О СЕВЕРНОМ СОЮЗЕ (ЧАСТЬ 1)

Теплой ласковой осенью 2010 года я еду из пражского аэропорта в медицинские владения новосибирского депутата Б. Я у него не впервые, и квадраты распаханной земли, кажущиеся из окна машины идеально ровными, сочные холмы, с пасущимися лошадьми, навевают не пасторально-романтическое настроение, а вопрос: почему?

Почему мы – русские – только в чужой стране можем видеть пасторальную идиллию в цвете? И любому чувствующему человеку насладиться ею мешает мысль: а у нас – не так. И вечный вопрос: почему – не так? Ответ на который, в общем, известен. Причем давно и безнадёжно. Безнадёжно потому, что объясняет: почему у нас так не будет. Так что он неудобно звенит в голове, когда я проезжаю ухоженные европейские деревеньки, виноградники, пастбища и холмы, скорее, не вопросом, а сожалением.

Я думаю многострадальном российском среднем классе. О коллеге Б., создавшем здесь свою небольшую империю, но ни поменявшем родное новосибирское болото на местный уют и порядок, ни превратившем своё болото в такую же ухоженную красоту. Патриотизма на то, чтоб не уехать совсем у него хватило – пока. Но как сделать, чтобы в Чехии он отдыхал, а производство развивал все-таки в России? Чтоб и у нас возникли такие же дороги, газоны и пряничные домики, черт с ними, с виноградниками…

Об этом я думаю часто, глядя на мелькающие за окном пейзажи… Но сегодня, при виде чужой идиллии, мне приходит ещё одна мысль. А долго ли ей ещё осталось? Как будут выглядеть Чехия, Италия, Испания, Греция, когда Евросоюз перестанет их искусственно кормить? Та же Польша – теленок с европейской фермы, которого пичкают антибиотиками и разными сомнительными снадобьями, чтобы он рос и выглядел, как в рекламе «Веселого молочника». Не корми – сдохнет, а корми – рано или поздно сдохнут те, кто кормит. От своей же химии. Долго ли ещё процветать миру капитала на этих смесях?

Но мысли всё возвращаются к России. Возможно, это – особенность среднего возраста. Как бы далеко ты не уехал, какие бы красоты не расплескивались осенними красками за твоим окном, ты всегда сравниваешь и новое, и уже виденное с тем, что оставил дома, примеряешь всё доброе на свою родину. И плохое, и хорошее видишь будто через своё национальное стекло, незримо отделяющее тебя от остального мира.

Долго ли ещё процветать миру капитала?

И что будет делать Россия, когда он откажется от её энергоресурсов? Вспоминаю картинку из интернета: «Путин на трубе». А – Абрамович, уже отпал, Б – Березовский, уже пропал. Кто остался? Силовики. И всё. Но звездочки с погон – несъедобны. Мы сильно привыкли знать: Россия живет только за счет энергетических ресурсов. Она почти ничего после распада СССР не производит. Мы помним это, как медицинский факт. Так бывает, когда знание много раз озвучено и проиллюстрировано. В конце концов, оно стирается, остаётся только звуковое и визуальное оформление, вызывающее совсем не те ассоциации. И никому уже не страшно. А производство уходит в Китай. Польша, пусть на деньги ЕС, но построила дороги и предприятия, вытянула для себя рабочую силу с Украины. В России же всё меньше тех, кто что-то производит. Они уже ропщут, что приходится делить материальные блага с растущим средним классом. Можно ли ждать, что с ним подобру-поздорову поделится китайский рабочий, в руки которого рано или поздно утечет всё мировое производство? А так будет. Процесс пошел, и неумолимое развитие капиталистического общества не остановить.

2.

У нас в Сибири очень боятся китайцев. Особенно бабушки в деревнях. Они выражают все народные страхи, витающие в белом сибирском воздухе. Бабушки, за пределы села не выходя и интернета не ведая, с какой-то врожденной русской прозорливостью могут, не слезая с завалинки, почуять направление всех ветров, дующих над страной. И очистив их речь от причитаний, можно получить довольно точный прогноз о том, куда идёт Россия. Самый тревожный сон сибирской бабушки – она просыпается, а кругом китайцы. «Засыпала, всё было от снега белым бело, проснулась – от китайцев черным-черно».

Все встревожены, но наше, среднего класса, чувство забили другие ассоциативные ряды. Мы чувствуем – что-то плохо, мы перед чем-то внешним уязвимы. Поэтому многим получается объяснить – это все НАТО, пиндосы проклятые, в Крыму базу хотели. И мы успокаиваемся – успели первыми, Сирию отвоевали, кулак показали, теперь работаем, развлекаемся, растим детей. Но ощущение – что-то плохо – остаётся. И объяснить его мы не можем. А бабушки – могут. Они чуют угрозу в чистом виде.

Толковать сны не берусь, но, возможно, бабушкин сон подсознательно отражает угрозу нашей стране. её «засыпала, было белым-бело» – говорит о вымирании. Люди мрут, их в деревне почти не осталось. Бело и пусто…

За год в стране вымирает более 200 тысяч человек. В 2020 году Россия даже с захваченным Крымом на 2 млн. меньше, чем в 1992м без него. То есть за годы «реформ» полностью умер Санкт-Петербург. То, что не смогли сделать фашисты во время войны, сделали мы сами через 50 лет после Победы.  Перед войной с Украиной было два года, когда наконец-то рождаемость стала выше смертности. Война это все перечеркнула. Почему мы ещё не исчезли? Спасибо приезжим. Мы едим импорт, одеваем импорт, ездим на импорте. Импортируем и людей. Несколько сотен тысяч россиян добывают природные ресурсы. А когда ресурсы кончатся или в них отпадет нужда из-за появления высокотехнологичных альтернатив, исчезнут и они. И население сократится в три-четыре раза. Наши конспирологи, работающие на Кремль, приписывают такие слова Маргарет Тэтчер. На самом деле это сам Кремль хочет, чтобы нас было меньше. Меньше будет затрат на пенсии и пособия, меньше лишних ртов, больше можно будет положить себе в карман.

И тогда придут китайцы: «проснулась – черным черно».

Житейская логика понятна. Мы как те жильцы, которые взяли сейф с драгоценностями, да и выставили его на лестничную клетку. Отношения с соседями вроде нормальные, а сердце при звуке шагов на лестнице замирает, и сон не идет. И дело не в нефти и газе, главный дефицит XXI века – вода и земля, пригодная к земледелию. Советский Союз осваивал сибирские земли, перенося туда производство. В постсоветской России мы закрыли это производство и разорили сибирское село. Теперь думаем: как удержать людей? Во всей Сибири сейчас живет чуть больше 20 миллионов человек, с северной стороны российско-китайской границы – около 10 миллионов. А с южной стороны – в Китае – строят новые города 130 миллионов человек!

Китай активно претендует на участие в управлении Северным морским путем, хочет осваивать богатства Арктики: а вдруг Россия создаст-таки новые транспортные пути в обход его территории? Но значит ли это, что Китай – враг? Не уверен. Но и не друг. И другом не станет. Китай – первая экономика мира. Великая держава. Чтобы с ней быть на равных, нужно снова стать силой. А для этого – не мыслить в стиле «кто не с нами, тот против нас», собирать по крупицам военных союзников и торговых партнёров.

Как и все россияне старше 30-ти – я советский человек. Меня учили в советской школе, я смотрел советские фильмы и телевидение. Мой мир делили линия фронта холодной войны: здесь – хорошие мы, там – плохие они. Полутонов нет: всё, что делают «они», хорошим быть не может. Гуляя с собакой, я всматриваюсь в небо: не летят ли ракеты?

У меня нет ненависти к американцам. На войне, как на войне. Я понимаю: они тоже ждут ракет. Они же не знают, что хорошие не они, а мы, а хорошие никогда не нападают первыми. Поэтому надо окружать Америку нашими друзьями – хорошими – и показывать нашу правоту. И я делаю все, что могу: собираю посылки детям Никарагуа, протестую против вторжения на Гренаду, скручиваю бумажные журавлики для детей Хиросимы и Нагасаки.

Потом, когда я вырастаю, то узнаю, что мой сводный дядя Борис Пономарев активно участвовал в предотвращении перерастания Карибского кризиса в ядерную войну. Убеждённый коммунист и антисталинист, он был в числе рационально мыслящих деятелей, желавших разрядки напряженности, но при отстаивании интересов СССР. Не всем это нравилось и там, и здесь…

3.

Одним снежным зимним вечером 1990-го я, заместитель председателя городского пионерского штаба Москвы по идеологии, сижу во Дворце пионеров на Ленинских горах и жду гостей из США. От этой встречи пахнет чем-то, что я вообще-то очень не люблю. Чем-то МГИМОшным, показушно-дипломатическим, ненастоящим: ярко освещенный зал «Клуба Дружбы», круг стульчиков, на краешках которых замерли напомаженные мальчики и девочки-отличницы в отутюженной пионерской форме, собранные со всего города (жвачку у гостей не просить! подарки не принимать! – строго-настрого инструктируют перед «мероприятием» педагоги). Я же, снисходительно глядя на происходящее, ощущаю себя опытным политиком, профессионалом, званым на встречи хоть с Горбачевым, хоть с Рейганом. А для многих тот день – это, может быть, единственный шанс соприкоснуться с манящим таинственным Западом. Миром Кока-Колы и Микки-Мауса. Мы тогда ждем американцев.

Как и следовало ожидать, разговор с этими «невоспитанными», но очень живыми ребятами из провинциальной Америки был бурным, но абсолютно пустым. Мы слишком мало знали друг о друге, поэтому диалог был наивен до умиления. Зато мне запомнились несколько взрослых, впрочем, тоже вполне себе молодых парней-журналистов, приехавших с делегацией.

С одним из них мы потом долго сидим у фонтана с золотыми рыбками при входе во Дворец Пионеров, и толкуем о жизни. У него сносный русский, у меня какой-никакой английский. И это очень интересно. Родом он из глубинки, откуда-то из Монтаны, но живет в Калифорнии, рядом с Сан-Франциско. Само название – Сан-Франциско – звучит для меня музыкой из фильма «Мимино». Город, где вода вкусней, чем в Дилижане…

– Зови меня Майк, – прощаясь, протягивает он руку. В руке визитная карточка.

– Я – Илья, – говорю я, пожимая эту руку. Визитку, впрочем, вежливо «не замечаю» – брать что-то у гостей строго запрещено. Мало ли что…

Мой пластмассовый черно-белый мир в этот вечер дает трещину. А вокруг разлома струятся разные краски. Нет – не подумайте! – я всё ещё чувствую: мы хорошие, а они – нет. Но уже не все. И явно не стоит отрицать всё, что делают на том краю света. В конце концов, умные учатся на чужих ошибках? А для этого надо общаться.

Много позже, в июне 2010 года в Москве я встречаюсь с президентом Обамой. Ко мне подходит его советник по внешней политике, человек, определяющий отношения Штатов и России.

– Я – Майк. Помнишь меня?

Это был тот самый парень из Дворца пионеров. Майкл Макфол.

Макфол не типичен для американской дипломатии. Точнее, он – не дипломат. А профессор Стэнфордского университета, исследователь России, хотя диссертацию защищал в Оксфорде по Южной Африке. А теперь формирует позицию своей страны. Он имеет и часто высказывает своё мнение, изрядно раздражая лишенное такой возможности МИД России. Да и Госдеп США, как я быстро замечаю – госсекретарь Хиллари Клинтон его тоже недолюбливает. Макфол – яркий представитель окружения молодого и энергичного Обамы – очень помогает президенту Дмитрию Медведеву с его недолговечной программой модернизации. Называет это «перезагрузкой» отношений России и Америки. Он гуманитарий, и не знает, что при перезагрузке срабатывает старая система, работающая по старой программе, и удивляется провалу своей идеи.

Его в России заклеймили как «эксперта по оранжевым революциям», хотя оранжевая у Макфола только его солнечная улыбка. Не знаю: то ли наши власти боялись его исследования по свержению апартеида в ЮАР, то ли книги о приходе к власти Ющенко в Украине. За последнюю Майк вообще-то должен бы получить гонорар в Кремле – так подробно он описывает, как украинские революционеры получили от Госдепа 18 миллионов долларов. Впрочем, наверное, в Кремле хотят, чтобы он написал – «180 миллионов».

На самом деле Макфол специалист не по революциям и не по миллионам, а наоборот – по авторитаризму. У него много правильных мыслей, и не только по России.  «Иран и Китай… – вновь восходящие бывшие империи и цивилизации, так или иначе атакующие идеи свободного общества, и мы должны мудро противодействовать» – говорит он, выступая в Стэнфордском университете вместе с другими сотрудниками Института Гувера в сентябре 2019 года. И не забывает упомянуть в числе «бывших империй» вновь авторитарную Россию.

4.

В 2009-м, когда имя Макфола ещё не было известно каждому смотрящему телевизор россиянину, мне повезло оказаться на историческом событии – инаугурации Барака Обамы. В те дни Вашингтоне не протолкнуться. В городе живет примерно 600 тысяч жителей; а тут больше трех миллионов гостей. Кто-то празднует избрание первого в истории чернокожего президента, кто-то – уход Буша. И все – реализацию девиза кампании Обамы: «Yes, we can – Да, мы можем!» Это главный принцип его команды. Макфол у меня ассоциируется именно с этой фразой, столь близкой всем левым.

Обама проводит в Белом доме два срока. А потом… Потом я предсказываю победу Трампа, в которую тогда никто ещё не верит.

Да и сам я не верю, когда он только выдвигается. Думаю: это такой бизнес. И сейчас считаю, что поначалу он хотел не столько победить, сколько удачно «продать» своё выдвижение. Но он выигрывает праймериз, и я говорю: Трамп победит. И оказываюсь прав.

Когда новость об этом приходит в Москву, многие говорят: розыгрыш. Но когда сомнений уже нет… депутаты от «Единой России» пьют шампанское в зале заседаний. Таков уровень интеллекта российской «элиты», их понимания ситуации. Они же тоже смотрят телевизор, и по нему пытаются угадать настроение начальства. Не знают, что для Путина Трамп– лишь красная тряпка для укрощения Клинтон, и его победа застает Кремль врасплох. Перестарались…

Про Америку в России вообще понимают мало. А я хочу, чтоб читатель знал, как она устроена. Так вот, в ней много всего, но по большому счету, Америка – это деревня.

Она любит простых людей в клетчатых рубахах, умеющих говорить с рабочим классом. И Джордж Буш в 2004-м побеждает на президентских выборах Джона Керри, хотя в Ираке идёт непопулярная война. Но Буш – свой парень, а Керри – умник из Бостона. А умникам не светит. Америке – хоть демократической, хоть республиканской – подавай пацанов, ведущих себя по-пацански. Они и побеждают. Простой Трамп, хоть и живущий в золотых хоромах, намного ближе американскому рабочему, чем, скажем, передовой технологичный миллиардер Майкл Блумберг.

Трамп – он как гамбургер: what you see is what you get – лопай, что дают! Люди это любят.

А когда Блумберг пытается идти в президенты, они этого не видят. Явно там второе и третье дно есть. И у него нет шансов. Мы знакомы, он интересный мужик с одесскими корнями. Был неплохим мэром Нью-Йорка. Ярких политических идей не имеет. Убеждёний тоже. Человек бизнеса, рациональный прагматик. Успешно работает, но никого не зажигает. Поэтому – не президент.

Кстати, в России любят «болеть» за кандидатов на выборах в Штатах. Причем – самые разные люди: от таксистов до министров. Возможно, потому, что в России и в СССР Америку никогда не трактуют как врага. Вражескими рисуют всякие конторы – злой Пентагон, коварный Госдеп и зловещее ЦРУ, или группы – торгаши-банкиры, жадные монополии, военщина в черных очках… Но – не саму Америку. Даже в холодную войну Штаты – не враг, а соперник. А это – разные вещи.

5.

Социологи видят в отношении россиян к Америке мега-колебания. От 10 до 90 процентов позитива на протяжении двух лет. В отношении ни одной страны мира нет такой огромной амплитуды колебаний. Что это значит? Что россияне видят в американцах не исчадий ада, а просто – других людей. Простых людей. Тому есть солидные причины. Главная: американцы россиянам ментально близки. Америка, как и Россия, очень индивидуалистическая страна с глубочайшим недоверием к государству.

В России покоряют Сибирь и Дальний Восток, у них – Дикий Запад. Бескрайность просторов. Одна и та же мечта: из грязи – в князи. Одна и та же черта – страна возможностей: фермер едет в Белый дом, крестьянин входит в Кремль. Ноль условностей, сплошная динамика. И тут, и там – у нации глобальная миссия. Причем и там, и тут поют: «несем народам свет свободы», хоть и по-разному эту свободу понимают. Но и мы, и американцы твердо уверены: наши границы там, где мы их сами нарисуем. Никакой скованности тупыми условностями!

В России могут изобрести что угодно когда угодно – голь на выдумки хитра. В Америке тот же самый культ – людей, способных всё придумать. Да, нюансы есть. И даже много. Там с изобретателем расплатятся деньгами, у нас – дочкой царя. Но что лучше – это ещё большой вопрос! А так набор фундаментальных качеств, определяющих психологию нации –  идентичен.

Это не всегда касается сиюминутных политических реалий. Но никакие «пиндосы» и прочие клички, никакие похабные песенки, общую ситуацию не меняют:

У россиян к Америке злобы нет.

Есть раздражение: зачем они лезут в наши дела? И у них раздражение: русские вмешиваются в святое – наши выборы… Россия и Америка могут говорить на равных. И вести мир за собой. Китай так не может. Но у властей России сейчас комплекс: мы слишком слабы… И с нами говорят не на равных… А мы хотим – на равных. Кремлю обидно. Почему?

Потому что Штаты вторая экономика мира, а Россия – нет? Потому что у них самый большой в мире военный бюджет?

Думаю, размер экономики – не главное. Хотя в экономической конкуренции размер экономики важен. Но в Штатах самые большие вложения делают в изобретения, в прорывы. У нас считают, что это – не нужно. Американцы прорвались? Мы лет через пять все равно скопируем. Как когда-то с атомной бомбой. Они собрали со всего мира самых умных людей, а русские украли и через три года сделали. Они на это потратили во много раз больше, а результат одинаковый. Ещё и живут в страхе, что мы их разбомбим их же бомбой.

Как и военный бюджет. Главное, что одни и те же деньги можно по-разному тратить. Можно на безопасность солдат – чтобы не было потерь, а можно на количество танков. И вот здесь между Штатами и Россией – огромная разница. У нас не боятся терять людей. Компенсируют сравнительную скромность военного бюджета готовностью тратить жизни солдат. Наши военные думают: пошлем Ваню, и он там для нас всё взорвет. Ценой жизни. А американское начальство их Джона бережет. Во многом потому, что от числа потерь зависит его, начальства, переизбрание на новый срок. И оно заказывает и покупает новый дорогой беспилотник, чтоб он мотался по пустыне за ИГИЛ с ракетами, каждая ценой в миллион. Чем меньше потери – тем круче бюджет. И отдельное «спасибо» Путину, что в Кремле мультики про супероружие показывает – они там ещё больше заработают на новых вооружениях.