О СВОБОДЕ

Я по-настоящему сочувствую пожилым курьерам. Не выношу вида здоровых, ещё не старых мужиков с большими руками, которыми надо хватать что-то тяжелое, ворочать, делать. С большими ногами в скукоженных от монотонной ходьбы по холодному городу ботинках. С вытянутым лицом, одного взгляда на которое достаточно, чтобы прочесть, как невыносимо ему этим заниматься.

Не знаю, как вы, а когда ко мне приходят такие пожилые курьеры, я за их вытянутыми масками безнадежности вижу, кем эти люди могли бы стать, справься они со внезапно обрушившейся на них свободой. Вернее, кем бы они могли продолжать быть – рабочими заводов, которые вставали в положенное время, шли на остановку, садились в тот же автобус, ехали с теми же людьми по той же дороге к положенному времени к всё той же проходной и входили в неё стройными рядами бок о бок со знакомыми. Или –сотрудниками одного из бесконечно-вытянутых скучно-панельных советских НИИ-НИЧАВО, с такими же автобусом-дорогой-проходной. Пролетариями.

Однообразие, скучная колея. Но помечу: в Союзе такой труд хотя бы был кому-то нужен. Производство и обороноспособность страны – великая штука, она дает смысл жизни.

Смысл жизни – труд во имя величия страны – отняла перестройка, предложив взамен свободу.

Свобода, однако, закончилась очень быстро,

вместе с вылетевшими в трубу старыми советскими рублями. И все вернулось в ту же колею, только она уже никому была уже не нужна. Про такую когда-то пел Высоцкий, вырывавшийся из неё всю жизнь, и тем близкий миллионам советских людей.

Когда ты в колее и ходишь стройными рядами, у тебя есть локоть справа и локоть слева. Ты не барахтаешься в болоте. Не загнан в квартирку на окраине, где живешь с семьёй не из солидарности, а от безысходности. И выходишь из неё несколько раз в неделю в заскорузлых туфлях к заказчику – один. Получаешь конверт и едешь к адресату – один, а те, кто рядом справа и слева в транспорте, не подставят тебе плечо, потому что точно так же выживают в этом грязевом неструктурированном пространстве, образовавшемся там, где когда-то было производство. И ты не можешь выбраться из этого болота, в которое после развала Союза превратилась «свобода». Можно стало не идти одним путем со всеми. Идти, куда хочешь. Но куда?

Человека сократили, выбросили, уволили, и он спрашивает: «куда идти?» Ему отвечают – «Куда хочешь. И делай, что хочешь. Что сделаешь, то у тебя и будет». Человек говорит: «Но вы хоть подскажите…». А те: «Так мы не знаем. Что хочешь, то и делай. Ты свободен!».

Множество людей не знает, что делать со своей свободой. И не имеет идей на этот счет. Они привыкли ходить в колее. Ведь люди – они разные: есть сильные, есть слабые. Если б были одинаковы, то можно б было говорить про равные условия, а так у каждого – свой горизонт. И в 1991м им всем дали реальную свободу. Те, которых мы знаем теперь, как олигархов – сильные. Они сумели, используя свободу, выгрызть себе блага, надкусив все, до чего дотянулись их хищные клыки. А остальные в это время озирались и думали: куда пойти, что сделать?

Свободу дали всем поровну, я не согласен, когда говорят – что кому-то больше, а кому-то меньше. Был момент, когда она была у всех. Это сейчас не так – от неё добровольно отказались те, кто понял, что не справится. Что лучше, удобней и безопасней ходить туда, куда покажут. Поэтому народ поддержал Путина, ограничившего его свободу, но начавшего платить хотя бы небольшие, но стабильные зарплаты и пенсии.

2.

Это что же – добрый Путин спас нас от разрушительной стихии приватизированной олигархами свободы? Ничего подобного. Когда Путин стал президентом, где себя нашли люди, выброшенные из привычной жизни? Все стабильно сидят в тех же четырех стенах, занятые индивидуальным низкоквалифицированным трудом. У Путина все также стабильно, он опять стал президентом. Потом – опять. Потом обнулил эти сроки и выцыганил возможность быть президентом без конца. А где увидели себя эти люди? Всё там же, где прежде. Всё с теми же перспективами в жизни. Никакими.

Дети «сокращенных людей» могли бы работать на производстве, но производства нет. Одно было утрачено с развалом СССР, другое с приходом новых технологий постепенно сокращало рабочие места. А требования к квалификации рабочего росли. Менялся характер труда. В России больше всего программистов. Но они уже давно не белые воротнички, научная интеллигенция. Программист сейчас – тоже рабочая специальность. Он может сидеть дома, решая задачу удаленно, а может ходить на работу – отчитываться. Но личное пространство такого горожанина, как и пространство курьера, резко очерчено и узко, как стеклянная банка, в которой он, залитый своим одиночеством, толчется рядом с ближайшими родичами – семьёй. Иногда они бьются друг о друга стеклянными боками и дребезжат. Раздражают друг друга, оставляют вмятины друг на друге. Трудно представить иные последствия жизни членов семьи на двухкомнатной территории, отец которой – «сокращенный», выпал из колеи, не справился со свободой, осел дома и смотрит на мир сквозь прозрачные, но ощутимые границы своего личного пространства.

Я говорю «сокращенный», превращая это слово в образ. Человека не только сократили с производства, но и сократили годы его жизни, что-то вынули из него, что-то отняли. Это же невозможно осознать: продолжительность жизни русских мужиков упала ниже 60 лет, разрыв с женщинами составил более пятнадцати! Это не объяснить медициной – потерю смысла жизни, который у женщин остается, что бы ни вытворяли власти, в их детях и внуках. А человек «сокращенный» позволил выжрать у себя из груди нечто невосполнимое.

Начиная с 1990х телевидение вечно говорит, что русские никогда не были так свободны, как сейчас. Это правда. Мы стали свободны от обязательств друг перед другом, а общество – от обязательств перед нами. Ведь свобода – это же не право дать соседу в глаз. Или бросить всё в любой момент и пойти на рыбалку.

Свобода – это возможность жить так, как ты хочешь.

Покупать продукты, которые нравятся, не считая каждую копейку. Жить в доме, который удобен и где не текут трубы. Делать любимое дело. Иметь столько детей, сколько хочешь. Планировать жизнь на годы вперед и чувствовать защищенность себя и близких. Что из этого у нас есть? Очень немного. Так свободны ли мы?

То, что нам подсовывают под видом свободы, на самом деле – отчуждение человека от его естественного права. Когда-то планета была общей, человек не сталкивался с людьми чужого племени, и с практической точки зрения мог считать себя властелином мира. Затем его последовательно ограничивали – сперва в пространстве: туда не ходи, соседи не будут рады, по башке дадут, совсем больной будешь. Потом – в праве пользоваться уже ограниченной территорией – землей: этот надел твой, а тот, тот и тот – маркиза Карабаса. Потом ограничили право распоряжаться временем: хочешь кушать, ходи на работу от звонка до звонка. Потом – отняли право на свободу мысли. Тут преуспели тоталитарные режимы XX века, хотя началось это ещё до их появления – вспомнить хоть средневековую инквизицию. Современная финансовая система под флагом свободы предпринимательства через потребительские и ипотечные кредиты ограничивает право личной собственности на жилье и потребительские товары. Ювенальная юстиция «освобождает» детей от родителей и шире – от семьи. Если вдуматься – движение за однополые браки тоже попытка сделать человека независимым от его тела и биологического пола.

У нас в стране давно всё добровольно. Рабства нет. Хочешь – работай, хочешь – нет. Все свободные люди – как говорит телевизор. Действительно, простой человек, нанимаясь ли на работу, или мелкий предприниматель, подписывая договор с крупной компанией, делает это абсолютно добровольно. На бумаге они даже равноправны. Вот только не подпиши – и отправишься голодать. Вряд ли это можно назвать свободой.

Свобода в либеральном смысле – это прежде всего свобода предпринимательства, свобода делать всё, что можно, и её граница – только свобода другого человека. Либеральная свобода закончилась с началом правления Путина. А подлинная свобода даже и не начиналась.

3.

Моя свобода – другая.

Моя свобода – свобода творить, свобода создавать, свобода жить достойно.

Если я не могу стать свободным экономически, то не могу быть свободным и как личность, и как гражданин: мои политические права – иллюзия.

Я часто слышу это от коллег по оппозиции: прогоним Путина, Лукашенко, Ким Чен Ына, далее по списку, сделаем свободные выборы – заживем! Мне хорошо понятна эта логика – на самых-пресамых честных и прозрачных выборах, преимущество получит не самый умный или самый полезный для общества, а тот, кого любят спонсоры и с лучшими связями в СМИ. Поэтому теоретическая свобода всех на практике будет ограничена свободой узкого круга представителей элит. Которые, разумеется, будут действовать в своих интересах, а не в интересах общества.

Права человека в современном обществе начинаются не с права избирать и быть избранным, а с права трудиться и получать достойное вознаграждение за свой труд. Человек свободен, если он свободен в своем труде. Неважно, бизнес это или труд рабочего. Гражданин свободный в труде будет свободным и в политике – добьётся этого сам. Несвободный в труде будет всегда подвержен манипуляциям начальства. Сколько не складывай ничтожных, они не станут величиной. Их тысячи мышей не сложить слона. Но сотня мышей может загрызть кошку, если будет действовать сообща.

Новому классу нужна не свобода говорить, а свобода делать. Новому классу нужно не формальное равенство, а реально равные возможности. Новому классу нужна свобода.

Свобода – это общество равных возможностей.