О МЯГКОЙ СИЛЕ (ЧАСТЬ 3)

Собственно, там – на Западе – и появилось это понятие: мягкая сила. Как и многие другие современные политические формулы. Эту ввел в обиход профессор Джозеф Най-младший – видный американский гуманитарный учёный, авторитетный эксперт по вопросам международных отношений и обороны, профессор Гарварда, декан Школы управления имени Кеннеди, видный деятель разведывательного сообщества США.

Впервые он использовал этот термин в 1990 году в книге «Долг лидерства: меняющаяся природа власти Америки». А затем в 2004м развил свои идеи в работе «Мягкая сила: орудия успеха в мировой политике».

Определение мягкой силы, которое дает Джозеф Най в этих и в последующих работах, по сути, не отличается от того, дал в этой главе я. Хотя, как и подобает формуле автора такого термина, оно заметно мягче:

Мягкая сила – это способность оказывать влияние на окружающих силой примера и убеждения,
а не «жесткой силой» принуждения и угрозы расплаты.

При этом в более поздней работе – статье «Как “резкая сила” угрожает мягкой силе» – автор замечает, что «самой по себе мягкой силы бывает мало, но вместе с жесткой силой она реально работает. Такое сочетание хотя и не ново (Римская империя полагалась на силу своих легионов и привлекательность цивилизации), но оно всегда служило лидерству Америки. Сила зависит от того, чья армия побеждает, и от того, чья история побеждает».

То есть ни сам Най, ни государственные лидеры недавних десятилетий, ни элиты США никогда не отказывались от сочетания для достижения своих целей американской культуры и ценностей и жесткой силы. Само собой, любой умный политик соблюдал при их применении баланс, позволяющий соблюсти выгоду страны. Не зря профессор Най указывает, что побеждает не только армия, но и история.

История России может побеждать. Как и история Украины. И других стран. Но это требует, прежде всего, исполнения ряда условий. Главное: история должна быть правдива. Это не значит – включать все важные даты, «голые» факты и важные имена. Или точно описывать процессы. Это значит, что их трактовки должны быть честны: например, включать и сведения, радующие патриотов, и те, о которых им говорить стыдно.

«Поправленная» и отлакированная история рано или поздно вернется бумерангом к своим редакторам с утроенной силой. Это произошло с СССР, когда в результате манипуляций с историей многие достойные и светлые личности попали в список «декоммунизируемых». Летом 2020 года то же происходило в США, когда волна справедливого возмущения полицейским насилием в отношении чернокожего населения начала сносить памятники Колумбу, Вашингтону и другим историческим личностям. Природа этих явлений одинакова:

если ты пытаешься в угоду «безупречности» прошлого игнорировать пятна на своем солнце, ты рискуешь рано или поздно оказаться в зоне полного затмения.

Понятно, что на 100% освободить трактовки от личного взгляда историка нельзя, но стремиться к этому надо. Причем максимально. И уж точно нельзя выдавать за исторические факты очевидные подтасовки, важные с чьей-то точки зрения для сохранения светлых образов людей и событий в глазах современников, а попытки сказать правду – объявлять фальсификациями. Это не мягкая сила, а её подрыв. Так даже большую мышечную силу подрывает болезнь или отсутствие упражнений – то есть развития.

Нечто подобное сделала российская пропаганда со статьей Владимира Путина «Общая ответственность перед историей и будущим», опубликованной в 2020 году. В своем сочинении он жестко критикует Мюнхенское соглашение и политику западных держав предвоенного времени, но в то же время оправдывает пакт Молотова-Риббентропа. Работа, на самом деле, если её воспринимать как полемическое упражнение известного политика – крайне интересная. В ней много моментов, заслуживающих реального и глубокого обсуждения; но есть и ряд утверждений, сделанных исключительно для оправдания агрессии в Крыму.

И тут, следуя инструкциям выслуживающегося перед Путиным МИДа, посольства РФ стали рассылать публикацию западным ученым, предлагая «в будущем использовать статью для подготовки исторических материалов». Содержание полученного текста не слишком возмутило ученых. Чего ещё можно жать от Путина? А вот призыв использовать его они расценили как вмешательство в свободу науки. Действия посольств вызвали скандал. В итоге даже разумные мысли статьи были дискредитированы.

Это ещё раз подтверждает мысль профессора Ная: «сила зависит от того, чья армия побеждает, и от того, чья история побеждает». Красная армия и армии других стран, сражавшихся против Гитлера – победили. А история? История из-за некомпетентных действий чиновников, снова проиграла. И это прямой результат попыток манипулировать ей в сиюминутных интересах Кремля. К сожалению, я вижу, как проигрывает и Украина от того, что иные её лидеры пытаются переписать отдельные исторические эпизоды, оправдывая свои взгляды.

Вывод? История России, включая перестройку, сроки Бориса Ельцина и путинские времена – требует и будет требовать точного и честного анализа и описания российской и зарубежной аудиториям. Включая, конечно, время, когда президентом служил Дмитрий Медведев. Для многих оно стало эрой надежд. А мягкая сила, несмотря на войну в Южной Осетии, тогда получила шанс занять ведущее место во внешней политике страны.

10.

Время Медведева оказалось недолгим. Через два года после окончания его президентского срока случилась самая дорогая акция российской мягкой силы – Олимпиада. То, что по замыслу Кремля должно было стать триумфом «вставшей с колен» России, обернулось двумя смачными пощечинами, которые перевернули смысл произошедшего с точностью до наоборот.

В последний день Олимпиады сменилась власть в Киеве, и президент Янукович в страхе бежал из страны. Вмешательство Москвы привело к тому, что весь март мировая пресса выходила с карикатурами на тему русских медведей на коньках и лыжах, которые прямо из Сочи поехали оккупировать Крым.

Вскоре же открылась самая черная полоса в истории российского спорта – скандал с использованием допинга в ходе Олимпиады. В итоге страна потеряла большую часть завоеванных медалей, и получила запрет на участие в спортивных соревнованиях по всему миру. Естественно, в конспирологическом сознании обитателей Кремля понимание произошедшего развивалось не в направлении «мы что-то сделали не так», а в стиле «мы так круты, что все против нас».

Поэтому они решили: использовать мягкую силу бессмысленно – надо показывать железный кулак. И в 2014 году, после Олимпиады, Путин сделал однозначную ставку на жесткую силу, а созданные ранее элементы мягкой силы превратились в резкую силу – пропаганду, манипуляцию и иные средства воздействия на эмоции и настроения людей, вплоть до подрывной и диверсионной работы силами на Западе силами ГРУ.

Ответом на этот поворот стала международная политика санкций, начатая США и втянувшая в себя Евросоюз. Мы о них уже говорили; но стоит сказать ещё в контексте мягкой силы.

США всегда продвигали себя в мире тысячами способов – от джинсов, джаза, «Кэмэла», «Кока-Колы» и Макдональдса, как символов свободы потребления; через кредиты и экономические союзы, как условия свободы торговли; до образования и кино – как образов будущего, связанного с Америкой.

Всё это они на деле воплощали в освобожденной от нацизма и разрушенной Западной Европе. План Маршалла поднял её из руин. «Коламбиа пикчерс», «Парамаунт», «ХХ век Фокс», «Дисней» восстановили веру потерявших всё людей в благополучное завтра. Чтобы посмотреть на киноистории Дальнего Запада за границей, они выкладывали последние монеты. И, заметьте – в огромном количестве дети.

О чем помнят сегодня немцы в связи с советской блокадой Западного Берлина и организованным союзниками воздушным мостом 1948-49 годов? О числе погибших пилотов? Нет – о сладких новогодних подарках, которые американцы везли детям своих недавних врагов. Это и была их мягкая сила. Тогда. И она победила блокаду. В том числе.

Эти пряники не всегда в истории перевешивали кнут. Многие небезосновательно вспоминают многочисленные американские военные операции в разных частях света, из которых далеко не все имели корректное правовое оправдание. Но именно конфликт с Россией из-за Украины сделал массовым применение международных санкций.

Санкционная политика, конечно, существовала и раньше; ей пытались повлиять (совершенно не эффективно, замечу) на Иран, Кубу или Северную Корею. Но 2014й год вывел масштаб её применения на новый уровень.

С одной стороны, конечно, лучше санкции, чем ракеты. С другой – барьер для их применения снизился настолько, что они уже превращаются в неотъемлемый механизм не мягкой силы, но гибридной войны, наряду с подрывной пропагандой или диверсиями.

Это стало возможно благодаря глобализации мировой экономики; но именно санкции несут большую угрозу распаду международных экономических и политических связей. Одно дело – когда наказывают отдельных лиц или членов организаций, несущих личную ответственность за нарушения прав человека, коррупцию или военные преступления. Другое – когда небольшая группа бюрократов (порой плохо знающих, как устроены другие общества) может ударить по целой нации, пытаясь побудить её власти к каким-то действиям.

Те, по кому пришелся удар в таких случаях перестают видеть благие намерения бьющих. Они слышат только «Америка прежде всего», и окрашивают в мрачный цвет всё подряд. Мы видим, сколько проблем возникает сейчас (и возникало в прошлом), когда США вели политику изоляционизма; демонстрировали недоверие союзникам; начинали торговые войны и уходили от многостороннего сотрудничества в двусторонние связи.

Ровно то же самое делает Россия. Когда Кремль во имя своих внутриполитических целей начинает накачивать население страны лозунгами про «Россию превыше всего», «вставание с колен» и «особый путь», это рождает вопросы и законные опасения. Мир видит, как власть формирует общественное мнение. И говорит: что они делают у себя дома – интересно, но это их личное дело. А вот, что касается или может коснуться нас – куда важней. Суждения толп просты. Они спрашивают: «На чьей стороне эта страна? Добра или зла? Кому нужна её политика? Может ли она стать для нас опасной?»

И чем больше страна демонстративно играет мускулами, чем чаше говорит про свои национальные интересы, чем жестче играет свою игру и бряцает оружием – тем менее эффективна её мягкая сила.

11.

Путин всегда стремился строить свою внутреннюю политику на балансе между силовиками и «системными либералами». В связи с крымским кризисом, войной в Донбассе и последовавшими санкциями баланс был резко нарушен. Я не раз писал здесь о «ДНР/ЛНР». А недавно узнал забавную расшифровку одного из сокращений: ЛНР – «Лубянская Народная Республика». Речь идёт о самой сильной группе интересов, действующей в России. её границы простираются куда дальше территории, занятой зданиями Федеральной Службы Безопасности в каждом городе РФ, и её штаб-квартиры, что в Москве на Лубянской площади.

При позднем Путине эта и другие спецслужбы во многом стали определять внутреннюю и внешнюю политику России. И впрямую влияют на то, какое соотношение мягкой и жесткой силы руководству страны следует выбрать. Думаю, президент понимает, что он во многом сам уже стал заложником собственной системы, регулярно тасует людей в погонах между разными силовыми ведомствами, но уже не в силах от них избавиться.

Многие думают, что ЛНР целенаправленно занята «реконкистой» (возвращением земель) постсоветского пространства, позиционируя Россию как «наследницу СССР». Соперниками она видит лишь великие державы, а правительства бывших союзных республик воспринимает, как туземных вождей, легко покупаемых блестящими бусами.

На самом же деле ЛНР (она же – «коллективный Путин») не имеет иной цели, кроме самосохранения и воспроизводства в роли господствующей группы. Для этого, по мнению Кремля, достаточно псевдогосударства-рантье, живущего за счет природной ренты. Но она полагает, что для выживания ей нужна экспансия – контроль за транзитом и рынками сбыта. Применять для этого мягкую силу или взвешенное сочетание мягкой и жесткой силы она считает слишком сложным. Такой подход лежит вне личного опыта и картины мира большинства её руководителей. 

Кроме того, крайне неудачный и травматический опыт «ползучего проникновения» в Украину и незаметного её подчинения с использованием такого орудия, как Янукович, убедил их, что такие аспекты мягкой силы, как «агентура влияния» и демонстрация преимуществ России, не работают. Просто в силу их очевидной неубедительности. Что интересно – украинцы смотрят на своего Медведчука (кума Путина), и думают, что у Кремля все получается. При этом в Москве, конечно, Медведчука поддерживают, но подавляющее большинство представителей российской элиты не без оснований убеждёно, что Путин при этом кидает деньги на ветер.

Зато есть другие страны, где Путина по-настоящему любят, и где московские подходы к мягкой силе срабатывают. Прежде всего – в Азии, Африке и Латинской Америке, где иные режимы и часть населения видят в Москве главного борца с раздражающей их глобальной гегемонией Запада. Там люди, услышав фамилию Путин, могут улыбаться, поднимать большой палец и предлагать купить со скидкой футболку с его портретом.

Но на самом Западе – ни в Европе, ни в мире «Молодых тигров» Юго-Востока, ни, тем более, в США, они не работают. Фамилия Путин, конечно, не заставит тамошних жителей показать средний палец – они деликатны… Но это всё же более вероятный жест, чем подъем пальца большого. Исключение – ультраправые и ультралевые группы в развитых странах, готовые дружить хоть с чертом лысым, лишь бы он был антиамериканским. Они могут накрутить просмотры роликов Russia Today и поднять волны обсуждений в соцсетях; но повлиять на реальную политику в своих странах неспособны.

По всему по этому правящий слой России, фактически отказываясь от применения мягкой силы, концентрирует усилия на интенсивном использовании в международной политике жесткой и резкой сил.

12.

А это что за термин – резкая сила?

Этот вид силы отличается и от мягкой, и от жесткой. Термин ввели в оборот Кристофер Уокер и Джессика Людвиг из Национального фонда в поддержку демократии[5], предложив формулу sharp power (sharp значит «острый»). Она, пишут авторы, «пронзает ткань политического и информационного сообщества в странах, подвергающихся атаке и проникает в него», чтобы максимально разрушить.

На самом деле эти слова описывают информационную войну. Ее, как считают Уокер и Людвиг, ведут против демократического Запада авторитарные державы – Китай и Россия. В минувшие двадцать лет Пекин и Москва потратили миллиарды долларов на формирование в мире благоприятного для себя общественного мнения. А общественное мнение, как известно, формирует массовое поведение.

При этом они комбинируют новые и уже давно известные инструменты воздействия на аудитории, делая ставку на расслабленность обществ Запада после их победы в холодной войне и их неготовность быстро мобилизовать силы и средства для борьбы с наступательной пропагандой. С момента аннексии Крыма все агрессивные действия Кремля сопровождают мощные кампании дезориентации и дезинформации, умело задействующие такой метод, как постправда.

По сути, эти действия имеют глобальный характер. И значит, политикам США и других демократий, а также лидерам гражданских обществ пора переосмыслить своё отношение к не жесткой (т.е. не военной), но резкой (т.е. пропагандистской) агрессии России. И адекватно действовать в ответ. Демократии, считают авторы, должны не просто быть «вакцинированы и защищены от враждебного авторитарного влияния», но и «действовать гораздо активнее и более наступательно, чтобы отстоять свои принципы». А в демократическом обществе там, где принципы, идеалы, ценности, там и институты, процедуры, общественные отношения, вся социальная организация.

Что ж, в этом мало нового. То же самое когда-то делали нацисты; сейчас (и уже давно) стараются осуществлять исламские террористы… Это старые приёмы. Но есть и новизна. Она – в скорости распространения манипулятивной информации. Байты дешевы. Их легче отрицать, чем шпионаж или вооруженные атаки. Но они могут быть инструментом обмана и принуждения.

Не так сложно зафиксировать эффективность резкой силы. Она работает быстрее и проще, чем столь привычное современному Западу просвещение и объективное информирование. И не исключено, что эта эффективность может побудить кого-то к симметричному ответу – т.е. к борьбе с информационным агрессором его же оружием.

«Но, – предупреждает профессор Най, – перед лицом вызова, демократические правительства и общества должны избегать искушения имитировать методы своих неприятелей. Необходимо воздерживаться от избыточного или чрезмерного реагирования на резкую силу, потому что в противном случае демократии уподобятся своим противникам и дискредитируют свои подлинные преимущества. И сегодня наше главное преимущество – это мягкая сила».

13.

Тут Най поднимает важный этический вопрос. Я уже высказал в этой книге моё отношение к принципу «цель оправдывает средства». Это источник моих бесчисленных споров с рядом коллег по оппозиции, таких, как Алексей Навальный, считающими, что нормально противопоставить лжи власти передергивание фактов, беспочвенному обвинению – ответную манипуляцию, прославлению Путина – собственный культ. Я соглашаюсь с теми, кто говорит, что «на войне, как на войне», и нам нужна одна победа. Но считаю, что

аморальная победа нам слишком дорого обойдется.
Она станет залогом возрождения побежденного дракона.

Чем хороша мягкая сила? Най считает, что «сама по себе она не хороша и не плоха». Ведь «неизвестно, что лучше: выкручивание рук или выкручивание умов». 

Здесь я с ним не соглашусь. «Выкручивание умов» всегда хуже. Руку отпустил – и человек встал. А с промытыми мозгами он ходит, пока не происходит всеобщая встряска в обществе, когда настроения меняются повсеместно и скачкообразно. Но всё же есть разница между мирным диалогом, когда конкурирующие между собой страны, со своими ценностями и моделями общественного устройства, показывают гражданам друг друга свои преимущества, и те делают свободный выбор. И иное дело – когда они обманывают жителей друг друга, чтобы реализовать корыстные интересы своих правителей за счет простых людей. Последнее – это уже никакая не мягкая, а та самая резкая сила. Которая не только «выкручивает умы», но и открывает ворота вторжениям, пролагает дорогу танкам, и подставляет небо и землю ковровым бомбардировкам.

Внутри страны – то же самое. Мы живем в эпоху, когда политиканы и мастера управления выбором каждый день создают в Интернете и вне его новые техники дезориентации, манипуляции и контроля больших масс участников глобальных коммуникаций.

Социологи говорят о таком явлении, как онлайн-толпа. Оно ещё слабо изучено. Но уже ясно: она может быть объектом применения одной из сил, о которых мы говорили выше.

Мобилизация групп онлайн-сторонников, часто перерастающих в онлайн-секты – важный инструмент резкой силы. Как и мягкую силу, её можно включать в политический процесс и ради зла, и ради блага. Мы только начинаем понимать, что это такое. Но уже видим группы онлайн-фанатиков, слепо идущих за их кумирами. Я наблюдал их и вокруг Трампа в Америке, и вокруг Порошенко в Украине, и вокруг Навального в России. Это в наши дни очень ценный ресурс. И мы сталкиваемся с ним всё чаще; думаю, строители новой свободной России не смогут их игнорировать.

Таков нынешний мир: явившиеся откуда ни возьмись самые экзотические идеи и лозунги обретают носителей и направление своего применения так быстро, что не оставляют времени на детальные исследования их сущности и – если надо – на создание и применение противоядия или защиты.

Те, кто разрабатывает и вводит в повседневность новые, наверняка порой небезопасные явления, могут оправдывать их «благородством целей», а могут помалкивать. Но то, что они пытаются делать с миллионными аудиториями с помощью соцсетей и массовых кампаний в Интернете, требует самого пристального внимания.

Что нам делать с мягкой силой? Нужна ли она строителям новой России?

Те, кому ценна человеческая жизнь, свобода и благополучие своих и чужих граждан скажут: да. Потому что её применение, как минимум, не влечет человеческих жертв. А уже одно это на фоне происходящих в мире кровопролитий – хорошо.

Очень надеюсь, что и жесткая, и резкая силы – навсегда уйдут из нашей практики, и им на смену придет мягкая. Не менее уверенная и эффективная, но более справедливая и безопасная.