О МИГРАНТАХ (ЧАСТЬ 2)

Мой подход диктуют моя этика и мои убеждения. Я – левый. И я – интернационалист. Для меня не важно, где живут и откуда приезжают бедные люди, если они трудящиеся. Я знаю, что им нечего терять кроме своей нищеты и своих цепей. Но обретут они весь мир. В том числе таджики и другие мигранты. Хотя больше всего мне бы хотелось, чтобы Россия стала гостеприимным домом для всех носителей русского языка и культуры, как и Украина – для всех украинцев, а Польша – для всех поляков.

Но в основе всеобщей нелюбви к мигрантам лежат не только хозяйственные причины. Но и культурные. Среди них – уже упомянутая мной ненависть (или страх) к иному. Он во многом замешан на мифологии, фобиях и привычках, которые не так просто изменить.

Так – не только в России. В другом произведении искусства – романе Курта Воннегута «Завтрак для чемпионов», описана дикая история, когда в американский город Шепердстаун тоже прибывают мигранты. А по обычаю этого места, чернокожие могли спокойно находиться там днем, но на всех въездах висела доска большой щит с надписью: «Черномазый, здесь Шепердстаун, не дай тебе Бог оказаться тут после захода солнца».

Почему после захода солнца нельзя, а до захода можно, не объяснялось, это просто было так. И вот однажды черная семья мигрантов слезла с поезда, и устроилась на ночь в пустующем строении. А ночью туда явилась шайка расистов, и перепилила главу семьи колючей проволокой…

История, рассказанная Воннегутом в романе, может быть вымышленной. Но в её истоке лежат многочисленные случаи крайне жестоких линчеваний расистами черных американцев. Замешанные с одной стороны – на всё ещё живых даже в 70-х годах ХХ века пережитках рабовладельческой психологии, а с другой – во многом на том самом страхе перед иным, рождающем ненависть и подчас ведущем к бесчеловечным преступлениям.

Похожие случаи бывали и в России. Многим хорошо памятен чудовищный случай, когда боевики «Боевой организации русских националистов» (БОРН) взяли на себя ответственность за убийство мигранта, голову которого подбросили к управе московского района Можайский. Это, кстати, было первое упоминание о БОРН, и чиновники высказывали предположение, что такой группы, может быть, вообще не существует. Впоследствии она показала себя агрессивной шовинистской террористической организацией, на счету которой 11 доказанных убийств. В том числе – моего друга, члена Левого фронта Станислава Маркелова.

Эти случаи – примеры варварских расправ, в основе которых лежит реакционная шовинистская идеология.

Но даже если не брать такие вопиющие случаи, надо констатировать: на бытовом уровне антипатия к «инородцам» дает о себе знать.

Кому-то не нравятся мусульманские традиции, например, что на Курбан-байрам отрезают голову овцы и так далее. Люди слушаются своих эмоций, порой выращенных на архаических страхах. Это, безусловно, не дает им права на преследования чужих, насилие и противоправные действия.

5.

При этом важно подчеркнуть: в чужой монастырь со своим уставом никто ходить не должен. Эта старая русская пословица очень мудра. Она указывает на то, что в любой стране есть своя культура, свои правила и нормы поведения, свои обычаи. И нарушать их или, тем более гостям навязывать хозяевам иные правила ни у кого нет. Ни в России, ни в Украине, ни где-либо еще.

У нас есть свой «монастырь». А у него – устав. И я не вижу повода его менять во имя какой-то политкорректности и т.д.  Мультикультурализм прекрасен, но он подразумевает уважение к культурам и обычаям всех соседствующих народов, а не только гостей, национальных или религиозных меньшинств.

Всем, кто приходит в наш дом, важно помнить: в нем с одной стороны – двери открыты, а с другой – входящему в эти двери надлежит уважать его обычаи.

Увы, нередко адаптивность малообразованных людей сравнительно низкой бытовой культуры очень невелика. У них слабо развиты привычки и навыки адаптации к новой для них среды. Порой им важно удерживать вокруг себя свой мир, как защитную оболочку. Это касается не конкретно мусульман, африканцев или азиатов, а это свойства любых людей разных этносов.

Когда россияне-эмигранты приезжают в Америку, многие из них точно так же «окукливаются» и начинают внедрять в чужом «монастыре» свои представления о прекрасном. Чтобы познакомиться с ними, достаточно сходить на Брайтон Бич в Бруклине или на Санни-Айлс в Майами. И увидеть схожую картину.

И бывает с одной стороны – забавно, а с другой – понятно, когда американцы предъявляют, пусть негромко, приехавшим россиянам те же претензии, какие москвичи порой предъявляют «понаехавшим» таджикам или узбекам.

И это справедливо. Увы, ксенофобия – объективно существующая черта, в разной степени присущая всем народам. У неё есть немало разных объективных причин – культурных, бытовых, стилистических, эстетических, порой – религиозных.

Но, конечно, преодолевать её можно. Для этого важно сочетать две группы мер. С одной стороны – устранять социально-экономические и военно-политические причины массовых иммиграций, с другой – просвещать и культурно адаптировать мигрантов к условиям жизни в новых странах. А в местных жителях воспитывать терпимость к иному.

Европейский иммиграционный кризис 2010х годов, у которого есть и экономические причины, в первую очередь был вызван гражданской войной в Сирии. Европа нашла прекрасный ответ на этот вызов, когда профинансировала меры турецких властей, направленные на то, чтобы мигранты, бегущие в Европу, оставались на её территории. И это сработало!

Но в мирное время преобладают экономические причины. При этом известно: почти любое общество в состоянии безболезненно для себя переварить определенное число мигрантов. И у российского общества есть богатый опыт такого переваривания, ассимиляции других народов, которые соприкасаются с россиянами.

Эту традицию сформировали столетия экстенсивного развития – экспансии на Восток и Юг. В России умеют это делать. Но у всего есть предел. Если мигрантов становится 20% населения, справиться с этим не поможет никакое умение. Их слишком много. И некоторые российские города, прежде всего Москва, этот разумный предел перешли. И значит государству надо исполнять свои обязанности – помогать их адаптации и включению в повседневную жизнь. Причем делать это без лишнего лицемерия и чрезмерной опеки.

6.

Есть три разные модели работы с иммиграцией. И все они хорошо мне знакомы. Английская, Французская и Американская.

Английская модель подразумевает, что общество сохраняет сословные и национальные границы. В нем есть наследственная аристократия. И никто не может претендовать на занятие командных высот, если он не британец в энном поколении. Будь он трижды белый, англоговорящий и образованный. В остальном – пожалуйста. Экономической дискриминации нет. Но общины держатся вместе, и у каждой своя специализация. Автобусы водят индийцы, гостиницы держат пакистанцы и т.д.

Никто не стремится разрушить национальные общины и интегрировать приезжих. Наоборот. Здесь есть ваша национальная община? Прекрасно. Присоединяйтесь. Все общины равноправны и помогают своим членам. Модель не подразумевает ассимиляции, но она честная. Англия – не очень большой остров, и численность её белого населения не слишком велика, но острых национальных проблем я в последние годы не видел.

Ее антипод – модель французская. Каждому, кто во Франции получил вид на жительство или гражданство, говорят: «Теперь ты француз. Как любой другой». Дети алжирцев, ливанцев, сирийцев, сенегальцев с пеленок слышат: вы – французы. Но при найме на работу часто сталкиваются с отношением совсем не таким, как белые коллеги. Это рождает их конфликт с обществом. А он ведёт к напряженности, погромам и террору – тому, что на наших глазах уже двадцать лет сотрясает Францию. Причина – лицемерие, когда французам-иммигрантам с трибун говорят, что они французы, а общество так не считает. И высокие пособия, школы и льготы помогают здесь плохо. И мы видим бунты, погромы, и взаимные претензии.

Третья модель – американская. Эту страну и нацию создали мигранты. И возвели миграцию в культ. И постоянно демонстрируют примеры эмигрантских success stories – историй успеха. И шлют миру сигнал: «Америка, это место, где сбываются мечты».

Англия и Франция не приглашают к себе людей, как Германия – немцев, евреев и программистов. А Штаты, даже в условиях антимиграционной политики Трампа всё равно остаются страной открытой, где есть большие квоты на иммиграцию и где право на постоянное жительство (грин-карту) разыгрывают в лотерею.

Это единственная страна, желающая быть примером общества, где мигрант может всё. Это не значит, что там нет проблем. Есть. Но связаны они не с культурными факторами, а с имущественными. Американцев возмущает, когда к ним едут нелегально. Скажем, из Южной Америки. И «ложатся на вэлфэр» – то есть начинают с ходу получать пособие для неработающих и неимущих. То есть в прямом смысле «ничего не делают». А ведь их надо кормить. Иначе они подпитывают преступность.

Это не вызывает конфликтов, но раздражает. Потому что честный и продуктивный труд – это ценность большинства американцев. Вспомним русского поэта-народника Некрасова. Он рад, что в Штатах, в отличие от России, где бог – ворованный рубль, «бог – доллар, добытый трудом, а не украденный доллар!»

Но несмотря на раздражение, в Америке я практически не вижу национальных столкновений, основанных на культурных или религиозных различиях. Правда, происходят иногда жесткие столкновения и даже полноценные восстания, обычно связанные с жесткими действиями белых полицейских в отношении чернокожих американцев.

Есть глубокий и суровый расовый конфликт белых с черными. Но – не с черными местными, что живут там сотни лет. Замешан он на том, что их дедов и прадедов 200 лет в рабстве держали, и кое-кто хочет мстить. А у кого-то – наоборот, рабовладельческие рефлексы обостряются. Хотя многие белые сегодня участвуют в движении «Черные жизни имеют значение», набирающее обороты с каждым годом. Но в любом случае, это явление с миграцией не связано.

А мигрантов общество переваривает, абсорбирует, ассимилирует, дает им возможность развития. То есть относится к ним как к равным, а не как французы и англичане. И эта модель работает.

7.

Но миграция миграции – рознь. Одно дело – миграция из Южной Америки в Соединенные Штаты или из Таджикистана в Россию. И совсем другое – миграция русских в Россию или украинцев в Украину. То есть – возвращение домой тех, кто когда-то покинул страну. Это – исключительно значимое дело стратегической важности. Россия в особенности, не будучи моноэтнической страной, тем не менее, должна исповедовать принцип открытости для репатриации.

Поступать, подобно Германии, которая в 1980-90-х годах прошлого века открыла свои границы для немцев, несмотря на все серьёзнейшие сложности, вызванные объединением западной и восточной части страны.

Если ты родился вне России, но в русскоязычной семье, если твой родной язык русский, если ты говоришь и думаешь по-русски и ощущаешь себя частью русской культуры, то ты должен иметь право и возможность при желании беспрепятственно вернуться в свою страну. В своё время я предложил такой законопроект в Государственной Думе. Он был дружно провален усилиями Администрации президента РФ, Министерства иностранных дел и «Единой России». Ещё он сильно не понравился тогдашнему президенту Украины В.А. Ющенко, который усмотрел в нем попытку наложить лапу на живущих в его стране русскоязычных. Хотя с позиций сегодняшнего дня очевидно, что наличие такого закона выбило бы почву из под российской оккупации Крыма и агрессии на Донбассе.

В этих моих словах нет никакой националистический «подкладки». Смысл этого подхода, прежде всего, не патриотический и даже не культурный, а социально-экономический. Мы видим: сегодня на многих производствах в России не хватает рабочих рук, их обеспечивают приезжие таджики и киргизы. А почему не русские? Почему Украина так и не может воспользоваться потенциалом своей диаспоры в развитых странах Запада, а её самые талантливые работники разъезжаются по всему миру?

Разве не лучше те деньги, что власти тратят на борьбу с т.н. неконтролируемой миграцией, на процедуры контроля и того, чтобы «не пущать», потратить на возвращение уехавших граждан и на их включение в новую жизнь?

В том числе – на программы льготного кредитования. Чтобы люди, вернувшись, покупали жилье и то, что им надо, и равномерно заселяли территорию страны. Прежде всего – регионы, где велика депопуляция.

А также на открытую образовательную политику. Чтобы вернувшись, они могли пойти в университет. Или отправить туда своих детей.

На создание рабочих мест там, куда могут и хотят приехать соотечественники.

Такая политика, как и политика инфраструктурного развития, даст нам возможность удерживать и укреплять единство страны.

В которой миграция стала бы однозначным благом, воспринимаемым обществом с твердым знаком «плюс».