Любой приезжий в университетский Бостон должен посетить местную достопримечательность – офисную башню Prudential. На верхнем – 52-м – этаже этого 228-ми метрового небоскреба находится смотровая площадка с прекрасным видом на город. А заодно и интереснейший музей иммиграции в Америку. «Мечты о свободе» – так он называется.
Здесь немало интерактивных экспонатов, рассказывающих о жизни иммигрантов в Бостоне в течение многих лет. О том, когда и откуда они приехали, что привезли с собой, каков их вклад в развитие города и страны. Я, например, с изумлением узнал, что выходцы из Российской Империи и потом СССР составили третью по численности группу приехавших, между ирландцами и итальянцами. Причем два пика иммиграции пришлось на 1910е и 1930е годы – т.е. это все были преимущественно крестьяне, согнанные со своих земель, сначала столыпинской реформой, потом коллективизацией.
Все приехавшие приносили с собой свою культуру, свои языки, свои взгляды на свободу и будущее – и вбирали в себя языки и культуру других. Это особенно интересно видеть в Бостоне, ведь именно с «Бостонского чаепития» началась борьба за независимость Американских колоний Британии, которая привела к созданию Соединенных Штатов. То, что американцы называют своей Революцией. И хотя в этой борьбе участвовали и исконные жители этой земли – индейцы, начали её и победили в ней пришельцы из Европы. Отцы-основатели США – Джордж Вашингтон, Томас Джефферсон, Бенджамин Франклин и другие – все потомки иммигрантов, решившие сделать эту страну своей.
Не будем забывать:
Бунт – это язык неслыханного,
как сказал о восстании Мартин Лютер Кинг в 1967-м…
Есть в музее и игра «Кто хочет быть американцем?», участникам которой нужно ответить на вопросы теста на натурализацию. Порой посетители музея с удивлением узнают, что один из трех нынешних жителей Бостона родился за границей, а в городе говорят на 140 языках. Отцам-основателям было хорошо – главным языком образования и делопроизводства в то время был (и сейчас остаётся) их родной английский. Знали его и многие выходцы из Ирландии и Шотландии. Английский так и не стал государственным языком США – официально такого понятия в стране нет, но традиционно именно он вот уже более 200 остаётся основным языком общения. По данным Бюро переписи населения за 2018 год, его считают родным 239 млн граждан – 78,1%; испанский – 13,5%, другие европейские языки – 3,7%, азиатские – 3,6%, другие – 1,2%.
По официальным данным, русский язык является родным (языком семьи) для более чем 1 млн человек – он занимает девятое место по числу говорящих на нем людей и находится на уровне, сопоставимом с немецким и итальянским (в Европе и того больше – русский на седьмом месте в Евросоюзе, им владеют 6% населения). Общее число владеющих русским в США превышает 6 млн. человек. Если в начале и в конце рабочего дня вы пройдёте, например, по 8-й или 9-й авеню Манхеттена, то обнаружите: русская речь звучит там едва ли не чаще английской. О таких районах Бруклина как, например, Брайтон и говорить нечего.
В давние времена приезжавшие в Америку в изобилии немцы, голландцы, итальянцы, испанцы, поляки, французы, евреи, русские и представители вообще всех народов Европы, английского не знали. Так же, как и многие иммигранты, приезжающие сейчас. Однако если они хотят преуспеть в Штатах, добиться успеха в бизнесе, на государственной службе, в политике, науке и в разных профессиональных областях, и хотят того же своим детям, им необходимо освоить английский. Как правило, иммигранты во втором поколении говорят на нем не хуже, чем на родном.
Хотя в тоже время мы видим, насколько по-разному разные народы проходят свой путь интеграции друг с другом: немцы (а о немецких корнях в США говорит около 40% населения!) или русские – растворялись в других народах, активно с ними перемешивались, в то время как китайцы или итальянцы стремились сохранять национальные диаспоры. Думаю, это связано с тем, что русские в России, англичане в Великобритании, а немцы в Западной Европе привыкли быть интегрирующими других нациями, и поэтому не боялись потери своей идентичности. Украинцы, например, гораздо больше заботились о сохранении своей языковой среды, и в большей степени образовывали свои местные диаспоры.
Сейчас, как сообщают официальные источники, в Штатах говорят на 430 языках. И это не мешает большинству американцев ощущать себя одним народом с общими традициями, ценностями и целями. Языки, привезенные из-за рубежа, для многих американцев служат основой культурной идентичности, а английский язык – это прочная, но эластичная нить, соединяющая миллионы людей, делающая их частью общей исторической ткани.
Этим английский язык в США, а отчасти и в мире схож с русским.
2.
Ведь в нашей стране русский играет именно такую – связующую – роль. Как и для многих миллионов людей, живущих в странах, созданных на территории бывшего СССР и далеко за их пределами – повсюду на планете. Сейчас за пределами России его носителей живет больше, чем внутри – 254 млн. против 140 млн.
Русский – восьмой в мире язык по распространенности и шестой в Европе, где он родной для 7 млн человек, живущих, в основном, в странах Балтии и в Германии. А владеют им около 30 млн, хотя в начале 1990-х эта цифра превышала 50 млн, причем из них 8 млн жили в Западной Европе.
Доля русскоязычных росла вплоть до начала XX века, и доросла до 8% населения мира. А потом стала падать – сначала незначительно, а с 1990 года резко, и сейчас составляет 3.5%. Интерес к изучению русского языка в западноевропейских и американских вузах, упавший в середины 90-х годов, постепенно начинает снова расти. Это обычное дело – в периоды стабильных и благополучных отношений притягательность языка бывшего активного соперника, каким был для Запада СССР, начинает падать – вместе со спросом на специалистов, а в ситуациях обострений – наоборот, растет. Сейчас мои знакомые профессора-русисты довольны – ещё недавно они опасались закрытия своих групп, но с 2014 года к ним записывается всё больше студентов.
Но надо признать: уровень преподавания русского языка во многих американских колледжах и школах оставляет желать лучшего. В России в целом уровень владения русским языком более высок, чем уровень владения английским в США. Это связано с широким и быстрым притоком в Штаты новых мигрантов, не говорящих по-английски.
Вспоминается забавная история.
Когда я учился в 10-ом классе, к нам в школу по обмену приехали американцы. И жили дома у моих одноклассников и у меня. Все мы были примерно одного возраста. Это ещё советское время, крутых развлечений нет. Мы гуляем, осматриваем достопримечательности, общаемся. А ещё есть всякие игры, в которые в ту пору играет наша простая интеллигенция. Одна из них – игра в слова. Напомню правило: кто-то предлагает большое слово, и в нем за какое-то время участники находят много маленьких и выписывают их в столбик. Побеждает тот, кто нашел больше всех. Развивающая игра, в которую можно играть всегда. Я всегда любил в неё играть с моими детьми, как мои родители играли со мной.
Наши американцы русский язык знают, но все равно мы с ними играем по-английски. И как-то так получается, что мы в их словах находим слов больше, чем они. То есть выигрываем вчистую. С большим счетом.
На следующий день я иду к моей учительнице английского Наталье Викторовне. Я ей сейчас очень благодарен за то, что она меня учила. Молодая, красивая и очень жесткая женщина. Гроза класса. Прихожу гордый – хвастаться нашей победой. И приношу те сами листки, на которых мы выписывали слова:
– Наталия Викторовна, мы у штатников выиграли в слова, поставьте мне пятерку!
– Давай дневник. – говорит она.
Я протягиваю дневник. Она его открывает и ставит три балла.
– Ка-ак? – поражаюсь я. Я ж отличник. А тут трояк по английскому. Мне, победителю языковых олимпиад! – За что? – кипит мой разум возмущенный.
– Илья, – отвечает Наталья, – ты этот счет видел?
А счет 150:100 в нашу пользу.
– Ну, видел… Разгром же!
– Средний выпускник 4-ой спецшколы города Москвы должен знать в три раза больше слов, чем средний американец. А ты знаешь только в полтора раза больше. Счет меня не устраивает.
– Но мы же выиграли!
– Так и обязаны были выиграть. Поэтому не двойка. Вот когда будет 300 на 100 – поставлю пять.
И раскрывает журнал.
– В журнал ставить?
– Не надо, – говорю, – портить мне оценку в четверти.
Она не ставит, и я вытираю пот со лба, чертыхаясь про себя.
А теперь представьте: американцы изучают русский и мы играем в русские слова…
Увы, в Орле, Тамбове или, скажем, в Нижнем Новгороде на железнодорожном или на автовокзале вы не найдете кассиров, говорящих по-английски или на других иностранных языках. Это связано с тем, что слишком долго СССР был закрытой страной и изучение языков было серьёзным лишь в сравнительно немногих спецшколах. Равно как в Париже, Берлине или Лондоне вы пока не увидите кассиров, говорящих по-русски. Зато везде в Европе будут сотрудники, отлично знающие английский язык.
Этого мало. Потому что если будет реализована стратегия Северного Союза, о которой я пишу в одноименной главе, возникнет потребность в создании группы языков, объединяющих всё его пространство, и которые может выучить каждый гражданин стран-членов. Это не обязательно венгерский или голландский – на этих языках говорят, в основном в этих странах, но вполне – английский, немецкий, французский, испанский и русский. Потому что нас очень много в Северном полушарии, и уже сейчас число владеющих русским языком вне России больше, чем внутри страны.
3.
Образовательную политику в этой области следует строить с учетом долгосрочной государственной стратегии. Пока же это – дело стратегий личных.
Так было и в советское время. Я с детства ставил себе задачи и решил: мне нужен английский язык, и я его освою. У меня был очень хороший учитель. Автор русско-английского фразеологического словаря Александр Владимирович Кунин, главный эксперт в СССР по английским идиомам. До этого он возглавлял группу переводчиков в международном трибунале над японскими военными преступниками.
Он говорил, что академически изучал вопрос о среднем словарном запасе людей, говорящих на разных языках. И выяснил – это мало кто знает – что активный словарный запас среднего россиянина богаче, чем у среднего англичанина или американца.
То есть средний активный запас русского – 10 тысяч слов. Средний словарный запас Шекспира – 6 тысяч. А такой же запас обычного жителя Штатов или Англии – 2,5‑3 тысячи слов. При этом пассивный запас, т.е. число слов в языке, из которых выбирает средний американец и англичанин – наоборот, многократно превосходит пассивный запас русского. То есть в русском набор корней – около 150 тысяч, а в английском – около 3 миллионов.
Я не знаю, точно ли это так, но это говорил учёный, и я это запомнил. В любом случае он это рационально объяснил: английский язык складывался путем слияния, как минимум, трех разных языков. Соответственно у каждого его слова много синонимов, пришедших из них. Их редко используют в обиходной речи. Но они есть, хотя сами носители языка их обычно не используют.
В английском нет словоформ – всё делают приставки, предлоги, контекст. А в русском море суффиксов, делающих речь такой разнообразной. Корень один, а смысловых оттенков – множество. Поэтому наш язык так сложен и богат. Я это к тому, что русский язык – одно из важных достояний человечества. И колоссальное конкурентное преимущество народов, живущих в России и русскоговорящих людей где-бы то ни было.
Задача – сделать русский язык языком межнационального общения. Не делать его частной собственностью России. Английский – не собственность Англии и США. На нем говорит огромная часть человечества, которой он не родной. И на русском общается целый ряд стран, включая подавляющую часть населения Украины.
Он им важен. Это большое конкурентное преимущество – что их население знает международный язык. Так проще работать с технологиями, общаться в сфере культуры и образования – легче получить к ним доступ. Я читал статью-исследование профессора из Литвы, он делает вывод: видимая утрата литовцами русского языка (молодежь его плохо учит, а государство не стимулирует) ведёт к потере Литвой конкурентоспособности в сравнении с Латвией, где для половины жителей русский – родной и почти все его знают.
Это дает им конкурентные преимущества перед соседями.
То же козырь есть и у Украины. Её двуязычие – исторический и культурный факт. Для большинства населения страны, и это важно признать, первый язык – русский. Но все владеют и украинским. И эта свобода страну не разваливает, а укрепляет.
Двуязычие Украины – огромное конкурентное преимущество.
Русский язык принадлежит Киеву не в меньшей степени, чем Москве. Будет крайне недальновидно, если, развивая украинский язык (что суперважно для национального строительства), страна откажется от этого своего достояния.
Навязывание любых языковых ограничений страну раскалывает. А хорошее владение минимум двумя языками поможет принять и осуществить проект создания украинской нации, как мощной основы государственного строительства.
Сторонники моноязычия есть в любой стране. У них два аргумента: первый, что язык сплачивает народ и превращает его в нацию – и это 100% правда. Второй – что чужой язык является инструментом чужого влияния. И это тоже правда, но не полная.
В той же мере, в которой чужой язык влияет на нас, в той же мере и мы можем им влиять на других. Вбирать в себя их опыт, знания и культуру, добавлять к своей и становиться вдвое, втрое, вчетверо сильнее. Россияне, владеющие английским, намного сильнее тех, кто им не владеет. Украинцы могут быть ещё сильнее, учитывая их более высокую интеграцию в семью европейских народов.
В то же время в интересах любой большой страны не делать шагов, заставляющих подозревать её в применении языка, как империалистического инструмента. Через осознание этого прошли все большие народы. Английский язык играл такую же роль. Однако сейчас его влияние в большей степени обеспечивается Голливудом, Лондонской и Нью-Йоркской биржами, а не Шестым флотом США.
То, что делает сегодня Кремль с фондом «Русский мир», который мы задумывали как стимул мягких связей между странами, преступно. Его сделали орудием кремлевского империализма. И послали миру сигнал: русский язык служит агрессии и путинской пропаганде, а его носители – уязвимые звенья, подвластные Кремлю.
Надо осознанно отвязывать русский язык от Кремля и российской власти. Делать его по-настоящему международным, естественно, с Россией – его главным резервуаром. Но чтобы его воспринимали не как собственность российского государства. Так же, как английский не есть собственность Великобритании или США. Это усилило бы наши позиции в мире, сохранило бы язык, продлило бы его жизнь и обогатило бы экономически и геополитически все страны со значительной долей русскоязычного населения.