ОБ УКРАИНЕ (ЧАСТЬ 2)

Российско-украинский конфликт наглядно показал – армию надо воспринимать не как красивый атрибут государственности для парада или обузу для бюджета, как всегда казалось постсоветским либералам. Это важнейший элемент национальной идентичности, потенциальный драйвер технологического развития и важный геополитический фактор. Потому что от того, насколько ты способен сопротивляться, меняется круг твоих возможных союзников и партнёров. Это нельзя недооценивать.

Плачевное состояние украинской армии было одним из ключевых факторов, повлиявших на принятие Путиным решения об аннексии Крыма и побудивших отдать приказ. Другим фактором были настроения крымчан, которые уже не верили в желание Киева развивать полуостров.

Но в Донбассе всё было более сложно. В Кремле хорошо помнят, сколько проблем было с санацией шахт соседней Ростовской области, что относятся к тому же Донецкому угольному бассейну и в современной неолиберальной экономике не рентабельны. Взваливать на шею проблему в десять раз большую, чем ту, с которой российское правительство еле разобралось у себя, столкнувшись с массовыми протестами шахтеров… Не верю, что такой рациональный, циничный и хорошо считающий деньги человек, как президент России, мог хоть на минуту этого захотеть.

Целью Путина на Донбассе была дестабилизация Украины в целом, а не захват ещё одного куска её территории.

Путину нужна Украина целиком, как зона его влияния и дополнительный рынок для российского бизнеса. Основной ресурс для этого – тоска о СССР, присущая многим в России. Она не характерна для Украины в целом, но типична для Донбасса. При этом лишь меньшинство его жителей, и даже меньшинство сепаратистов хочет «отложиться от Украины и присоединиться к России». Когда я был в Донецке, я много говорил об этом со всеми, с кем встречался с обеих сторон баррикад.

Вспоминаю ветеранов, с которыми мы отмечали 9 мая 2014 года. Они украинцы, говорят по-русски, воевали за СССР – за общую родину. Их дети живут в Украине, России, Беларуси, Казахстане… Неискушенные в геополитике, они не видят: зачем всё делить? Не понимают: почему этот вопрос в принципе встал между нашими странами?

Увы, Донецк и Луганск взяли поддержанные Кремлем сепаратисты. При этом референдум 11 мая показал Москве, что большинства, как в Крыму, не набирается. По моей оценке, прокремлевским силам удалось собрать около 40% голосов, и это стало важным фактором для решения Путина не форсировать проект «Новороссия». Украина потеряла Донецк и Луганск, но отстояла Мариуполь и вскоре вернула под свой контроль Славянск и Северодонецк, где жизнь быстро пришла в норму. Сепаратизм оказался заперт лишь в нескольких районах Донбасса.

Когда стало ясно, что без широкомасштабного участия российской армии (а, значит, без большого числа жертв) «русская весна» захлебывается, Сурков технично отодвинул от темы всех конкурентов. Зато при его активном участии в итоге боев за Дебальцево Украину вынудили подписать заведомо невыполнимые «минские соглашения».

С этого момента конфликт перешел в вялотекущую фазу: несколько человек с обеих сторон гибнут каждый день, но фронт не двигается, а международное сообщество делает вид, что война «заморожена». Все друг друга обвиняют в невыполнении соглашений, а под шумок с обеих сторон границы зарабатывают большие деньги на черной дыре непризнанных республик.

10.

На фоне боевых действий в Донбассе и вмешательства России, «маятник» общественных настроений в Украине резко качнулся в сторону Запада. При этом и восточные избиратели ещё надеялись избежать войны, и президентом страны стал Петр Порошенко, в котором видели наиболее спокойного участника Майдана. Прозападного политика, но не радикала. Такой общественный консенсус позволяет ему победить в первом же туре – нелегкая задача, учитывая число кандидатов.

Что характерно, Порошенко побеждает везде, кроме одного округа. На востоке его результат ниже, чем на западе – в среднем около 40%, но он всё равно в несколько раз превышает второй результат Юлии Тимошенко.

То есть Порошенко избран, как президент и Галичины, и Малороссии, и казацкой вольницы.

Но с первых дней его президентства канонада российской артиллерии и выстрелы с востока быстро смещают его центристские взгляды в сторону опоры на избирателей запада страны. Не думаю, что русскоязычный Порошенко, для кого украинский стал четвертым или пятым выученным языком, когда-то мог себе представить такую эволюцию своего политического лица. Классический умеренно неолиберальный предприниматель, он к концу своей каденции стал выглядеть радикальным национал-консерватором, выдвинув лозунг «армия, язык, вера!»

Эта эволюция показала весьма поверхностный и ситуативный подход многих представителей украинской элиты к столь фундаментальным вопросам, как национальная идентичность. Она у верхушки власти такова, как в данный момент выгодно для управления страной. Вот только игры с такими серьёзными вопросами заставляют политика надеть маску, которую очень трудно потом снять. Особенно в воюющей стране, где ветераны боевых действий отнюдь не склонны с этими вопросами шутить.

В итоге правление Порошенко стало временем попыток внедрить понимание украинской идентичности как галицийской, отвечающей подходу примерно 20% жителей страны. Столько процентов он и получил на следующих президентских выборах…

Это действительно ключевая проблема украинского общества. Галичина считает себя, и только себя, настоящей Украиной. Но Украина может быть только суммой трех частей: Запала, Востока и Центра. Поэтому в 2019м победил Владимир Зеленский – человек без опыта, без команды, без международных связей, зато, как и Порошенко-2014, опиравшийся на все три столпа украинской нации.

Особенная проблема в Украине, разумеется, язык. В стране есть преобладающий этнос – но для значительной его части родной язык (то есть тот, на котором говорят в семье) не украинский, а русский. И ментальность этого этноса, как я уже отмечал, делят три группы; и в каждой – своё отношение к языку. Для кого-то важно говорить по-украински, кто-то не приёмлет ограничения языковой свободы, а кто-то и суржиком[3] прекрасно обходится.

Вдобавок, кроме украинцев, в Украине живут и русские, и венгры, и поляки, и болгары, и евреи, и, разумеется, крымские татары. И у всех свой взгляд на язык.

В мире есть страны, выстроенные на многоязычной и многонациональной основе. Это им не мешает быть едиными и сильными. Наоборот – усиливает их конкурентоспособность. Так, в Швейцарии столетиями успешно сосуществуют четыре разных этноса и языка безо всяких раздоров. её народ культивирует разнообразие. Швейцарцы – политическая нация.

На мой взгляд, путь Украины – это путь Швейцарии.

Украино-русская билингвальность – исторический и культурный факт. Для большинства населения страны, и это важно признать, первый язык – это современный русский. Но почти все владеют и украинским, и его роль постепенно возрастает. Это очень важно для национального строительства.

Плохо только, когда начинается принуждение. Я, когда приехал в Киев, выучил украинский в первые же полгода своей жизни там. Хотя, скажу честно, это не носило практического смысла – у меня ни разу не было необходимости говорить по-украински, только собственное желание и принцип проявлять уважение к стране, ставшей домом. Понимать, конечно, важно, но никто в Украине меня никогда не принуждал отказываться от моего русского.

Языковые провокации, в основном, инспирировали как раз на востоке. Чем больше российская пропаганда оправдывала агрессию в Донбассе защитой прав русскоязычных, тем чаще патриотически настроенная общественность Украины называла русский «языком оккупантов». Давая новый повод для наскоков московских пропагандистов и вынуждая политиков, включая президента, занимать одну сторону, роняя свой рейтинг в пользу агентов влияния Кремля.

Когда я спускаюсь в нью-йоркское метро, я вижу там объявления не только на английском, но и на испанском, и на китайском, и на русском. В тех местах, где много русскоязычных, я могу сдать на права или получить документы на русском языке. Преподавание в школе, разумеется, на английском, но ничто не мешает иметь дополнительное образование хоть на украинском, хоть на турецком. Эта свобода страну не разваливает, а укрепляет. Я считаю,

двуязычие Украины – её огромное конкурентное преимущество.

Любая страна безусловно должна стимулировать развитие своего государственного языка. Но именно стимулировать, а не запрещать остальные. Ограничения не объединяют, а раскалывают. Украина может принять и осуществить проект создания политической (а не этнической) нации, как мощной основы государственного строительства.

«Мы все – украинцы» – верный и актуальный политический лозунг. Для кого-то герои – Степан Бандера и Иван Мазепа, для кого-то Василий Кочубей и Богдан Хмельницкий. Но это не делает кого-то менее патриотичным. Думаю, Украина, сколько бы её ни толкали к моноязычию, в итоге выберет именно такую модель.

11.

Именно с идеей формирования украинской политической нации и отказа от раздела украинцев на первый и второй сорт в 2019 году к власти приходит Владимир Зеленский. Этот человек – особый феномен. И стать президентом ему помогает именно слишком далекий уход «маятника» в сторону Запада при Порошенко. Потому что разочарование в постмайданной власти сильно качает общество в другую сторону.

И Зеленский ставит рекорд – 73,22% голосов во втором туре против 24,45% у Порошенко. То есть ему отдают голоса и многие избиратели, ориентированные на Запад.

Почему?

Главная причина, считаю я, та, что народ Украины ещё ищет свою идентичность. И тут позиция западного украинца мне не слишком близка. Ведь в своей массе он ищет идентичность исключительно в этносе и языке. И строит её как бы в противовес России. Этот подход ясно виден в книге Леонида Кучмы «Украина – не Россия».

Кратко изложить его можно так: не лезьте к нам с вашей русской меркой. Мы – другие. Позитивным такой подход назвать сложно. Идентичность нельзя выстроить по принципу «мы другие». Другие – а какие? Я думаю, что

Украина обретет истинную идентичность
и станет с ней великой страной, когда предъявит свои права
на «русский мир» и русский язык.

Я это понял, когда стал жить в Украине. И это для меня – открытие.

12.

Вообще, на пути освоения украинского меня ждало немало находок.

Я помню, как долго изучал киевские храмы. Вот мощи князя Владимира – основателя украинского государства. Как это – украинского, удивляюсь? А потом ещё один шок: что такое знаменитый трезуб? Знак Петлюры и Бандеры, украинских националистов? Так я считал очень долго. В Киеве же узнал: это – печать равноапостольного князя Владимира, который для меня всегда был русский князь и основатель русского государства. Почитаемый не только православными, но и католиками. Тут и происходит открытие:

подлинный символ русского государства – трезубец,
а не орел о двух головах.

Орел – российский символ, а трезубец – русский!

Вскоре я узнаю, что в Украине украинский язык в XIX веке называют русским языком. А наш русский язык на украинском, и тогда, и сейчас – российская мова.

И тут я начинаю вспоминать и сопоставлять, и в который раз делать вывод, что российская-то идентичность – синтетическая. Россия в плане идентичности – она как Америка, её производят в плавильном котле многих культур и народов.

Нет русских. Русские – это украинцы. Те, кто из Киевской Руси.

То, что здесь, в Киеве – это и есть русское. Зато есть россияне – сплав множества народов, где русские – только одна из наших составляющих. Кстати, замечу: генетические тесты тоже показывают: с точки зрения генетического анализа, разделить украинский и русский код невозможно. Я проверял.

Кто преемник Киевской Руси? Москва считает, что она. А Киев, что – он. Как был, так и остаётся.

Но кто, извините, основал Москву? Киевский князь Юрий Долгорукий. И похоронен он в Киеве.

Кто создал древнюю русскую правовую систему? Киевский князь Ярослав Мудрый. И он похоронен в Софийском соборе.

Кто крестил Русь? Киевский князь Владимир.

Вот могила Петра Столыпина. Вот останки русского богатыря Ильи Муромца. Всё это – Киев.

То есть всё, что для многих фундамент русского государства – на самом деле фундамент государства украинского. И когда Украина самоопределяется как «мы не Россия», она добровольно выбирает дырку от бублика, оставляя своё исконное наследие Москве.

Потому что она как раз и есть Россия. А остальное – нет. Так что не соглашусь с Кучмой и со многими русскими и украинскими националистами.

Россия – это Украина.

Но не наоборот.

13.

Украинцы говорят: «мы не Московия. Наш фундамент религиозный, языковой, культурный – свой, украинский».

Так и есть. Московия во время Золотой Орды, и после, во времена Империи, всё дальше уходит от русскости. А Украина остаётся на фундаменте Киевской Руси. И развивает его по-своему. И в какой-то момент это для меня тоже – абсолютное открытие.

Другое открытие – Украина более консервативна и религиозна. Для украинцев гораздо большее значение, чем для россиян, имеет семья.

В России главные ценности – наше государство, страна, Родина… Для нас жертва жизни ради Родины – не пропагандистский миф. А часть национального характера. Наш долг. Для украинца долг – пожертвовать всем ради семьи.

Другое дело – коллективизм. Вы же не раз слышали, что русские – коллективисты. Но это не так. Я с этим категорически не согласен. И тысячи примеров в жизни, бизнесе, политике подтверждают мою правоту. Это выдумали власти, чтобы легче управлять людьми. Россияне, вопреки множеству мифов – не коллективисты. Но готовы отдать жизнь за страну. И это тоже подтверждают тысячи примеров.

Государство для россиянина – тайная сила. Родина – священна.

При этом готовность к самопожертвованию присуща и украинцам. Поэтому они, как и россияне – отличные солдаты: готовы идти до конца. Но каждый – за свое. За разное.

Важная деталь: по-украински родина (произносится как «родына») – семья. Семья – высшая ценность украинца. её он будет защищать до последнего вздоха и капли крови.

Сюда же, кстати, ведут корни пресловутой «украинской коррупции» – всё надо притащить в хату. И эта хата будет с краю. Хутор. А для россиянина лишней земли нет. Каждая её пядь, даже самая дальняя – его. Собственная. И за неё он готов отдать миллион своих и убить миллион врагов. Но ни с кем ни кусочком не поделиться.

Государство российское, сколько оно существует, всегда это использует. Приватизирует эти чувства и ставит знак равенства между народом и собой. И выше – между собой и своим начальником, как бы он ни назывался, царь, генеральный секретарь или президент.

В Украине этого нет: семейные традиции, семейные праздники, семейное общение –имеют здесь гораздо больший смысл, чем в России, и гораздо большую важность, чем государство. Это обусловлено историческими причинами. И это сегодня сильно мешает Украине строить свою государственность.

14.

Что ещё меня потрясло в Украине?

Мифологизированность её истории. В России от нас многое старались скрывать. Чего греха таить – были такие страницы, что выглядят неприглядно, и разрушают красивую картинку национальной гордости. Это печально, но понятно.

Зато в Украине тенденциозность преподавания истории и её изложения политиками бросается в глаза. Хотя, разумеется, в стране много грамотных историков, и я перечитал много прекрасных учебников. А также немало идей, событий и побед, которыми можно гордиться. Но… они разрушают и без того не очень стройную картину «маленькой гордой европейской страны, столетиями угнетаемой москалями». Поэтому широкой публике о них не говорят. Отсюда незнание многими украинцами их истории и истоков государственности.

Порой я провожу небольшой личный тест – спрашиваю украинских националистов: к какой партии принадлежал Симон Петлюра?

Никого не желая уязвить, я, тем не менее, задаю этот вопрос довольно часто. А верный ответ получаю лишь однажды. От автора диссертации о Петлюре. И больше никто, включая людей с историческим образованием, ответить не может. Меж тем, глава Директории Украинской народной республики 1919-1920 годов – член УСДРП и карьерой в значительной степени обязан большевикам – Ленину и Троцкому.

Сперва он даже не входит в состав Центральной Рады. Его кооптирует Всеукраинский национальный съезд, в котором первую скрипку играют левые, а голоса, недостающие для избрания, ему дают большевики. Они же опираются на его поддержку при подавлении мятежей в армии, угрожающих революции в Петрограде, вроде мятежа Корнилова.

Но именно по этой же причине – угрозе революции – Петлюра ссорится с большевиками после октябрьского переворота. Причин национально-освободительного характера в этом не было. Роль сыграли разногласия между ветвями левого движения о путях революции.

Все видные деятели украинского государства начала ХХ века – левые.

Кроме гетмана Павла Скоропадского (кадета, т.е. либерала в современных терминах), правившего менее восьми месяцев 1918 года, они либо меньшевики, либо большевики, либо эсеры. Но Скоропадский и националистом не был.

Ведущие деятели культуры – Тарас Шевченко, Владимир Винниченко, Леся Украинка, Иван Франко – в той или иной степени тоже левые.

Украинский национализм той поры – политически весь левый. И огромная часть гражданской войны в гибнущей Российской империи идёт на территории Украины. Как и огромная часть работы по созданию советского государства.

В современной Украине это знают немногие. И не особенно стремятся. Потому что, отстраиваясь от России, порой автоматически ставят знак равенства между левыми идеями и российским империализмом. При этом никто не отвечает на мой вопрос: к какому автору и какой работе восходит фраза, так любимая националистами: «русский демократ заканчивается там, где начинается украинский вопрос»…

Этот афоризм приписывают Винниченко, не указывая, впрочем, где он это пишет. Меж тем, на самом деле он восходит к тому фрагменту работы Ленина «Критические заметки по национальному вопросу», где, обсуждая самоопределение Украины, он настаивает: «всякий демократ… будет решительно бороться против неслыханного унижения украинцев и требовать полного равноправия их. Но было бы прямой изменой социализму и глупенькой политикой ослаблять… связь и союз украинского и великорусского пролетариата». Ещё в 1903 году он сказал, что русские «полны чувства национальной гордости, и именно поэтому мы особенно ненавидим своё рабское прошлое и своё рабское настоящее, когда те же помещики, споспешествуемые капиталистами, ведут нас на войну, чтобы душить Польшу и Украину».

А кто первый подписывает Брестский мир? Украина. Делегация Центральной Рады. Пытаясь защититься от красных, именно руководство УНР приглашает немцев в Киев. Причем в обмен на поставки Германии и Австро-Венгрии до 31 июля 1918 года 1 миллиона тонн зерна, 400 миллионов яиц, до 50 тысяч тонн мяса рогатого скота, а также сала, сахара, пеньки, руд и другого сырья.

Немцы приходят и видят: им придется защищать обширную территорию, где царит хаос, и все ведут войну против всех. При полном безразличии к порядку, благосостоянию, собственности и государству. И ставят на царского генерала Павла Скоропадского, который через полтора месяца после начала оккупации совершает переворот и пытается навести хоть какой-то порядок. И кто знает, быть может, это и завершилось бы созданием украинской государственности в 1918 году, если бы не революция в Берлине.

В Украине всё это знают немногие.

Но довольно тонкий слой просвещенных украинских патриотов понимает: их патриотизм в его истоках и в сути – левый. Они с сожалением говорят: «сейчас наше движение, храня форму, теряет содержание. Его традиция почти выхолощена. Идейная база распыляется. А без этой базы им легко манипулируют олигархи, превращая в фантик националистической конфеты, в котором ничего нет».

15.

Самое печальное, что всё это открывает широчайший простор для пропагандистской кампании Кремля против Украины. И лучший пример тому – имя Степана Бандеры[10]. Рискуя навлечь на себя проклятия со всех сторон, выскажу, тем не менее, своё мнение по этому поводу.

Количество мифов вокруг имени Бандеры зашкаливает. Одни его рисуют антисемитом и пособником нацистов, другие – лидером национально-освободительного движения, оболганным и убитым большевиками.

На самом деле в истории нет людей однозначно белых и однозначно черных. Можно найти изъяны и у Матери Терезы, а можно за что-то похвалить Гитлера. Такова правда жизни. А историю пишут победители, которых не судят.

Мало ли было антисемитов в рядах красных партизан? Немало. Был ли готов Бандера сотрудничать с гитлеровцами во имя независимой Украины? Был. Встал ли он под ружье и командование немецкой армии, как это сделал генерал Власов? Не встал. Находились ли в рядах ОУН и УПА коллаборанты и пособники нацистов? Да. Несет ли ответственность УПА за этнические чистки поляков в 1943-44 годов? Несет. Осуществлялись ли репрессии поляками против украинского населения? Осуществлялись. И так далее…

Поэтому я считаю, что сегодня мы должны подходить к оценкам истории не эмоционально, а рационально, без взаимных обвинений и заламываний рук. Нюрнбергский трибунал не осудил Бандеру, значит военным преступником он не является. Генерала Власова, например, осудили, и тут двух мнений быть не может. Так что если для большинства жителей каких-то регионов Украины Бандера – национальный герой, то им никто не должен запрещать его почитать. А жителям других регионов, где преобладают негативные настроения, никто не должен навязывать памятники, которых они не хотят. В дни войны единство нации важнее споров об историческом прошлом; судьба УНР в 1917-1921 годах – наглядная иллюстрация того, как национальные споры не помогли создать страну, а привели к её поражению. Время покажет и сблизит позиции.

Но есть важный вопрос, который нельзя игнорировать – это международная поддержка Украины. Фигура Бандеры, в отличие от Грушевского, Винниченко и Петлюры, вызывает сильнейшие негативные эмоции в Польше и Израиле, создает проблемы в Венгрии и Словакии, и этим разрушает международную коалицию в поддержку Украины. Приёмлема ли эта цена во время войны? Я в этом очень сомневаюсь; но решать это всему украинскому народу. А властям стоит его почаще об этом спрашивать.

16.

Такое отношение к истории и идейным основам недавно состоявшейся государственности привело бы к проблемам в любой стране. Поиск национальной идентичности очень важен для любого молодого государства. В Украине, обратясь к более глубоким национальным корням, в любой дискуссии по вопросу собирания славянских земель, их носители имели бы аргумент, достаточный, чтобы утверждать: центр такого собирания – у нас. В Киеве.

Россия не может быть точкой такой сборки. В силу своей сложности и размера. Любые претензии на общеславянское лидерство с её стороны – угроза для соседей. В том числе, угроза и ей самой, её многочисленным неславянским народам.

А Украина – может.

Действуя из центра в Киеве, легко говорить со всей Восточной Европой – поляками, чехами, словаками, болгарами и славянами Балкан, поверх границ Европейского Союза. А с Россией – через общую границу. Плюс – с венграми, румынами и греками. Которые хоть и не славяне, но живут в том же Балтийско-Черноморско-Балканском макрорегионе.

Это справедливо, потому что

в Киеве, а не в Москве, истинный центр русской государственности.

Такая мысль кому-то покажется слишком парадоксальной. Кого-то она смутит. Возможно, нарушит чью-то картину мира. Скажем, тех, кого условно именуют «ватники» и «вышиватники». Потому что в стереотипном видении одних, центр вселенной – Москва, а согласно клише других – Киев вечный враг этого центра.

Причина их предубеждёний – в узости доступных им политических, хозяйственных и культурных горизонтов.

Меж тем, точка сборки в Киеве – внешняя по отношению к Москве, Петербургу, Воронежу, Екатеринбургу, Новосибирску, Хабаровску (и иным потенциально конкурирующим центрам силы) равняет их между собой. Оставляет куда меньше причин для конфликта. Снимает повод отстраиваться от Москвы, как с 1991 года это делает Украина. Не надо идти искать новую идентичность. Она уже здесь – в тысячелетней истории украинского, русского и других славянских народов.

Россия, какие бы она ни переживала катаклизмы, может быть для Украины бесконечным источником ресурсов. А Украина – стабилизатором России, хранящим её от развала, который программирует почти неизбежная грызня групп интересов, что последует за уходом Путина.

При этом строго по-ленински, «было бы глупенькой политикой отказываться от союза» нового передового класса Украины и России, чье отечество (как и у пролетариата) – всё человечество.

Поэтому скажу ещё раз:

перенесите мысленно центр в Киев. И вы увидите, как на ваших глазах поменяется вся картина той части света, где мы живем.

Я убеждён: для тех, кто всерьёз думает о будущем Европы, Украины и России, об их отношениях, эта идея прозвучит как стимул к размышлению и стратегическому планированию.