О ВЗАИМОДЕЙСТВИИ С ВЛАСТЬЮ И О СКОЛКОВО (ЧАСТЬ 2)
С Путиным я всё же встретился. На Валдайском форуме в августе 2013 года.
Тогда, в 2013м, после провала затеи с Координационным советом оппозиции, я думал: что делать дальше? И моя основная мысль: идти в местную политику. Занимать позиции мэров городов. Но для этого надо как-то остановить Кремль, закатывающий всё политическое поле в асфальт, и маховик репрессий, запущенный после событий 6 мая 2012 года.
На самом деле, такой поворот Кремлю мог быть тоже выгоден. Активность оппозиции была бы перенаправлена в созидательное русло, люди заняты делом. А кого из уличных трибунов изберут, и кто из них пройдёт самое тяжёлое испытание – испытание властью, ещё бабушка надвое сказала.
И в начале мая 2013 года я говорю об этом с Володиным. Он жалуется на старшего Гудкова, с которым прежде дружил: «Гена сошёл с ума; черте-что говорит. Что будет революция, и всех нас повесят. Какая революция? С кем он будет её делать? Никто же у вас ничего не может и не умеет. У тебя есть опыт управления, ты вёл какие-то проекты, бизнес был. У Немцова есть опыт государственный. А ещё у кого? Кто будет работать?»
О, думаю, момент настал!
– А давайте, – говорю, – все, кто хочет, пойдут в мэры. Ройзман на мэра Екатеринбурга вроде осенью хотел. Зона интересов Гудкова – Московская область. Он из Коломны. Я – на мэра Новосибирска пойду через год. Многие наши и в других городах, поменьше, попробовали бы. Все пойдут на выборы, заняты будут. Это – тема.
– А что? – говорит, – может, и стоит попробовать. Но тут нужно системное решение. И вообще, вам ничего не мешает выдвигаться и без нашего согласия!
Я сделал вид, что не заметил лицемерия.
– Именно, что системное, – говорю. – У нас в Новосибирской области в прошлом году мы выиграли выборы мэра Бердска, мой друг Илья Потапов возглавил город – а неделю назад его посадили. Это не очень-то вдохновляет. Так что само собой это не выйдет, Вячеслав Викторович. Вам надо это с президентом решить и с губернаторами. А после – их контролировать!
Честно говоря, я не думал, что сдвину вопрос с мёртвой точки. Но какой-то процесс явно пошёл уже через месяц. Сначала Навального допустили на выборы мэра Москвы, потом Ройзмана – на выборы мэра Екатеринбурга.
Кремль решил подать сигнал: это – не случайно. То, что оппозиционеры идут на выборы мэров – теперь системная политика. Сделать это решили на Валдайском форуме, чтобы услышали не только в России, но и на Западе. Оппозиционеров позвали пятерых: меня, Гудкова-старшего, Собчак, Владимира Рыжкова и победившего на Урале Ройзмана. Меня попросили сделать доклад на панели по местной политике. Потом, сказали, приедет сам Путин, и ты можешь задать ему вопрос, чтоб он публично подтвердил, что теперь такой курс. С Рыжковым мы договорились, что он скажет про амнистию для политзаключенных по делу 6 мая.
И я провёл эту панель. Пришло много иностранных и российских журналистов. И все сразу считали сигнал.
– Иду в мэры Новосибирска – заявил я.
– Вот, – сказал действительно приехавший Путин, – Наконец-то делом занялись. Удачи на выборах!
Про амнистию тоже не забыли, хотя её провели и не полностью. Половину из арестованных политических всё-таки выпустили, в том числе несколько моих друзей и помощников.
12.
После панели ко мне сразу выстроилась очередь: «ты будешь мэром Новосибирска!», «Мы всё поняли! Тебе сам Путин сказал: иди в мэры Новосибирска!» Наивные…
Вскоре ко мне подходит кто-то из свиты президента: «вы хотели поговорить с Владимиром Владимировичем?»
– Хотел.
– Сейчас есть возможность. Я вас подведу, Илья Владимирович.
Подводит. И вот мы с Путиным стоим лицом к лицу в кулуарах Валдайского форума.
– Здрасьте. – говорит Путин.
– Здрасьте, – говорю, – давно хотел познакомиться.
– Да, – говорит Путин, – интересно. Ну, что вы хотели?
– Владимир Владимирович, – говорю, – вы уже всё сами сказали. А я хотел вас просто поблагодарить за то, что была закрыта сколковская история.
– Ну да, – кивает он, – мы же разобрались.
– Понимаю. – отвечаю, – Без вас бы этого не произошло. Спасибо, что приняли объективное решение, а не начали охоту на ведьм. Вы меня знаете. Мы всё равно с вами будем политическими оппонентами; но, если меня изберут мэром, обещаю, что городу будет польза.
Он говорит: «Хорошо…»
Я: «Спасибо большое!»
Он: «Всё?»
Чувствую: он ждёт, что чего-то попрошу. В связи с выборами или с чем-то ещё.
И говорю: «Всё… Мы же враги, и не хочу зря тратить ваше время».
А он: «Да…» С неясной такой интонацией то ли вопрос, то ли подтверждение. Разговор явно пошёл в непривычную ему сторону. Все у него что-то просят. А я говорю:
– Мне было бы, конечно, интересно и более развёрнуто с вами поговорить. Не на ногах тут. Если захотите.
– Да. Обязательно. Но вы же видели, как всё было, по этому вашему делу? Видели, какая сволочь Вексельберг?
– Да, Владимир Владимирович, мне дали посмотреть его показания.
– Вот, – говорит, – держитесь от него подальше. И вообще от таких людей.
– Но я же работаю с теми, кого сами вы выбираете и назначаете!
– Его не я выбирал. – говорит Путин.
И делает непроницаемое лицо. Поговорили.
13.
Так в 2013 году дело «Сколково» приостановили. И я поехал в Новосибирск – на выборы.
Избирательная кампания шла трудно. Денег у меня толком не было. Да, все видели: Путин не против, но спонсоры в очередь не вставали. Я пытался поднять деньги в регионе, но губернатор Василий Юрченко уперся. У него, дескать, свой кандидат в мэры, а Москву он в гробу видел. Дополнительно сжульничали, досрочно отправив в отставку действующего мэра Городецкого, чтобы сократить мне время на поиск ресурса.
Я Володину говорил:
– Губернатор двигает человека, которого не изберут. И мешает остальным. Мы всё равно у вас выиграем. Так что вы решайте, чья победа для вас будет хуже – моя или Локтя из КПРФ. Других не будет. Мы с ним в любом случае объединимся, чтобы свалить единоросса. И рассорить вы нас не сможете.
– Илья, не говорите гоп! Будет так, как будет. Хотелось бы конечно, – задумчиво и даже немного мечтательно сказал кремлевский начальник, – чтоб ты избрался. С одной стороны – уедешь из Москвы. С другой – решим политическую задачу…
Володин и впрямь пытался тогда объяснить губернатору, что в стране новая установка: демократия. Не на всех уровнях, но в его отдельно взятой области и в отдельно взятом 2014 году точно не надо вмешиваться в выборы. Пусть идет, как идет. Тот: «да-да-да»… А сам мешает всё равно, закапывает и меня, и себя. В чем ему активно помогают его местные политические оппоненты.
Кончилось всё его отставкой. Сняли прямо перед выборами. По иронии судьбы, не в последнюю очередь потому, что не выполнял рекомендации Кремля провести «относительно свободные выборы».
На которых в итоге всё происходит, как я и сказал кремлевским: мы все, городская оппозиция, договорились и добили единоросса – сняли перед выборами свои кандидатуры в пользу того, у кого больше шансов. Учитывая уже прошедшую аннексию Крыма и другие факторы, это Локоть. Редкий случай в российской политике, когда конкурирующая внутри себя коалиция выполняет достигнутые договоренности. И Локоть выигрывает.
Сложные маневры и интенсивные контакты с властью смогли решить задачу оппозиции. Увы, страна после начала войны с Украиной вступила в новую политическую фазу. Все идеи про свободные муниципальные выборы были отброшены. ещё один шанс ненасильственного разворота был утрачен.
14.
Но вернемся к моему делу. Следственный Комитет утверждал, что я «читал лекции» (точнее, обещал, но не прочел), и получил за это деньги из бюджета по 30 тысяч за каждую. Разумеется, это – неправда. Я этого не делал, и не собирался, и не должен был. Но провёл десятки публичных выступлений – круглых столов, дискуссий, переговоров, конференций – с разными аудиториями. Где-то на десять минут, а где-то на полтора часа. У всех же при слове «лекция» в голове картинка – профессор говорит с трибуны. А какой из меня профессор? Нобелевской премии тоже, вроде как, не присуждали. Значит, жулик! Чтобы создать такую картинку в головах, Следственный комитет так и говорит, а телевидение – тиражирует.
Но понимать это никто не хочет. Объясняю ситуацию коллегам-депутатам, живо интересовавшимся, как можно подзаработать на госконтрактах. Говорю:
– Вот калькулятор. Вот документы. Давайте считать. И увидим: себестоимость моей работы – те самые 750 тысяч. А если бы пригласили не меня как депутата, а коммерческую компанию, то стоило бы это в десять раз дороже. Претенденты были…
Считать коллеги не хотят. Они же знают, как «дела делаются».
– Всё равно, – говорят, – приличным людям таких денег не платят. Ты в каком банке все держишь в Швейцарии?
Что я мог ответить? Правда не в том, что приличным людям столько не платят, а в том, что многие просто представить не могут, как это: получить такие деньги и не украсть.
Когда человек меряет по себе, переубеждать бессмысленно. Чтобы поверить, что я их тратил на благо страны, ему прежде надо поверить, что и он так может. Но каждый знает себя лучше других, и ошибается в том, что, осуждая кого-то, не может перестать судить его по себе.
Но чего ради я тогда работал? И тогда, и сейчас я убеждён:
спасение РАН и российской науки в целом
в руках «Сколково», технопарков и подобных проектов.
Так же эти проекты важны для развития нового класса, который, в свою очередь, изменит нашу страну.
Конечно, работая над модернизацией экономики, я также строил свою карьеру, понимая, что успех «Сколково» поднимет и меня лично. А в успехе я не сомневался. Но главное – мне было интересно. Мне нравится создавать. Может, это тщеславие – показывать построенное? Нет: это профессиональная гордость.
Мне нравится думать, что без меня ничего бы не вышло. Особенно, когда власть, твердящая на каждом углу, что оппозиция ничего не может, вынуждена прибегать к её помощи. А я привык быть конструктивным. Я не привык сидеть и бухтеть: «сволочи во власти ничего не делают». Привык, критикуя что-то, предлагать альтернативу. Кстати, любое оправдание неконструктивно, и мне сейчас приходится, в не свойственной мне манере, подбирать слова. Конструктивно – предъявлять цифры и факты.
Свою правоту я доказываю работой. «Сколково» для меня – важный проект, полезное дело для друзей и избирателей. И у меня получилось. Мы добились для «Сколково» особого налогового режима, особой работы таможни, дополнительных инвестиций, которые были распространены на инновационные компании по всей стране. Но мои новосибирские и казанские проекты взлететь успели и окупились, а «Сколково» нет (хотя сегодня правительство говорит, что оно тоже уже принесло в бюджет больше сделанных затрат, но у меня есть сомнения в корректности этих расчетов). Жаль.
Тем более, что я не зарабатывал на его подготовке, а тратил свои деньги. Да, не только ради страны, но и из честолюбия. Я и в страшном сне не мог увидеть, что противники под патриотическими лозунгами разотрут «Сколково» в труху и плюхнут комом грязи на мою репутацию.
Но если бы снова пришлось решать: делать или не делать проект, я бы всё равно стал его делать. Разве что занял бы более жесткую позицию в кадровых решениях.
Компаний, получивших поддержку от «Сколково» на 2013й год было уже больше тысячи. Среди них очень известные российские бренды в ИТ, космической сфере, биотехнологиях…
Незадолго до избирательной кампании в Новосибирске, осенью 2013го, уже после всех уголовных дел, мы с семьёй пошли на новый российский фильм «Сталинград». Федор Бондарчук снял его в 3D, используя технологии Тимура Бекмамбетова, профинансированные «Сколково», и применяющиеся сейчас далеко за пределами России. Его главный конкурент на мировой арене – Джеймс Камерон, снявший «Титаник» и «Аватар». Но наша технология дешевле и не зависит от тысяч азиатов, вручную работающих над каждым кадром фильма. Вы не найдете в титрах «Сталинграда» моего имени. Но без «Сколково» этого проекта, скорее всего, не было бы. Кстати, уговорил Бекмамбетова делать технологию в «Сколково» сам Сурков.
15.
Я не могу спорить с людьми, которые говорят: лучше бы подняли пенсии и зарплаты. Есть много «лучше бы», на которые стоило бы тратить сколковские деньги. И я всей душой за повышение пенсий и зарплат. И митинги устраивал за это, и законы вносил. Но почему это надо делать в противовес «Сколково», а не, например, сочинской Олимпиаде? Зачем отвергать то, что сделает Россию сильной? Принесет в бюджет деньги и создаст новые рабочие места?
Хотите отказаться от развития технологий и жить как сырьевая страна? Некоторые наши патриоты любят обвинять Маргарет Тэтчер в том, что она сказала, что «России достаточно пятнадцати миллионов человек» (хотя на самом деле она этого никогда не говорила). Но сейчас, когда Россия превратилась в чисто сырьевую страну, и её научно-технический и промышленный потенциал в упадке, сказав так, Тэтчер была бы права: такое население стране и впрямь ни к чему. Чтоб обслужить добычу газа и нефти и охранять трубопроводы сорока миллионов хватит.
Но пройдёт время, и новые технологии сделают газ и нефть ненужными. Уже появляется другая энергетика – солнечная, ветряная, термоядерная. Как специалист по нефтянке я уверен: нефть никогда не иссякнет, она станет лишней. Если мы не будем развивать «ненужные» новые технологии, это сделают другие. И когда альтернативные источники энергии заработают в полную мощь, Россия окажется на обочине истории. Тогда, возможно, и сорок миллионов человек будут ей ни к чему…
«Инновации, инновации» – заводились все, когда речь заходила о «Сколково». Кто-то с позитивом, кто-то – со скепсисом, кто-то – с негативом. Но многие ли знали, что это такое? СМИ любили писать глупости про создание в России своей Кремниевой долины. Или Силиконовой – что, наверное, более реально. Но практически никто в руководстве страны, ни Дворкович, ни Медведев, ни все, кто с ними обсуждал «Сколково», не сталкивались с научным производством, с хайтек компаниями, с венчурными фондами. Дворкович был в Кремниевой долине, видел там клубы и поля для гольфа, вернулся восхищенный, но в инновациях не просвещенный. Неолиберальным экономистам, живущим в мире цифр, они были чужды. А я не возражал. Какая мне разница? Если они построят то, что так важно для страны, для нового класса, а значит, и для меня тоже.
16.
Поэтому я – политик-оппозиционер – не чувствую себя замаранным деньгами власти. Не жалею, что брал их за работу, сделанную для страны. И дающую результаты.
Порой я слышу, что этими деньгами я замарал и себя, и белый цвет оппозиции. И они правы – любая проблема у одного из нас означает минус для всех. Однако любая выдуманная властями грязь разносится людьми, которым лень разбираться в происходящем, прочесть много букв, проанализировать и сопоставить. Должен ли я был из страха перед их мнением ничего не делать для моей страны и лишь сидеть в интернете, пописывая посты и комменты? Мне, если честно, всё равно, что они говорит обо мне. Я знаю: порой им просто нужно швырнуть в кого-то грязью.
Впрочем, хорошо, я заляпан. Перед ними, но не перед собой. Моя совесть чиста. И если бы меня сейчас хотели кинуть в кипяток, я бы погрузился туда с мыслью, что я сберег стране 15 тысяч лучших мозгов. Они остались у нас. В том числе и в «Сколково», хотя гораздо больше их в Новосибирске.
Как должен был Эйнштейн убеждать окружающих, что не зря тратил время на теорию относительности? История нас рассудит. Поберегите комья грязи. Путин уйдёт, возникнут новые предприятия, применяющие новые технологии, родившиеся в тот период.
Я не могу требовать от Суркова, чтоб он встал, подошел к котлу, куда меня макают выращенные им черти и сказал: «Пономарев хороший! Он делал так, потому что я просил его помочь!» Этого не сделает никто, не только Сурков. Но я добавлю вот что: «Если твою работу на благо страны власть использует против оппозиции, это – плохая власть».
Когда началась атака на «Сколково», формально инициированная Жириновским, я долго не верю, что это дело, где всё прозрачно, можно раскрутить в большой скандал. Конечно, я знаю, что сын юриста из спецслужб вопит только по приказу, но всё же… Политика политикой, думаю я, но есть интересы государства.
Гораздо больше меня беспокоит, что союзники могут истолковать моё взаимодействие с Сурковым по «Сколково» как согласование с ним оппозиционных политических шагов – чего никогда не было. Но когда начинают вместе со мной дискредитировать проект, понимаю: враг не там. Мишень – не я, а новый класс. Умники-выскочки, что стали столь важными в недолгие годы Медведева с их айфонами и твиттерами. Смешивая в один дурнопахнущий клубок скепсис, зависть, коррупцию, политическую конкуренцию и личное недоверие, силы прошлого пытаются уничтожить этот грандиозный и такой нужный стране проект.
Оппозиция тут ни при чем. Атакуя «Сколково», губили робкую попытку модернизации и тех, кто её проводил. Хотя её крестные отцы, Медведев и Сурков, мягко говоря, принесли много зла стране в других сверх. А устроенный скандал – реванш, восстановление интересов нефтяных и газовых госкорпораций и лично их руководителей. Я зол. Мне обидно. Мне стыдно перед МIT, который я привлек к работе в «Сколково» и руководство которого уверял, что если Медведев и Путин вновь поменяются местами, проект не пострадает.
Под это обещание MIT отказался от переманивания научных кадров. Порой он снисходит до консультирования разных стран. И впервые этот лучший технический университет мира (модель которого скопировали с Бауманки), где придумали радар и ЭВМ, делает в России совместный вуз – Сколтех – Сколковский Институт Технологий.***. Увы, сейчас, и особенно после начала войны с Украиной приостановленный нами поток уезжающих ученых и инноваторов потек с новой силой.
17.
Отвратила ли меня история со Сколково от взаимодействия с властью? Нет. Власть – машина. Тупая и неуклюжая. Механизм, паровоз с пятью машинистами-конкурентами, каждый из которых норовит своровать уголек из тендера.
Обижаться на машину, которая плюет кипятком и обжигает паром, глупо. Она делает скачки, которые могут отправить её под откос. И потащить за собой пассажиров, не умеющих и не имеющих возможности поменять машиниста. Должен ли я в этой ситуации бежать с поезда? Или разобрать путь, и кто не спрятался, я не виноват? Или все же пытаться спасти людей, в том числе истинно верующих в том, что их поезд – самый лучший, и жаждущих наказать тех, кто ставит это под сомнение?
Жизнь наказывает всех, кто с соприкасается с властью. Навальный с Кировлесом, Ходорковский с приватизацией. Даже просто постоял рядом – уже подозрительно. Следственный комитет возбудит дело, а вашингтонский обком разберется, насколько ты «рукопожатный».
Это серьезная проблема. Получается, любая попытка совершать конструктивные действия уменьшает твой шанс прийти к власти. А воздержание от любой практической работы – уменьшает шансы ей правильно распорядиться, когда будет такая возможность.
Поэтому мой выбор – делать всё возможное для пассажиров здесь и сейчас. Завоевывать авторитет у них делами, добиваться результатов, учиться, учиться, и ещё раз учиться. Вместе с ними. А когда это станет возможным – сорганизовать их на замену машиниста и самим встать у руля.
Летом 2013го уверенность в этом поколебалась. Одна за одной шли репрессии против знакомых мне мэров от оппозиции. Сажают мэра Бердска Илью Потапова, потом Евгения Урлашова, мэра Ярославля. Сценарий посадок схож: якобы они берут взятки, причем – от своих врагов-единороссов. Верится в это с трудом – настолько обвинения противоречат здравому смыслу. Это как если б я требовал взятку с печально знаменитого депутата Пехтина за исключение его из списка «золотых кренделей».
Впрочем, потом и я был «выдавлен» из страны под угрозой ареста. По тому самому делу, что уже подробно описал. Впрочем, всё это не ново.
По статистике, около 90% мэров городов, избранных от оппозиции, до конца первого срока полномочий вынужденно меняют партийность, отстраняются от должности или идут в тюрьму.
При этом вероятность отставки и ареста мэров от партии власти – около 5%.
Я считаю, что вор должен сидеть в тюрьме, вне зависимости от взглядов и членства в партии. Но предвзятость подхода очевидна и ребенку. Тем более, что с правящей партии спрос больше – она определяет отношение граждан к власти и государственности в целом. Но такая политика Кремля побуждает спросить себя: «если, участвуя в выборах, ты создаешь особое и пристрастное отношение к себе, может, лучше заняться чем-то другим? Пусть начальники завершат разгром страны, а мы включимся, когда их сметет волна народного гнева?
Когда-то на суде Нельсон Мандела сказал: «правительство при помощи насилия лишь породило ответное насилие. Мы неоднократно предупреждали, что, прибегая к насилию, оно будет вскармливать в стране ответное насилие, пока противостояние между ним и моим народом не будет разрешено с помощью грубой силы». Другой великий человек, Гегель, задолго до него с досадой писал: «история учит, что человек ничему из неё не учится». Казалось бы, вот пример ЮАР. Да и других примеров, когда власти создают себе проблемы упрямством и презрением к общественному мнению – пруд пруди. В том числе и в нашей истории. Применение властями силы может лишь немного продлить видимость стабильности, сделав крах ещё более страшным.
Если бы у меня не было детей – наверное, я бы отошел в сторону. Но я не вправе. Буду барахтаться, пока не превращу сливки в масло. И доказывать всем, что можно реализовать свои идеи, несмотря на удушливость атмосферы, созданной в России.
Сейчас я за границей. Но верю: не навсегда. И где бы я не находился, я буду работать на будущее свободной и процветающей России.
И уверен – добьюсь своего.
