идеалами, и сохранить великую страну. В итоге СССР развалили, а элита осталась: её самую идейную и наименее «гибкую» часть система вытолкнула, а остальные отказались от этических ограничителей и возглавили процесс приватизации народных богатств

Тогда можно было повернуть ход истории, но для этого пришлось бы провести люстрацию – ограничить в правах старую элиту. Подчеркну: это не означает огульные посадки и «охоту на ведьм». Люстрация – это компромисс, договоренность: вы больше не лезете нами управлять, а мы не интересуемся делами, что вы делали, когда были у руля. Она не может быть выборочной, а должна охватить всех людей определенного добровольно полученного ими статуса: скажем, в 1991м это могли бы быть члены и сотрудники аппаратов комитетов КПСС всех уровней.

Уровень противостояния и взаимного недоверия в обществе сейчас превысил все разумные пределы. Восстановить доверие граждан к бюрократам без люстрации невозможно. Но надо сделать всё, чтобы как можно больше чиновников, функционеров и прочих слуг власти одумалось и перешло на сторону добра. Им нужно протянуть руку, не прикрываясь ложной принципиальностью.

Тонкая грань между принципиальностью и сектантством – известная проблема

политиков всех времен. Ленин писал: «все грани, и в природе, и в обществе подвижны и до известной степени условны… В практических вопросах политики каждого исторического момента важно уметь выделить те, в которых проявляется главнейший вид недопустимых, предательских компромиссов и на разъяснение их, на борьбу с ними направить все усилия… Вести войну в сто раз более трудную, длительную, сложную, чем самая упорная из обыкновенных войн между государствами, и наперед отказываться, при этом от лавирования, от использования противоречия интересов (хотя бы временного) между врагами, от соглашательства и компромиссов с возможными (хотя бы временными, непрочными, шаткими, условными) союзниками, разве это не безгранично смешная вещь?

Разве это не похоже на то, как если бы при трудном восхождении на неисследованную ещё и неприступную доныне гору мы заранее отказались от того, чтобы идти иногда зигзагом, возвращаться иногда назад, отказываться от выбранного раз направления и пробовать различные направления?».

У швейцарского писателя Анри Амьеля на эту тему есть очень верная мысль:

«Более всего мы недовольны другими, когда недовольны собой.

Сознание вины делает нас нетерпимыми».

Это правда: мы все – единороссы, оппозиционеры, аполитичные граждане – в равной мере отвечаем за то, как живем. Одни виноваты в том, что делали, другие – что позволяли это делать. В конечном итоге, все россияне платили налоги, которые шли на содержание жуликов во власти, в том числе – на войну с Украиной. И как бы кто ни хотел быть чистеньким, выходить из кризиса придется вместе. Никто из нас и наших противников на Марс не улетит. Наша страна состоит и из единомышленников, и из оппонентов, а общий язык надо находить со всеми.

4.

Но есть действительно принципиальные моменты, полностью закрывающие возможность любого сотрудничества.

Первое – личное участие потенциального союзника в коррупционных сделках и схемах, выходящее за рамки общепринятой деловой практики.

Второе – неготовность демонтировать в России систему личной власти и запретить любые монополии, как в политике, так и в экономике.

Третье – явное или тайное отрицание народа как источника власти и приоритета интересов рядовых граждан над интересами государства.

Это – вопросы фундаментальных ценностей. Всё остальное – выбор самого быстрого пути к победе.

Но на этом пути много преград. Причем серьезных. Наше наступление встретит очень сильное и жестокое сопротивление.

Но, как говорил Данте: «следуй своей дорогой, и пусть люди говорят, что угодно».

Пример такого подхода – Борис Немцов. Я вновь вспоминаю о нем не зря.

У нас всегда было очень мало общего. Случались и прямые столкновения. И обвинения с его стороны, которые заканчивались прояснением отношений. Не стану судить о глубине и искренности его политических убеждёний. Хотя в его биографии были очень разные страницы. Но явных отступлений от них я не наблюдал. Он был последователен в своих политических и практических действиях. То есть был честный, искренний человек.

И за это я Бориса уважаю. Но это никак не мешает мне критиковать его взгляды и поступки. Я это делал, делаю и буду делать.

Нельзя было соглашаться на перенос первого нашего митинга с Площади Революции на Болотную. А обосновал этот перенос прежде всего Немцов. Тем, что, якобы, у памятника Марксу мало места и может возникнуть давка. Места там – море и его прекрасно хватило бы всем нашим сторонникам. А противники оказались бы в куда более сложной ситуации – контролировать огромную массу протестующих в зоне между отелем «Метрополь» и зданием Манежа, у стен Кремля и в непосредственной близости от Красной площади – куда сложнее, чем окружить её в сквере за Москва-рекой, отделив от Кремля мостом.

Что побудило Немцова тогда согласиться на Болотную и убедить в этом большинство Оргкомитета? Очевидно, страх перед развитием событий, которые он не мог бы ни предсказать, ни контролировать, а также желание возглавить процесс, в стороне от которого он оказался в начале декабря 2011 года.

В 2004 году он был в Киеве на Майдане и выступал там. И явно был вдохновлен тем, что видел. Но одно дело – восхититься, будучи гостем революционных событий в другой стране, и другое – осуществить то же самое у себя дома.

Эта нерешительность в отношении политических действий, направленных на взятие власти – важный фрагмент его мировоззрения. Его устраивал протест. Но он не был готов бороться и побеждать революционным путем. Его радовало, что на митинг пришло много тысяч людей. Но он не мог вообразить, что они захватят власть. Он был готов – и умел – торговаться за позиции и уступки. Но не был готов к прямой неуправляемой политической деятельности масс, которая неизбежно оказалась бы жесткой, а может, и насильственной.

Но ему хватало принципиальности, убеждённости и отваги идти своей дорогой кто бы и что ни говорил – последовательно и ярко выступать против политики Путина и его группы. Что и привело к его трагической гибели. И, проявляя принципиальность по отношению к Борису, скажу прямо: эта гибель для меня такая же беда и трагедия, как и для его горячих сторонников.

5.

Когда въезжаешь в Нижегородскую область, невольно удивляешься отличному качеству шоссе, ведущего к её столице. И шофер, если он из местных, не забывает пояснить: эту дорогу построил Немцов.

Я вспоминаю об этом не зря. Потому что эта дорога стала для меня одним из символов возможных перемен в бескрайней стране, для которой дороги – не только образ, но и кровеносная система, по которой идеи распространяются в умах.

Лето 2012 года. Приближаются выборы в Координационный совет оппозиции. О связанных с ними интригах я уже писал. Напомню: я видел этот Совет рабочим штабом оппозиции – боевым исполнительным и, если угодно, распорядительным органом, работающим на нашу победу, то есть – на смену власти в стране, в крайнем случае – на вхождение несистемной оппозиции – правой и левой – во власть.

А Борис Немцов, Алексей Навальный и другие либералы хотели учредить что-то вроде оппозиционного квази-парламента – совещательного органа. Думаю, сегодня я никого не обижу, если назову этот формат говорильней. История столетней давности показала провал Учредительного собрания, неудачей стал и Координационный совет.

Так или иначе, но идею его создания и конструкцию я согласовал с находящимися под арестом Удальцовым и Навальным, прямо в изоляторе. Втроем мы согласились на концепцию «штаба революции» Я стремился распространить деятельность Совета на всю страну, и обеспечить представительство регионов. То есть принципиально важно было, с одной стороны, провести голосование в Совет в большинстве субъектов федерации, а с другой – создать команду, работающую в нем на смену власти.

Чтобы это обеспечить, я предложил устроить совместный для всех кандидатов агитационный тур по большей части российских регионов. Я люблю путешествовать на машине. Где я только на ней не ездил. От Москвы до Красноярска доезжал. Ездил и в Иркутске, и в Якутске, и везде… Я знал и знаю огромное число путей из пункта А в пункт Б не по трассе, где ждет полиция, а в объезд. Отсюда проросла идея автопробега.

Замысел был в том, чтобы арендовать большой автобус, красочно и привлекательно его оформить, посадить в него ярких, убеждённых, заведенных, умеющих говорить и желающих работать агитаторов, кандидатов на выборах в КС, и ездить в нем от точки к точке, как мобильное политическое шоу, на которое все сбегаются. Где идёт публичная дискуссия и рождается команда.

А сопровождает автобус кавалькада машин региональных активистов. И автобусную агитбригаду, и людей на машинах время от времени сменяют другие. И всё это с шумом и помпой.

Так мы должны были привлечь внимание к выборам в Совет. А заодно – продвинуть тему оппозиции, честных и справедливых выборов и всей протестной повести, тогда ещё актуальной.

6.

Я предложил коллегам по Оргкомитету оппозиции поучаствовать в этом проекте деньгами. Но никто не согласился. И финансирую его сам.

Я депутат. У меня хорошая зарплата. Прежде я занимался бизнесом. Были небольшие сбережения. А никакие фантастические суммы нам и не нужны.

Меж тем власти, узнав о проекте автопробега, решают меня наказать.

Я тогда работал над созданием и финансирование работы лагерь волонтеров-ликвидаторов наводнения в Крымске, что на Кубани, и все пожертвования шли через мои электронные кошельки – Яндекс-деньги, PayPal и т.д. – много-много малых взносов. Это первый пример большого краудфандинга оппозиции в России. Мы собираем гораздо больше, чем кто-либо еще. Причем малыми суммами. Всего порядка 600 тысяч долларов.

Это много. А чиновники, якобы, не уверены: а нет ли тут аферы? И Росфинмониторинг*** Государственное агентство, занимающееся борьбой с финансовыми преступлениями и отмыванием денег.*** замораживает мои счета. Они имеют на это право – по международным правилам, много мелких пожертвований через интернет-кошельки считаются подозрительной активностью – а вдруг люди так наркотики покупают?

Это имеет для меня крайне негативные последствия. То есть автоматические дефолты по кредитам, ведь я, не супербогат, и кредиты у меня есть – машина и т.д. А дефолты означают, что банки разом предъявляют много требований о возврате денег. А их нет.

Так что на автобусе и автопробеге с помпой приходится ставить крест. Но, я человек упрямый, придумываю другой вариант – куда дешевле. Идея проста, как валенок: летим в первый город – Красноярск, а дальше на машинах красноярских товарищей едем в следующий город – Томск. Проводим там и где можем в пути митинги и встречи. Потом красноярские ребята едут домой, а мы, пересев в машины томских товарищей, едем до следующего города – Кемерово. И так далее.

Оказалось, это сильный ход. В том числе, с точки зрения партизанской борьбы с властью. Когда мы планируем пробег, я, как требует закон, заранее сообщаю о нем в ГИБДД. А они готовят на нас облавы. Под видом обеспечения безопасности. Сотрудники получают инструкции нас ловить. А ловить оказалось некого – все машины местные, их много, они меняются и едут без символики – то есть повода обеспечивать безопасность нет.

А кроме того, мы часто едем объездными путями, о которых я писал. И въезжаем в город там, где нас не ждут. Поэтому, хотя и пытаются, нигде нас не перехватывают. И так мы за месяц проезжем 15 тысяч километров и 80 городов,

Жаль, но из оппозиционеров федерального масштаба весь путь со мной едет только один человек – легенда демократического движения Михаил Шнейдер из «Солидарности». И двое то приезжают, то уезжают – Немцов и Удальцов, понимающие важность работы в регионах. ещё Дмитрий и Геннадий Гудковы. Остальные пробег игнорируют.

7.

И вот доезжаем мы до Старого Оскола в Белгородской области. Область в политическом плане жесткая. Именно там я почувствовал себя немного Остапом Бендером. В тот момент, когда я в сотый раз пламенно рассказываю с трибуны, как «железный конь идёт на смену крестьянской лошадке», и что мы бьем «автопробегом по бездорожью и разгильдяйству», ко мне, в точности как в книге Ильфа и Петрова, подходит наш местный соратник и на ухо шепчет: шоссе в Курск полностью перекрыто. Там не то, что проверяют машины – трассу перегородили. Она стоит.

А нам надо в Курск. И это – единственная дорога. Объезды такие дальние, что на следующий митинг никак не успеть.

Я завершаю речь и держу совет с принимающей стороной. И надо ж такому случиться… Обычно региональные организаторы – люди небогатые. А тут человек состоятельный. И убедительно так говорит: «Илья Владимирович, спокойно. Вопрос решим. А сейчас пообедаем, водочки за автопробег поднимем».

Звучит соблазнительно. И водочки в этой ситуации хочется. Соглашаюсь, идем, выпиваем-кушаем. Я смотрю на часы: надо ехать. А он: «всё хорошо, доберемся вовремя! Давайте ещё по одной». Несут второе блюдо.

– Поехали, – говорю. – А то никак не успеем! Нас в Курске люди ждут!

– Илья Владимирович, я ж вам говорю… Мы местные. Знаем, как это делать. Давайте ещё по водочке, компотик вот…

Выпиваем компотик.

– Всё, – стучу по столу, – Простите, дальше – никак.

– Ага, – говорит с интонацией Юрия Гагарина, – вот теперь – поехали!

Выезжаем. И едем в совершенно неожиданном направлении – в какой-то лес. В лесу петляем и выезжаем на поляну. А на поляне – вертолет.

– Вот, – говорит он с выражением, – Карета подана.

Оказывается, он сам и его ближайший соратник, тоже участник движения, бывший военный пилот-афганец, на досуге занимаются вертолетным спортом. Вот и вертолет.

– Я знаю, – говорит летчик, – где менты. Сейчас мы им покажем!

И летит на вертолете вдоль дороги. Два метра над землей. Жестко! Бреющий полет. Он военный летчик – знает, как надо. Страшно – жуть! И делает два захода на ментов. Те – врассыпную от машин по кюветам…

– Теперь, – говорит, – летим в Курск.

И прилетаем тютелька в тютельку. Больше нас ловить не пытаются.

А дальше мы из Курска – в Брянск. Из Брянска – в Смоленск. А дальше – в Псков, Питер, Новгород. А оттуда в Тверь, а из Твери – в Москву. В каждом городе митинг. От нескольких сот – до нескольких тысяч. Всюду по-разному. Очень много зависит от местных организаторов – кто больше может собрать, кто – меньше. Где-то – провалы. Где-то, наоборот – неожиданный успех.

И всюду наша задача – рассказать про выборы в Координационный совет, про его суть, про события в Москве и в движении. И – все на выборы! Все на выборы! Все на выборы!

Для людей в регионах это много значит. А москвичи, как говорится, кладут с прибором на региональную тематику. Конечно, этот проект никак и никто в так называемых больших СМИ не освещает. Да и оппозиционная пресса молчит. Хотя это – единственная акция «Белой Ленты», нацеленная на продвижение наших идей, охватившая подавляющее большинство территорий.

Для нас это – огромный и важный опыт. А либералы тем временем сидят в Москве и решают вопросы. Итоги известны.

Эта глава называется «О принципиальности». Как видите, я принципиально не ставлю им оценку. её уже поставили российская политика и ещё поставит российская история.

Идейно им близкому Борису Немцову, который был с нами – свою. Московским либералам – свою. А движению «Белая лента» – свою.

Но главный разбор полетов проведут граждане страны. После смены власти…