ghost
Остальное

О МЕТОДАХ И ЦЕЛЯХ

21 марта, 2023

Оправдывает ли цель средства? – это один из самых важных для меня вопросов в жизни. Когда-то его поставил передо мной отец. А сейчас я его повторяю. 

Что допустимо во имя великой идеи? Какова мера этой допустимости? До какой степени можно игнорировать мнение большинства, когда ты уверен в своей правоте? Имеешь ли ты право навязывать своё мнение другим? И как далеко ты должен идти навстречу и подстраиваться под общество, когда уверен, что оно заблуждается?

Как видим, один короткий вопрос включает несколько довольно емких. 

Скажу прямо: я вижу, как за годы, прошедшие с Болотных протестов, среда, которую принято называть «российской оппозицией», старательно собирает в свою «копилку» все непопулярные у народа темы, какие только можно. Адепты «лихих девяностых», революционеры в норковых шубах, воинствующие нехристи, сторонники однополой любви, «торговцы сиротами», «пятая колонна», «национал-предатели»… Ничего не забыл? При этом поступает эта среда всегда по совести. Так чего же не хватает ей для политического успеха, пусть даже сравнительно небольшого, но ощутимого, видимого?

Идеи, понятной народу. Большого Проекта. Великого Будущего. Того, которое у нас никто и никогда не сможет перехватить. А также крепкой Команды, способной воплотить всё это в жизнь.

2.

Я уже рассказывал про первый митинг на Болотной 10 декабря 2011 года, который я вёл вместе с Владимиром Рыжковым. Меня постоянно дергают за рукав, просятся на сцену, кто – чтоб выступить, а кто – чтоб просто подивиться на никогда прежде невиданную на митингах оппозиции огромную толпу. И вот, я уже не помню кто, дернув меня в очередной раз и почти оторвав рукав моей старой форменной куртки «Шлюмберже», в которой я лазил ещё по месторождёниям Когалыма, показывает на симпатичную девочку с чувственными губами и резко контрастирующими с ними упрямыми глазами. 

– Я тебе спикера привел, запускай по левой квоте!

– А это кто, вообще???

– Не узнал? Это Надя Толоконникова. Из «Войны»!

Ну, конечно! Арт-группа, а точнее, группировка «Война» мне не просто хорошо знакома. Они на пике известности. Ряд их акций вызывает большой резонанс и в художественной, и левой политической среде. За год до Болотной я участвую в непростом отмазывании от питерской полиции четверых активистов группы: Давида Солдаева, Натальи Сокол, Вора и Лени Ебнутого (последних двух арестовывали). На очередной акции они перевернули и подожгли полицейские машины. Думаю, не покажи эти буйные акционисты сотрудникам ФСБ огромный нарисованный член, вставший на высоту 60 метров вместе с Литейным мостом в Питере,  ничего бы не вышло *** Речь идёт о знаменитой акции группы Война «Хуй в ПЛЕНу у ФСБ», что прошла в ночь на 14 июня 2010 года в Санкт-Петербурге в день рождёния Че Гевары. По иронии судьбы (и, безусловно, в силу дружной ненависти современных художников, принимавших решение, к власть имущим), через год эта акция была отмечена государственной премией в номинации «Произведение визуального искусства».***. А так… Полицейским очень понравился простой народный наезд на их вечных конкурентов из госбезопасности. И выручить ребят тогда всё же удалось.

Саму же Толокно я впервые вижу на фото другой нашумевшей акции Войны, против рокировки Путина и Медведева – «Ебись за наследника Медвежонка», которая наделала немало шума и в СМИ, и во всех московских и питерских культурных и политических тусовках. И хотя Надежда со своим мужем успела к этому моменту поругаться с Вором и его питерскими товарищами, я давно уважаю их радикальные взгляды, и рад поделиться этим знакомством со всей площадью.

Я втаскиваю Надю за руку на сцену по скользким, крутым ступенькам. Отвернувшись от меня, она что-то развертывает.

– Что там у тебя?

– Да так, флаг…

– Мы решили, что выступают без партийной и политической символики!

– Да ничего страшного, никакой политики…

Не подозревая подвоха, я объявляю выступление Толоконниковой. А она тут же развертывает свой сверток и предъявляет площади. Там – радужный флаг LGBT движения. И выступление её тоже всё про это… Хотя в тот день усиление звука почти не работает, и вряд ли далее двадцати метров от сцены слышно хоть что-то, такого дружного свиста и улюлюканья я до этого не видел и не слышал (впрочем, рекорд быстро побила Ксения Собчак уже на следующем митинге).

Продрогший на ветру Рыжков оживляется и смотрит с интересом – сколько ещё таких ораторов в запасе у левых?..

3.

Пройдёт всего несколько месяцев, и вся «прогрессивная общественность» (впрочем, как и реакционная) будет сходить с ума по акции основанной в том числе и Толоконниковой панк-группы Pussy Riot в Храме Христа Спасителя*** . 

Для меня эта акция началась немного раньше.

Как-то морозным февральским утром 2012 года в мой думский кабинет на Охотном ряду ворвалась моя тогдашняя пресс-секретарь Мария Баронова. Как это с ней часто бывало, Маша была в состоянии повышенной экзальтации. Худенькая блондинка с прической в стиле «взрыв на макаронной фабрике», она вращала глазами и заламывала руки – в общем, была неотразимой и убедительной:

– Как в Думу вносят электрогитары?

– Что, прости? – не понял я. Мария работала у меня вторую неделю и ещё не изучила, как работала моя команда. А может, её на самом деле все уже успели отфутболить с этим вопросом.

– Пономарев, ты мне поручил свой пиар – так вот обеспечь нам гитары! – руки уперлись в боки, а взгляд стал особо пламенным.

Я вообще-то очень люблю рок. И гитарную музыку очень люблю. Но в эту минуту связь между Госдумой, электрогитарами и моей скромной персоной для меня была неясна. И ещё я очень не любил, когда вопросы развития моих связей с общественностью решали за меня, не рассказав сначала суть идеи. Большой напор обычно рождает у меня большой отпор. Но в Машу я верил.

– Может, сперва расскажешь, что ты задумала! И кому в Думе понадобились гитары?

– Пономарев, ты Нарышкину споешь! Возражения не принимаются!

Сергей Нарышкин, незадолго до того ставший председателем Госдумы, уже успел к тому времени прославиться среди депутатов своими «примиренческими» инициативами. Первой из них была идея на праздники собираться и что-то петь вместе. Наличие в Думе Марии Максаковой и Иосифа Кобзона делало затею хоть и политически ужасной (подобный хор мальчиков-зайчиков наглядно демонстрировал всей стране, что все депутаты заодно, а партийные различия – чистая фикция), но, по крайней мере, звучащей куда лучше, чем пьяное караоке с теми же лицами. Но я в этом шоу категорически не хотел участвовать, и Маша это прекрасно знала. Поэтому я поднял брови и сделал демонстративно удивленное лицо, ожидая правды.

– Да расслабься, шучу я! – успокоила меня Баронова. Я, собственно, и не напрягался, потому что ни секунды ей не верил. – Мы тут с девочками перформанс задумали!

– Что задумали, прости? И с кем?!

– Перформанс! Современное искусство! «Пусси Райот»! Не будь таким темным, ну!

Ага. Я только недавно обратил внимание на «Пусси Райот». В январе они – восемь девушек в разноцветных платьях и балаклавах с фиолетовым флагом – устроили эффектную акцию на Красной площади, спев «Бунт в России – Путин зассал» прямо на Лобном месте. В отличие от робких карнавальных действий московской либеральной интеллигенции, в той акции была какая-то радикальная позитивная злость. Неизвестные девушки были явно настоящими. Тем более, что мои попытки выяснить, кто они, закончились неудачей. Но название я запомнил. Похоже, Маша что-то про них знала.

– Ты в курсе, кто они?

– Пономарев, не тупи! Я ж им пропуска заказываю, ты что, не понял еще?

– В Думу???

– А что, Дума хуже Лобного места? Если можешь, давай сразу в Кремль закажем!

Пропуск в Кремль я заказать не мог. В этом Маша проявила удивительную логику.

В общем, после допроса с пристрастием я выяснил, что они задумали спеть в зале заседаний Госдумы во время пленарной сессии, а на мне лежит ответственная миссия это обеспечить. Скажу честно, эта мысль привела меня в ужас и восторг одновременно. Скандал бы получился явно выше среднего с плохо предсказуемыми последствиями, зато потом было бы что вспомнить на старости лет. Эстетический оргазм от гласа народа в стенах парламента точно бы случился!

Короче, гитары были обеспечены, все подходы продуманы и подготовлены. Зато с самими девочками не вышло. Оказалось, что после акции на Красной площади они находятся в «экстремистском списке» службы охраны, и в парламент их не пустят. Так я с ними тогда и не познакомился.

Через несколько дней они пытались спеть в Елоховском соборе «Богородица, Путина прогони!» Неудачно – охрана помешала. Тогда через день, они исполнили песню «на бис» в храме Христа Спасителя. И взорвали общественное мнение. Иерархи церкви в гневе потребовали посадить девушек, и начался шумный и гнусный процесс над тремя из них – Надеждой Толоконниковой, Марией Алехиной и Екатериной Самуцевич. Он резко поляризовал общество и Кремль мастерски использовал его против оппозиции.

Теперь те, кто улюлюкал Наде на Болотной, так же дружно улюлюкают за нее, Машу и Катю у Хамовнического суда. Это показывают кремлевские СМИ, где такие же улюлюкающие комментаторы объявляют происходящее чуть ли не новым крестовым походом либеральных нехристей против православия, христианства в целом и всего святого. Между интеллигенцией, что в 90-х – главный энтузиаст возврата к вере, и Церковью проходит глубокий раскол.

Путин получает православную паству и вообще всех, кто уважает храм и веру, в своё почти безраздельное пользование.

4.

Два года спустя я, как депутат, еду к Наде в мордовскую колонию. Она при смерти. Много дней держит голодовку против условий содержания заключенных и стоит на краю могилы. Как мне говорят потом врачи, ей оставался день, может, два. В обмен на прекращение голодовки я обещаю ей поговорить с другими девушками в колонии и помочь им всем, чем можно.

Не буду описывать все эмоции, пережитые мной в те дни в колонии. Их хватит на ещё одну книгу. А, может быть – не одну. С несколькими девушками после их освобождения я общаюсь и теперь, все они очень интересные. Но здесь и сейчас я хочу сказать вот о чем.

Тогда я общаюсь со всеми заключенными из отряда Нади. И со многими девушками из других отрядов. Застращав руководство колонии мировым общественным мнением и неизбежным списком Магнитского, я получаю возможность общаться с ними без свидетелей. И, думаю, слышу от них нечто, очень близкое к правде.

«Хорошая она, Надя», – говорят девушки. «Но странная: зачем в храм пошла? Зачем сейчас воду мутит, с администрацией ссорится? Жить здесь, конечно, тяжело, но можно. Она только добьётся, что станет хуже»… 

Это напоминает мне рассуждения бессчетного числа «простых россиян», которые я день за днем и год за годом слышу постоянно и бессчетно много раз.

Будто вся страна сидит в этой колонии! И отражается в ней, как в капле.

5.

По иронии судьбы, в одной колонии с левой Толокно сидит ультраправая Евгения Хасис – жена Никиты Тихонова, неофашиста, убийцы одного из основателей Левого фронта, моего друга адвоката Стаса Маркелова. Умная и волевая красавица, получившая 18 лет как соучастница мужа, но не отрекшаяся от него. Мой и Надин идейный враг. 

Она много рассказывает о в колонии. И вновь показывает мне пропасть между мнением большинства и протестующих на Болотной.

– Илья, представь себе, что это – ВОСЕМНАДЦАТЬ лет. – Говорит она. – Вся моя молодость пройдёт здесь. Будут ли дети? Не знаю… Я много читаю, много переписываюсь с соратниками, но здесь моя задача простая: выжить. Думать вдолгую. Зачем нам эти конфликты, эпатаж? Мы что, можем тут поменять систему? Сильный человек должен приспособиться и выжить. В церковь лучше лишний раз сходить. Ради самого себя, ради тех, кого мы любим – выжить!

А ведь Путин уже правит намного больше 18 лет. Вдумайтесь! За это время 

вся страна потеряла ценности, что имела «на воле»,

заменив их идеей выживания и стабильности любой ценой.

Практика безжалостна. И она показывает: при отсутствии осмысленной, максимально широко обсужденной и принимаемой большинством ценностной модели, справедливый протест уходит через социальные сети в не имеющие реального содержания лозунги. Возносит тех, кто радикальней, и тех, кто имеет скрытую поддержку элитных (олигархических плюс медийных) групп. И, глядя на это, многие жители страны ещё больше убеждается: уж эти ей точно не помогут, лучше уж хрупкий мир с тюремщиками. «Тупое быдло!» – говорят им в ответ «оппозиционеры», закрепляя свой провал.

6.

Можно ли верить, что в этой ситуации победа протеста ведет к смене властной модели и реальному улучшению жизни большинства граждан, а не к потоку громких слов о революции? Сомневаюсь. И народ – тоже.

Нечто подобное уже было в России. В феврале-октябре 1917 года, когда демократическая буржуазная революция, свергнув царя, аристократию и сословный строй, и учредив на тот момент самую свободную республику в мире, очень громко и пламенно пела о свободе и демократии, но не дала народу того, чего в тот момент он хотел больше всего – мира и земли. Стоит ли удивляться, что в октябре лишь немногие встали на её защиту? А прочие, что голосовали на выборах в Учредительное собрание за партии, поддерживающие Временное правительство, пальцем не пошевелили, чтоб его защитить.

Обратимся к событиям, куда более близким к нам по времени. Что, люди на украинском Майдане-2014 бились за право выбирать между олигархом Порошенко и олигархом Тимошенко? За это погибло больше ста человек и возникла угроза распада страны? Нет. Они лили кровь за другие цели, и все знали, за какие. Но зная, всё равно не смогли ни конкретно сформулировать их в виде властных решений, ни выдвинуть из своей среды представителей достаточно популярных, чтобы вести нацию за собой.

Так какое ж право выбора получат россияне, когда победит оппозиция, на первых в стране самых честных в мире выборах? Лично я не хочу выбирать между Навальным, Прохоровым и Кудриным. 

Я хочу для начала выбрать между парламентской и президентской республикой. Между модернизационной и сырьевой моделью развития. Между западной и азиатской цивилизациями. И лишь потом перейти к личностям и их соперничеству. Жестко при этом следя, чтоб они остались в рамках принятых решений. Верных нашей общей с ними Идее.

7.

Идея. Она нужна нам такая, чтоб услышав её несколько раз, широкие массы приняли ее, как свою. Как ту, за которую можно и нужно стоять, не отступая. Идея, за которую люди готовы бороться. Которая будет выше любого вождя и начальника. Кто её даст? И как сделать так, чтобы большая цель, не превратилась в культ, а её сторонники – в фанатиков, сметающих всё на пути? 

Опять обращусь к примеру Украины и Майдана. На моих глазах после его победы возникло целое интернет-движение «порохоботов».***. Людей, которые вчера самоотверженно отстаивали патриотические и общеевропейские ценности Украины на улицах Киева и в боях на Донбассе, а вскоре стали самой реакционной силой, атакующей любое инакомыслие. Больше всего их заводят симпатии к СССР, его лидерам и символам – в этом они видят тайную пророссийскую пропаганду, ещё более опасную для себя, чем горячая любовь к Путину. В этом смысле они почти ничем не отличаются от оголтелой и интеллектуально ограниченной российской псевдопатриотической тусовки (отличие только в том, что порохоботы всё-таки на стороне защитников их страны от агрессии, а кремлеботы, напротив, эту агрессию оправдывают). Вот яркий пример методов, напрочь компрометирующих цель и делающих её провальной, провоцируя разочарование в ней общества. Нечто схожее произошло с большевизмом в СССР, хотя, конечно, великая цель помогла ему держаться намного дольше.

Так может ли предложить объединительную идею сложившийся в Украине и, возможно, складывающийся в России альянс националистов и неолибералов? Сомневаюсь. 

Да, они могут вновь поднять флаг свободного рынка и жестокой битвы за выживание, где каждый за себя. Но в условиях, когда все ресурсы уже поделены между теми, кто успел урвать свой кусок пирога в предыдущие тридцать лет. И люди, сколь бы наивны они ни были, прекрасно это чувствуют. И потому

лозунг «обогащайтесь», равно как и идея защиты консервативных по сути ценностей в современном мире обречены.

Проблемы бедности, миграции, борьбы с коррупцией и развития свободного частного предпринимательства не решить, не решив главный для всех постсоветских стран вопрос: как преодолеть отчуждение общества и власти? И как после смены режима выстроить новые властные механизмы, экономические и правовые институты, признанные большинством? 

В том же русле лежит вопрос о законности частной собственности и признании/ пересмотре итогов приватизации. Подспудный, но напряженный поиск ответов на эти непростые вопросы – подлинная причина выхода людей и на Болотную площадь в Москве, и на Майдан в Киеве. 

Тем, кто меняет общество, нужен инструмент перемен. При этом они должны уметь им пользоваться. А если надо – менять. Пожалуйста! Его могут менять деятели культуры, включая в него гуманитарный посыл. Может менять бизнес, создавая новые технологии и новое качество жизни. Его могут помогать менять журналисты, организуя коммуникацию, общение людей вокруг самых актуальных и глубоких тем и проблем. Конечно, это может делать правительство в широком смысле: совет министров плюс парламент, плюс суд – то есть власть, реализующая новую программу. Но чтобы что-то применять и менять, его нужно сперва получить. Взять. Это значит, что любая оппозиция, чтобы менять общество, должна, как это ни странно для кого-то прозвучит, перестать быть оппозицией…

И обрести и применить механизм воздействия на каждого конкретного человека, и на всё общество. Один из таких инструментов, который я когда-то придумал в качестве практического шага – не очень удачно прошедшие выборы через интернет в Координационный совет оппозиции, о котором я уже писал и ещё буду писать. 

Но методов много. Важно отобрать из них лучшие и использовать, понимая, что при множестве способов достижения цели,

Чтобы менять общество, оппозиция должна прийти к власти.

До этого главная и единственная задача оппозиции – трудная, упорная, организованная, целенаправленная и опасная борьба за эту власть. 

В том числе – путем воздействия на культуру, средства коммуникации, умы, нормы и рамки поведения и деятельности людей. Но, повторю я, возвращаясь в первые строки этой главы – только теми средствами, которые оправданы, приемлемы и допустимы. Теми, которые диктует эта важная цель. Которые определены моралью и ценностями нового класса.

8.

На протяжении всей своей политической карьеры я упорно и последовательно решаю одну задачу – задачу прихода к власти. 

На самых разных уровнях: в национальном, региональном и любом достаточном масштабе, реализую эту главную задачу – получить в свои руки рычаги, с помощью которых мы сможем практически реализовать свои взгляды – изменить общество.

Имея этот долгий и порой успешный опыт, я утверждаю: 

в рамках существующей в России системы

изменить общество невозможно.

Следовательно, любые значительные изменения можно совершить только через её демонтаж: полный или частичный. Демонтаж, как и строительство – это инженерная операция. И те, кто его производят, решают: какие нужно задействовать средства. 

Созданную Путиным и его окружением в России управленческую систему, теоретически можно разобрать с помощью легальных инструментов, то есть через выборы. Но, судя по тому, что уже двадцать лет происходит в стране, это всё менее вероятно. Можно применить и другие меры: пойти революционным путем и произвести насильственный слом того, что отказывается от уступок и компромиссов. 

Чем дальше, тем более вероятно, что легальные инструменты задействовать не удастся. Тогда нашей задачей станет революционный поворот. 

Я использую слово «революционный», имея в виду не матроса с винтовкой, а по существу: «революционный поворот» – это всё, что выходит за рамки предусмотренных нынешней конституцией механизмов реформ.

9.

Путин, Сталин, Петр Первый, Иван Грозный… В нашей истории много персонажей, которые вызывают постоянные споры как современников, так и их потомков. Оправдывает ли цель средства? Об этом будто спрашивает каждый новый российский правитель. Как правило, те, кто на этот вопрос просто и однозначно отвечают «да», заканчивают плохо, проливают много крови, но помним мы их и их дел потом долго. Гуманистов, живущих по заповедям, мы чаще недооцениваем и даже презираем. «Мягкотелые», – говорим мы про них. «Россией в белых перчатках не порулишь»… Да ещё и не очевидно, кто в итоге отвечает за большую кровь – мягкий и нерешительный Николай II или его непримиримые антагонисты из партии большевиков? Не хочу уподобляться тем, кто говорит о жертвах изнасилования «сама виновата», но убеждён: правитель, неспособный справиться с властью, полностью отвечает за всё, что потом сделают его ниспровергатели. Тут свежий пример – Михаил Горбачев, которому хватило сердца, чтобы начать перестройку, но не хватило разума, чтобы удержать страну от распада и разграбления. 

Но мало какая историческая фигура вызывает больше споров, чем Владимир Ленин. Даже со Сталиным всё куда понятнее и однозначнее, чем с вождем революции и самом известным на планете россиянином. 

Однажды в Фейсбуке я поздравил Ленина. Поздравил кусочком из этой ещё тогда недописанной книжки. Написал, что он был великим мечтателем и нам есть, чему поучиться у столь страстных людей.

Что тут началось!  «Людоед», «изобретатель концлагерей», «палач русского, украинского и остальных народов»… Одна знакомая даже назвала его антисемитом. И я понял: на этой личности, её методах и целях надо обязательно остановиться поподробнее.

Целеустремленность вождя большевиков и его нежелание видеть препятствия на пути к своей мечте – справедливому обществу без эксплуатации человека человеком – всем известны. Знают все и о реках крови, пролитых в ходе попытки такое общество построить в СССР. Известно также, что – пока – попытка оказалась неудачной. После успешного свержения объективно мешавшему развитию России царизма в стране скоро была создана ещё менее демократичная и жесткая система, позволившая совершить большой модернизационный рывок, сменившийся долгим застойным угасанием и распадом.

Болезнь, в общем, налицо, но я всегда считал, чтобы что-то лечить, надо знать природу заболевания. Противопоставлять фанатизму сторонников Ленина фанатизм его врагов, глухоте верующих в ленинизм глухоту верующих в либерализм бессмысленно и ведет к одному: одних большевиков по методам действий сменят другие, ещё более неразборчивые. И мы имели возможность в этом убедиться в 1990х.

Поэтому я считаю полезной и необходимой задачей найти: в какой точке началась та ошибка Ленина, что привела к поражению его собственных идеалов.

10.

Наиболее объективно (что неудивительно) на Ленина и его опыт смотрят люди, сами исповедующие левые взгляды. Они могут отделить методы от целей и не лепить ярлыки. Один из них – известнейший британский мыслитель Бертран Рассел *** британский философ, логик, математик и общественный деятель. Известен своими работами в защиту пацифизма, атеизма, а также либерализма и левых политических течений, и внёс неоценимый вклад в математическую логику, историю философии и теорию познания. В 1950 году получил Нобелевскую премию по литературе. Рассел считается одним из наиболее влиятельных логиков XX века. В редакторских замечаниях к мемориальному сборнику «Бертран Рассел – философ века» (1967) отмечалось, что вклад Рассела в математическую логику является наиболее значительным и фундаментальным со времен Аристотеля.***. Рассел лично знал вождя российской революции, и, будучи убеждённым левым, посетил его в 1920м году.

Посетил и признал советскую модель развития не соответствующей истинно коммунистическим идеям и в сильно разочаровался в большевиках. Вспоминая об этой поездке в книге «Практика и теория большевизма» Рассел писал: «Если большевизм окажется единственным сильным и действующим конкурентом капитализма, то я убеждён, что не будет создано никакого социализма, а воцарятся лишь хаос и разрушение… Тот, кто, подобно мне, считает свободный интеллект главным двигателем человеческого прогресса, не может не противостоять большевизму столь же фундаментально, как и римско-католической церкви».

Рассел указывает на одну из главных причин: «Большевизм не просто политическая доктрина, он ещё и религия со своими догматами и священными писаниями. Когда Ленин хочет доказать какое-нибудь положение, он по мере возможности цитирует Маркса и Энгельса».

Думаю, в этом и есть одна из главных причин случившегося.

Ленин не был империалистом и не пытался сохранить Российскую Империю в её границах. Напротив, он считал, например, западноукраинских националистов своими важными союзниками в борьбе с самодержавием и великодержавным русским шовинизмом, и призывал все народности страны самоопределяться вплоть до отделения (тому пример – Финляндия и Польша). Когда украинские национал-патриоты называют его палачом украинского народа, они забывают, что именно Ленин поддерживал политику украинизации и по его инициативе украинский язык стал основным на территории этой страны; и что, вопреки позиции большинства своей собственной партии, это он настоял на признании независимости Украинской республики. Его ближайшими соратниками в этом были украинцы по происхождению Лев Троцкий (до сих пор самый известный украинец в мире) и Владимир Антонов-Овсеенко (который, как и многие деятели УНР, изначально был не большевиком, а меньшевиком). И тот же Ленин не дал отделиться от Украины поднявшей мятеж против Киева Донецко-Криворожской республике (как это актуально после 2014го!).

Не был Ленин и изобретателем концлагерей (их придумали англичане в ходе англо-бурской войны). И не он начал гражданскую войну в России (белый террор начался раньше красного). При этом его методы борьбы соответствовали тому времени, и он давал приказы на беспощадные расправы с врагами революции (хотя тут можно было народ и не подзуживать – расправы и суды Линча он устраивал без подсказок). От своих противников он в этом смысле мало чем отличался – белые творили ровно то же самое. Помните, как жалуется селянин из фильма «Чапаев»: «белые пришли – грабят, красные пришли – грабят, куда ж бедному крестьянину податься?» Я не слышал о деятелях той войны, которые бы исповедовали христианский подход «подставь другую щеку». Потому жестокость большевиков и не оттолкнула от них большинство граждан страны. И это позволило им в ней победить. 

И уж конечно сам частично еврей и убеждённый интернационалист Ленин, для которого еврейское движение (прежде всего «Бунд») было важнейшим союзником по революционной борьбе, никогда не был антисемитом.

Главное преступление Ленина в другом.

Он был плохим марксистом. Как юрист, он отлично понимал политику, но неважно разбирался в экономике. Зомбированный своей мечтой и великой целью, он убедил себя, что Маркс не мог предвидеть мировой войны, и поэтому не знал о возможности форсированного скачка из только начавшей индустриализацию феодальной России сразу в «прекрасную Россию будущего». Оттолкнуться и прыгнуть через пропасть экономической отсталости оказалось возможно, допрыгнуть – нет. И это – главный урок:

мы никогда не должны подменять научный подход и разум слепой верой в наши цели, какими бы прекрасными они нам не казались.

Возвращаясь к Расселу, несмотря на увиденное им в России и критику большевизма, он остался коммунистом и написал: «Я верю, что коммунизм необходим миру… Я приехал в Россию коммунистом, но общение с теми, у кого нет сомнений, тысячекратно усилило мои собственные сомнения – не в самом коммунизме, но в разумности столь безрассудной приверженности символу веры, что ради него люди готовы множить без конца невзгоды, страдания, нищету… Возможно, что российский коммунизм потерпит неудачу и погибнет, но коммунизм как таковой не умрет… Несправедливость [капиталистической системы] так бросается в глаза, что только невежество и традиция заставляют наёмных рабочих терпеть её. Когда невежество отступает, традиция ослабевает».

Надо сказать, что и для Ленина общение с Расселом не прошло бесследно. Думаю, великий философ повлиял на то, что военный коммунизм был вскоре свернут, и страна перешла к «новой экономической политике», давшей колоссальный толчок свободному предпринимательству в рамках социального государства. Увы, вскоре к власти пришли иные люди и настали иные времена. Идею окончательно заменили верой, лидерство – культом, а творчество – диктатом. Но это уже не про Ленина и не про революцию.

11.

Почти двадцать лет назад, когда я шёл в политику, выбор между эволюционным и революционным путями был мне не очевиден. Поэтому тогда я, видя легальные возможности и перспективы для движения в этом направлении, пришел в КПРФ, считая, что эта партия ещё может стать в парламенте силой номер один и начать кардинальные перемены. До сих пор думаю, я был прав. Но возможность эту она упустила. 

Упустила она свой шанс и в 1990х, но тогда меня в партии не было. А уже на моем веку это в первый раз случилось в 2003м, когда КПРФ напугалась посадки Ходорковского. Всё! Грядут повальные репрессии, – решили пожилые вожди, – это опасно, и лучше сидеть тихо и не рыпаться. В итоге они позорно слили выборы в Думу – начав с рейтинга в 29% за год до них, и получив 12.6% в результате –  то есть потеряв больше половины своей фракции.

Второй эпизод – это когда в 2004 году Кремль играет с партией в раскол, используя главу Народно-патриотического союза России Геннадия Семигина. Тогда Администрация президента реализует тайный и довольно длинный план. Бизнесмен Семигин на деньги, в основном, Олега Дерипаски и ряда других олигархов, постепенно «скупает» одно за другим отделения КПРФ в регионах, выступая их спонсором. Деньги он дает, вообще-то, небольшие, но отделения партии нищие, и ценят даже эти скромные средства. 

И вот приходит день 3 июля, когда, реализуя план Кремля, Семигин пытается расколоть партию и поставить все региональные отделения, которые он содержит, перед выбором: вы со мной или с Зюгановым? Задача – захват контроля над КПРФ. 

В какой-то момент ситуация реально качается, так как две трети актива стоят сразу на двух сторонах. Пожилые, битые и не склонные к риску люди, они, с одной стороны, боятся Зюганова, а с другой – видят живые деньги Семигина, на которые живут их организации и они сами. 

Это важный момент. Он имеет самое прямое отношение к названию этой главы – «О методах и целях». Я рассказываю о нем, чтобы показать, какие методы для достижения своих целей: устранение (вплоть до физического) или подчинение политиков и сил, которые считает неудобными – использует в борьбе власть. И какие доводилось использовать мне, и тем, кто тогда собрался вокруг меня и поддержал мои действия. 

Перейдя в наступление, на деньги кремлевских олигархов Семигин проводит альтернативный X съезд КПРФ (т.н. «водоплавающий», поскольку прошел на теплоходе, куда Семигин загонял подкупленніх им раскольников, чтоб не сбежали ***). 

Небольшая группа, настроенная очень антикремлевски, узнает о планах раскола, доносит информацию о них до Зюганова (который поначалу ей не верит), и побуждает его быстро действовать, чтобы сохранить контроль над ситуацией. В итоге её удается удержать с помощью левацки настроенной молодежи. 

Сформированный мной отряд комсомольцев сначала сработал в качестве разведки, а затем и силовой охраны законных партийных органов. В итоге наши совместные быстрые и решительные действия приносят реальный, деловой, управленческий и политический результат: большинство остается в партии, а Семигин из неё уходит. Да, он уводит с собой людей. Но небольшую часть. И слабых. Партия, которую он создает – «Патриоты России» – существует и сейчас, но имеет 2-3 сильных региональных организации. И всё. 

12.

В итоге в 2004м КПРФ остается КПРФ. Бренд партии и основной корпус её членов удается сохранить. А с участниками семигинского съезда, оставшимися в партии, происходит очень серьезный, большой разговор. 

Казалось бы – ура! Мы победили. Сохранили партию возможных перемен, очистили её от конформистов и предателей. Время идти в наступление!

На самом деле – нет.

Давайте представим себе, что Зюганова меняют на избранного на «водоплавающем съезде» губернатора Ивановской области коммуниста Владимира Тихонова (кстати, вполне достойного человека). Что произошло бы? Кремль получил бы контроль над партией на полгода-год раньше. Но, в целом, итог тот же: та же подконтрольная ему КПРФ, просто во главе – Тихонов. Такой же гниющий останок КПСС на пути левого движения. 

Мы этого не допускаем. Но вместе радикализации Зюганов идёт на полную, хоть и с торговлей и оговорками, капитуляцию перед властью. Это – цена, которую он платит за сохранение лидерства. Это про те самые методы, те самые цели и их соотношение. Свои подлинные цели партия утрачивает. Цель у неё теперь одна – самосохранение и пребывание в Госдуме. И это неизбежно и навсегда меняет методы её политической работы.

А Зюганов сдается. Что с него взять? Немолодой человек. Прагматик. Я вижу его логику: мы чудом спаслись, молодые ребята нас выручили, но Кремль это так не оставит. Так что лучше не ждать, когда меня свергнут, а договориться и удержаться. Он выучивает урок. И идёт договариваться. И с ним договариваются. 

К чему это ведет? К тому, что КПРФ теперь не трансформируема. Ключ к её существованию – буква «К» в сокращении КПРФ: «коммунистическая». Ключевое слово. Иллюстрирую: приближаются выборы в Думу. И что мы видим? Рейтинг партии «Коммунисты России» равен «Справедливой России». Почему? Не потому, что они действительно коммунисты, а просто потому, что «коммунисты». Магия бренда.  

Вот и КПРФ на нем держится. А слово «коммунизм», в свою очередь – увы – не на учении Маркса-Энгельса и мечтах Ленина, а на воспоминаниях об СССР, об обществе, которое много людей считает более благополучным и справедливым, чем сейчас в России.

Обездоленные не разбираются в политике, они голосуют за тех,

кто символически выражает солидарность с их прошлым.

Кстати, это работает и в другую сторону, не давая возможность КПРФ расширить круг своих избирателей – «не дай Бог» говорят те, кто не хочет слушать никаких инициатив и предложений, но не хочет и возврата в советское прошлое.

В большой степени из-за плена торговой марки «коммунизм», КПРФ превращается в своего рода франшизу в рамках системы Путина. Благодаря сотрудничеству с властью обретает ещё одну опору – систему фракций в законодательных собраниях регионов. Это освобожденные должности, кабинеты, помощники, машины, квартиры. А также государственные поликлиники и больницы. Для пожилых провинциальных функционеров это не так мало. 

Есть и институт государственного финансирования парламентских партий. И они его получают. Принадлежность к системной партии – это ценность. Раньше кроме своих цепей терять им было нечего, а сейчас человеку, вылетающему из её рядов, есть что терять. КПРФ – шестеренка в машине власти. Она стабильно занимает нишу второй партии в Думе – главной оппозиционной силы. А чтобы её «вожди» были сговорчивее и не скучали, есть эсеры и «Коммунисты России». Они не дают им наглеть и расслабляться. 

Так власть покупает лояльность КПРФ.

У Кремля очень много способов вовлечь в свою орбиту и подчинить самых разных людей и разные силы, и он это делает. Кто не встраивается – вон из страны. Для остающихся – инстинкт самосохранения диктует абсолютную неразборчивость в методах.

13.

Тем в России, кто называет или считает себя несистемной оппозицией, важно отдать себе отчет в следующем: эта власть никогда не впустит вас в себя. Даже самых сговорчивых. Просто так – за здорово живешь – она себя никогда и никому не уступит. Хотя с удовольствием использует всех, от Собчак до Навального, в своих целях. Ей важно одно: чтобы никто не предложил ей системную альтернативу. Которая начинается с выработки программной платформы, где есть ответ на главный вопрос – о взятии власти. 

Кремль и все, кто рядом, прячут свою безыдейность за дымом тлеющих «духовых скреп», принимающих причудливые формы у носителей меркантильных ценностей. 

Т.н. оппозиция прячет её за двумя словесными формулами. Первая – «социальная справедливость» (КПРФ), вторая – «без жуликов и воров» (несистемная). Обе столь же прекрасны, сколь и банальны. И при этом – сейчас совершенно пусты. 

Сможет ли их кто-нибудь наполнить реальным содержанием в будущем? Скажем, то же изрядно потрепанное в боях гражданское общество, призывающее чуму на оба дома, и постепенно уходящее в эскапизм благотворительности и малых дел? С каждым годом, неделей и днем их позиции расходятся всё дальше, потому что

никто не формулирует Идею, способную примирить скрепы и Pussy Riot, европейский выбор и попранное чувство достоинства, жажду стабильности и стремление к справедливости.

Известный миф, столь любимый либералами, гласит: настоящие реформы всегда непопулярны. Думаю, его нам навязывают те, кто не умеет выдвинуть программу в интересах большинства и объединить вокруг неё общество. 

Разве был непопулярен курс Рузвельта в США? Или реформы в Сингапуре и Южной Корее? Разве финское общество протестовало против успешной трансформации своей экономики после распада СССР? Или бразильское – против её рывка вперед в 2000х, когда страна обогнала Россию? Конечно, среди непопулярных реформ тоже есть успешные примеры. Но их, во-первых, меньше, а, во-вторых, уж точно нельзя установить однозначную зависимость между успешностью преобразований и их болезненностью. Не надо недооценивать граждан: шоковая терапия в Польше не сделала Бальцеровича антигероем, в отличие от Гайдара и Чубайса, бравировавших своей непопулярностью.

Но! И это крайне важно: успех реформ невозможен без веры общества в перспективы преобразований. Он может быть построен и на высокой, и на низкой популярности: поддержку левого демократа Рузвельта, уважение к железной воле консерватора Тэтчер или страх перед кровавой диктатурой реакционера Пиночета объединяет одно – люди верят: и Рузвельт, и Тэтчер, и Пиночет имеют в виду именно то, что говорят публично. Они не врут. И в итоге добьются объявленных целей. 

И я вижу, как утрата такой веры становится главной помехой развитию Украины после Майдана – большей, чем агрессия Россия и сопротивление истрепавшихся олигархов. Вижу и то, как отсутствие веры и власти, и оппозиции в России ведет к социальной стагнации, обессмысливанию деятельности и ощущению необходимости прихода тех, кто сформулирует такую идею, поставит такие цели и совершит такие действия, которые вдохнут в людей веру и мобилизуют, сняв сомнения в успехе перемен и их полезности.

Так что не надо бравировать готовностью к «непопулярным» мерам. Надо решиться на популярные. Вера в осуществимость целей и безупречность методов – вот залог массовой поддержки, без которой наши действия никогда не станут успешными.