ОБ СССР И БОЛЬШЕВИЗМЕ

Реальное, продуктивное действие возможно тогда, когда им движет идея. И к этой идее присоединяются люди. Идут за ней. Развивают, совершенствуют, воплощают в практиках.

В идейности изначальная сила большевиков – сторонников Ленина и Троцкого, а потом – Сталина. Но Сталин эту ситуацию ломает, исподволь меняет верность идее на верность вождю – то есть себе. Да так, что люди в большинстве своем даже не замечают подмену. А тех, что замечают – изолируют и ликвидируют. Это – великое преступление Сталина. Были и иные – репрессии, пытки, ложь. Но для меня его главное злодейство – приватизация идеи.

Ведь что такое большевизм? Не только социальная доктрина, нетерпимая к другим точкам зрения. Не только особый стиль политического действия. Это (хотя бы на первых порах) – страстная борьба за справедливость, жажда обретения власти угнетённым бесправным большинством и образ жизни, перевернувший установившийся за века порядок вещей. А также – большая кровь во имя строительства общества без принуждения и эксплуатации человека человеком.

Не находите, что в этом очень много религиозного?

Кто пролил больше всего крови в истории человечества? Не фашизм и не коммунизм. Христианство, религия, считающая себя самой гуманной, развязывало самые кровавые и долгие войны. Инквизиция, имеющая столь много общего со спецслужбами тоталитарных режимов ХХ века, серьёзно развила практику репрессий против инакомыслящих.

Сегодня всё это в далеком прошлом. Травма большевизма, нанесенная миру и нашему народу – более свежая. Более свежая даже, чем травма фашизма.

Но что такое большевизм в истории России? И какую роль он сыграл в культуре нашего народа?

Что, например, мешает нам увидеть в большевизме нечто большее, чем политическую идею – явление, сродни теологическому:
Русскую Реформацию?

Протест против элит, прикрывавшихся взглядами, освященными традицией, погрязших в коррупции и полностью оторвавшихся от устремлений общества. Сродни тому, начало которому положили Ян Гус и Мартин Лютер. И который прежде не переживала Россия.

При этом ни Гус, ни Лютер не создавали секты. Не начинали войны. Гуситское протестантское социально-религиозное движение развилось после трагической гибели Гуса, как реакция на его несправедливую изуверскую казнь.

А лютеранство, как течение, стало откликом на проповедь Лютера, и не закрыло, как это пытаются делать сектанты, а наоборот – открыло путь к человечеству множеству новых протестантских движений, стремящихся обрести изначальную веру, в том числе – в борьбе против «папизма» – институционализированной Римско-католической церкви, извращавшей и ломавшей христианскую идею.

Россию же Реформация в её европейской версии миновала. А церковная реформа Петра I на период с начала XVII века и до 1917 года превратила Православную церковь в крайне консервативный государственный институт, систему управления которым в документах царской бюрократии так и именовали: Ведомство православного исповедания. Вот почему, на мой взгляд, один из самых жестких ударов большевики – протестанты России – нанесли по этому косному институту, стремясь его сломать и внедрить свои ценности. Поэтому те, кто говорит, что большевики дали народу новую веру, частично правы.

Убеждённость многих людей первых десятилетий строительства СССР в создании нового общества и мира схожа с религиозной верой. И служит тогда мотором освобождения масс. Но массы воспринимают идеи всё-таки достаточно примитивно. Это хорошо чувствует и понимает бывший семинарист Сталин, и стремится превратить марксизм из научного инструмента в своё вероучение, утвердив его в части бывшей Российской Империи и за её пределами.

Этой подмене служил культ личности. Не зря в советское время многие первоисточники были недоступны. Ряд книг Маркса и Энгельса держали в спецхране. Всем были доступны «Капитал» (который никто не читал, потому что это тяжёлое чтение), яркая публицистическая работа – «Манифест коммунистической партии» и ещё ряд сочинений. Но многие другие тексты – нет. Читайте, товарищи, интерпретации Ленина, Сталина и «красной профессуры». Но главное – двух первых. И это не случайно. Так как если читать всего Маркса, то становится ясно: политика Сталина – не марксистская политика.

2.

Отходит от марксизма и Ленин. Хоть и пытается обосновать свою правоту ссылками на Маркса, называя себя его верным учеником. Маркс для него – не столько философ и концептуалист, сколько революционер. Теоретик действия и политической организации, которые Ленин считает главными – пролетарской революции и диктатуры пролетариата. Слова «революция» и «диктатура» здесь ключевые. Именно в них Ленин видит решение проблем, стоявших перед Россией. Состояние экономической основы общества большевизм предпочитает не замечать.

Об этом писал Вадим Межуев – один из ярких российских философов-марксистов XX-XXI века в своей работе «Марксизм и русская революция».

Делая акцент на марксизме, как теории пролетарской революции, Ленин не может не отойти от Маркса, так как планирует её в крестьянской стране, едва вступившей в стадию индустриального капитализма. Что, с точки зрения марксизма, совершенно невозможно.

Поэтому в споре между ним и Карлом Каутским, как последовательный марксист, прав, конечно, Каутский. Он учит, что с точки зрения марксизма сперва должны созреть экономические условия, произойти эволюция базиса, возникнуть достаточное количество прибавочного продукта, вырасти класс людей, занятых его созданием, а только затем произойти бескровная трансформация общества. Капитализм в начале ХХ века явно был ещё далёк от исчерпания своего потенциала развития, не была завершена даже индустриализация, не говоря о научно-технической революции второй половины века.

Ленин же выдвигает теорию слабого звена в империалистической цепи. И проводит её на практике. В итоге – кровь, разрушения и бедствия миллионов людей. Рабочий класс в России в 1917 году малочислен. Поэтому осуществление пролетарской диктатуры ведёт к главенству крошечного меньшинства над огромным большинством. И при этом – обретение деятельной и самоопределившейся частью этого большинства великой идеи – создания нового общества. Но эта часть с одной стороны, слабо теоретически грамотна, а с другой – слишком ведома, чтобы воплощать идею самостоятельно, не следуя «генеральной линии» партийного и государственного руководства, подменяющего верой в «светлое будущее» понимание этого будущего, исходя из научного аппарата марксизма.

Прямое следствие этого – осуществленное Сталиным быстрое перерождение партии большевиков-революционеров «в партию государственных чиновников и бюрократов, ведущую уже не революционную, а внутрипартийную (фракционную) борьбу за власть», о чем справедливо пишет Межуев в той же работе.

Я согласен с его тезисом о том, что победил в этой борьбе Сталин, и Троцкий справедливо назвал итог этой победы «преданной революцией».

Согласен я и с другим утверждением Вадима Михайловича – о том, что вряд ли верно искать в марксизме истоки самого такого явления, как большевизм. Большевизм – не причина, а следствие традиционной недемократичности страны, наследующей векам самодержавия. Своим возникновением он обязан не марксизму, а специфическим условиям и особенностям исторического развития России, не прошедшей период демократизации – Реформации.

3.

Захват власти большевиками объясняется не их верностью учению Маркса, а тем, что ни одна из политических сил тогдашней России «не смогла, как пишет Вадим Межуев, найти демократического решения двух коренных вопросов русской истории – крестьянского и национального, – которые в Европе были решены задолго до установления там демократических порядков. В решении этих вопросов большевики сделали главную ставку на ничем не ограниченную власть своей партии и потому победили, поскольку иного решения на тот момент, видимо, не существовало».

Прямой итог этого – репрессии и Голодомор. Уничтожение крестьянства. В этом смысле страшный голод в России, Казахстане и Украине – и акт геноцида, и – в значительно большей степени – следствие классовой войны. Классоцид.

Печальные уроки дают миру и иные страны, взявшие на вооружение вульгарное понимание марксизма. Китай, где во время маоистской культурной революции и других кампаний классовой борьбы губят множество людей. Кампучия, где режим красных кхмеров, доведя до абсурда догмы Мао, истребляет миллионы граждан. Это – следствия попыток установить диктатуру пролетариата при отсутствии самого пролетариата.

Такими «экспериментами» часто прикрывают свои ошибки, провалы, а порой и чудовищные преступления, используя пропаганду – целенаправленную работу с формированием и использованием условных рефлексов масс.

Эти подмены мало отличаются от нынешних. Сталин, не имея Фейсбука, создал свой Фейсбук-офлайн в виде военных парадов, маршей физкультурников, «демонстраций трудящихся», многотысячных митингов и многотиражных публикаций, клеймящих врагов народа; в виде явного и тайного доносительства; отречения от близких; публичных покаяний, открытых процессов, и так далее. Это – «Пархомбюро» тех лет. То есть Сергей Пархоменко – сталинист по духу. А многие из тех, кого он критикует, как правило, нет.

И не он один. Многие деятели, именующие себя русскими либералами, по сути – большевики. Им присуще то, что называют большевистской прямотой и партийным чутьем: нетерпимость и подход «свой-чужой». С ним манипулировать людьми легче. Ведь им не важно, что говорят. Не важен смысл слов. Важно: наш говорит, или не наш. Его «маркировка». И всё: кончаем дискуссию и начинаем разбирать личное дело. А следом – учиняем пятиминутку ненависти.

Это мне абсолютно чуждо.

Я умею и готов содержательно общаться с кем угодно.
Но именно содержательно, без навешивания ярлыков.

Мне говорят: это звучит прогрессивно и демократично, но – опасно. Вспомним: вот французская и британская демократии тоже готовы общаться с кем угодно, вплоть до нацистов. А кончается это быстрым военным поражением Франции и угрозой вторжения в Англию. Демократия должна быть готова к бою.

Отвечаю: демократия инклюзивна. Путин, как и я, имеет право на точку зрения. И её важно уважать. Каждый имеет право на точку зрения. И её тоже важно уважать. Но это – про точку зрения. Но если он нарушает закон, то надо осуждать совершенное беззаконие.

4.

В России слишком часто всё не так. Чествуют не дело, а личность. И борются не с делом, а с личностью. В очередной раз я это ощущаю в ходе протестов 2011-12 годов. Я надеюсь, что если с образованными, довольно опытными в политике и умными с виду людьми обсудить важные вещи, объяснить им свою позицию, выслушать их и пойти на разумный компромисс, можно установить понимание, создать общность – широкую, многоцелевую, коалицию деятелей, способную стать альтернативой режиму.

Но что я вижу? Независимо от образования, воспитания и культурного багажа, люди толпы ведут себя, как будто этого багажа нет. Как ведёт себя человек толпы? Ему не важны детали. Он хочет быть в толпе. Чтобы избавиться от своей слабости. Показать ей себя и своё превосходство – как часть силы. И он идёт на митинг в норковой шубе.

Яркий пример из 2011 года. Вспомним «Уралвагонзавод», ставший тогда именем нарицательным. Для меня «Уралвагонзавод» – символическое название промышленных рабочих, то есть наш – человеческий ресурс, база оппозиции. Его рабочие едва ли не больше всех страдают в 1990-х: производство у них рушится, жить им тяжко и нет у них никаких перспектив. Им не нужны неолиберальные реформы, залоговые аукционы, коррупционные схемы, олигархический капитализм и Путин с его нечестными выборами.

Но… Стоит Путину просто по наитию один раз показать им по телевизору нарядную Ксению Собчак, протестующую против режима, жуликов и воров в дорогой шубке и при бриллиантах, как они мигом встают на его сторону. Они видеть не могут эти норковые шубы. Для кого-то серп и молот – знак дьявола, а для них такая шуба – униформа врага. Они говорят: «вы там, б…дь, в мехах против Путина, а мы тут рабочие чумазые. У нас нет ничего общего!» И Игорь Холманских[5] во время телемоста с президентом на всю страну говорит: «…про эти митинги. Если наша милиция, или… полиция, не умеет работать, не может справиться, то мы с мужиками готовы сами выйти и отстоять свою стабильность».

А пропаганде раз плюнуть переключить внимание с нечестных выборов в Думу на конфликт норковых шуб с «Уралвагонзаводом».

И раскрутить эту тему. И вот уже в центре внимания шубы против Путина. Хотя это у путинских друзей – шубохранилища, но выходит, что именно Путин – против норковых шуб. Значит он – за рабочих. Он – защитник «Уралвагонзавода». Хотя классово от Собчак он ничем не отличается и делить им на самом деле нечего.

А со стороны протестующих идёт обратный импульс: раз Путин с «Уралвагонзаводом», значит «Уралвагонзавод» за Путина, и он наш враг. То есть снова происходит подмена. Зачем она нужна власти? Затем, чтоб не допустить включения «Уралвагонзавода» в протестное движение. Чтоб помешать либералам увидеть, что для успеха протеста надо договориться с рабочими. Для власти нет ничего ужасней. Стоит вспомнить протесты 2020 года в Беларуси – Лукашенко по-настоящему испугался, когда начались забастовки на предприятиях. И к митингующим он не выходил, а по заводам начал ездить, общаться с рабочими.

Но тогда, в 2012-м, власть боится зря. Потому что некоторые люди, которых московские протестующие превозносят как своих кумиров – Кудрин, Прохоров, да и тот же Борис Немцов (при всем уважении к нему как к борцу и личности), олицетворяют политику, которую рабочий человек считает враждебной. И не только олицетворяют, но и лично её осуществляют. Говорят, что хотят ещё больше реформ, против которых настроено большинство граждан страны. И даже стремительно набиравший тогда популярность Сергей Удальцов не может это впечатление перебить.

Помню, как я тогда публично сказал Собчак, что если она искренне хочет перемен, то ей, и прочим аллергенам в шубах лучше отойти от протестов, чтобы не мешать общему делу. Не потому, что мне не нравится Ксения – кто бы что не говорил, а она умная и симпатичная девушка, хоть и с очень сложным характером. В личном плане я готов с ней сколько угодно общаться. Но в политическом плане она «маркер», мешающий включить в протест простых людей, большую народную Россию, рабочих, «Уралвагонзавод». Такие фигуры в «Болотным движении» делят нас с нашими потенциальными союзниками по линии свой-чужой. И делают движение таким, каким это нужно режиму.

Увы, убедить соратников в этом не удалось. Позже, уже после президентских выборов 2018 года, люди поняли мою правоту, но было уже поздно.

5.

Каждый раз, приезжая домой в Новосибирск в 2011-2013 гг., я слышу от тех, кто не носит норковых шуб: «мы за тебя! Но как ты можешь стоять на трибуне с Собчак и Кудриным? Немцова мы готовы терпеть, но эти… Ведь это они в ответе за то, что мы так живем. Мы же их знаем!»

И отходят в сторону. То же самое – во всех других регионах. Вот там происходит социальный всплеск. Появляется надежда, что протест распространится на всю страну. Но… все быстро расходятся. Почему? Потому что видят норковые шубы и знакомые ненавистные лица. Что с этим делать? Если бы протест был выстроен вокруг идеи, я бы сказал народу: «эти люди ошибались, но они изменились и готовы на деятельное раскаяние. Они, как и все мы – за справедливость, за лучшую жизнь для вас. Мы исправим ошибки 1990-х и систему, которую вы заслуженно считаете несправедливой. И они вам докажут, что изменились. Дадим друг другу шанс!». И это был бы нормальный аргумент.

Но общей идеи нет. И разрыва c порочной практикой тоже. Шубы заменяют идеи.

Тогда простые люди говорят: мы не будем биться за Путина, но постоим в сторонке. А потом Путин подбирает их во время «Крымнаша». И теперь уже меняются они. Потому что меняются и Путин, и ситуация. А оппозиция нет. Она, наоборот, окукливается и говорит: кто не с нами, тот против нас.

Причина поражения этого движения – замыкание протеста в кругу «рукопожатных», приятных друг другу людей.

Создать широкое и сильное политическое движение с окуклившимися, замкнувшимися на себе протестующими, невозможно. Причина замыкания – неумение или нежелание найти и предложить лидерскую идею, объединяющую в общем действии отважных, энергичных и дееспособных людей. К которым присоединяются более пассивные и осторожные. 

В России это неумение и нежелание уходит своими политическими корнями в сталинский режим. Такие протестующие, декларируя антикоммунистические взгляды, ведут себя как самые настоящие большевики. Но без «светлого будущего» впереди.

6.

Я уже писал, что думаю, что именно Сталин обеспечил дискредитацию и cкомпрометировал высокие, объединяющие и практичные идеи марксизма ради сиюминутных политических интересов и задач. Возможно, он искренне полагал, что только так можно управлять Россией. Что она не может без сильного лидера и объединяющей веры. И что только так можно достичь цели марксистов – мировой пролетарской революции. Но этим он предал суть её идеалов, и это предательство дорого обошлось нашему народу. И нашей идее.

Сталин превратил Маркса, Энгельса и особенно Ленина в «апостолов Революции», в своего рода религиозные иконы. Построил Мавзолей – храм для поклонения «святым мощам». При этом Ленин стал не просто «великим продолжателем дела Маркса и Энгельса, гениальным теоретиком и вождем мирового пролетариата», а мессией коммунизма, персонифицированным символом строительства нового мира, который машина агитпропа постепенно наделяла чертами чуть ли не «царства божия на земле».

А что же Ленин? Будучи основателем и лидером партии большевиков, мастером революционной стратегии и тактики, он считал себя лишь учеником и последователем Маркса. Но не его наследником. Так и оценивали его при жизни. Он не стремился присвоить роль нового теоретика марксизма. Не примерял лавры классика. А действовал как виртуозный политический практик, воплощающий в жизнь учение Маркса. Точнее, как выяснилось позднее – русскую версию (или ветвь) его учения. Сперва, как предполагалось, в мировом масштабе, а затем – сузившись до пределов одной страны.

До самой смерти Ленина для русских революционеров и первых строителей нового общества Маркс – гений мысли, а Ленин – полководец революционной борьбы. Так, кстати, характеризовал его и Троцкий: «Маркс весь в “Коммунистическом манифесте”, в предисловии к своей “Критике”, в “Капитале”. Если бы он даже не был основателем I Интернационала, он навсегда остался бы тем, чем является сейчас.

Наоборот, Ленин весь в революционном действии. Его научные работы – только подготовка к действию. Если бы он не опубликовал в прошлом ни одной книги, он навсегда вошел бы в историю таким, каким входит теперь: вождем пролетарской революции, основателем III Интернационала», – пишет Троцкий в статье «К истории русской революции».

Сам же Ленин в работе «Детская болезнь “левизны” в коммунизме» утверждает (и это важное политическое заявление, впоследствии измочаленное агитпропом), что «наша теория не догма, а руководство к действию».

Так оно для него и было. А основоположником особой версии теории под названием «марксизм-ленинизм» его сделали после смерти – при Сталине, который повторяя, что «марксизм не догма»[8], сделал его именно догмой. И тем самым выхолостил, лишил творческой силы, превратил в цитатник, и – на потребу начетчикам – в своего рода советский катехизис.

И хотя превратить Маркса, Энгельса и Ленина в икону полностью так никогда и не удалось, многолетнее и многомиллионное тиражирование этой «троицы» внесло немалый вклад в разрушение в СССР доверия к их учению. В превращение его в набор агитационных клише. А они, как и любые клише, исказили и заслонили истинный смысл марксизма от большинства из тех, кому адресованы. Лишили его, а с ним и советский народ, энергии великой мечты.

И это стратегическая… Ошибка ли? Нет. Это злодеяние Сталина.

Самое страшное, что может совершить человек –
отнять у другого мечту.

Я пишу эту книгу, чтобы её вернуть. Предложить идею. Идеологическую базу. Свободную от старых и дискредитированных теорий и лишних слов вроде «социализм», «коммунизм» и т.д. Дающую целостное видение мира. Базу, вокруг которой я, точнее – мы, те, кто разделяет мои идеи, построим движение, основанное не на личной преданности, а на твердых взглядах и ясном образе будущего.