ghost
Остальное

О ДЕНЬГАХ

13 июля, 2023

Мы каждый день пользуемся деньгами, но мало кто понимает, что они реально означают. Мы рассуждаем о неравенстве между долларом, евро и рублем, но редко знаем, какая денежная политика выгодна для нашего личного кошелька. Конечно, я не беру тех, кто получает зарплату в иностранной валюте; но и они полностью зависят от экономической политики тех стран, которые эти самые бумажки напечатали.

На самом деле деньги и кредитные билеты (банкноты, бумажные деньги), это далеко не одно и то же. В разное время деньгами были разные вещи, удовлетворяющие простым критериям: они должны быть однородными (т.е. стоимость не должна зависеть от конкретного экземпляра платежного средства), их должно быть легко обменять на товар, их создание должно контролироваться, они должны быть одинаково ценными для всех участников торговли, наконец, их должно быть легко накапливать и они не должны портиться от времени. Человечество использовало на протяжении своей истории в качестве денег скот, золото, камни, соль, зерно и даже гвозди и ракушки. В начале 1990х в России одной из форм денег были водка и сигареты.

В конце второй мировой войны Соединённые Штаты блестяще воспользовались разрухой в Европе, чтобы установить свою экономическую гегемонию в мире, путем навязывания всем своих денег. Была создана так называемая Бреттон-Вудская система: США привязали свой доллар к золоту, а все остальные валюты были привязаны к доллару. Для их поддержки был создан Международный Валютный Фонд (МВФ). Однако понятное желание американцев воспользоваться этим своим преимуществом, чтобы жить не по средствам, допечатывая себе доллары по мере необходимости, привело к кризису системы: возмутившийся таким положением дел Шарль де Голль предъявил имевшиеся у французов доллары к обмену. Американцы обязательства выполнили, но вскоре после этого в одностороннем порядке отказались в дальнейшем от подобного «расточительства». Тем более, что цель была достигнута – обеспеченный производством всей Британской империи фунт был в итоге сокрушен, а с ним распалась и сама империя. Остальные же приняли финансовое доминирование Америки, и пересмотреть этот выбор были уже не в состоянии.

Так что больше ничего не мешало Штатам воспользоваться плодами своей монополии. Если до 1971 года золото было зафиксировано на уровне 35 долларов за тройскую унцию (31 грамм), в середине 1990х – 350, в 2000х – 650, а в 2011 году превысила 1500 долларов за унцию. За 30 лет – рост более чем в 40 раз! Очевидно, что производство в США в 40 раз не выросло: ВВП в 1971 года составлял 1,1 трлн. долларов, а в 2011 – 14,9. В значительной степени этот рост оплачен остальным миром.

Мы видим, что сейчас все ведущие страны активно ищут выход из экономического кризиса. Весь мир говорит, что мы оказались заложниками бумажных денег. Все контролируют друг друга, и все этим недовольны. Китай является крупнейшим держателем долларов, и он может пойти путем де Голля и обрушить курс американской валюты в любой момент. С другой стороны, сама китайская экономика пострадает от этого колоссально, потому что торговля идёт в долларах, накопление в долларах. Судьба евро в условиях отсутствия какой бы то ни было финансовой дисциплины внутри Евросоюза находится под вопросом. Россия в рамках выбранного экономического курса активно инвестирует не в свою экономику, а в экономику западных стран, и вынуждена смиренно ждать чужих решений, де-факто потеряв часть суверенитета.

Уже пришло осознание того, что что-то надо менять. Собирается большая двадцатка, собирается совет управляющих МВФ, собираются министры финансов и руководители центральных банков. И ничего не могут решить. Все, что придумало пока мировое сообщество – это опираться не на отдельно взятый доллар, а корзину из доллара, евро, фунта и иены, объединенных в особую валюту МВФ – SDR (специальные права заимствования – так это расшифровывается). А что от этого меняется, если эти валюты взаимосвязаны и их природа все та же?

Маркс говорил об абстрактном труде как источнике стоимости. Но труд в валюту превратить сложно. Фактически, он призывал оценивать время, затрачиваемое работником на производство товара или услуги.

Да, время – деньги. Говорят, это сказал Бенджамин Франклин, не знаю, правда ли. Но верность этого принципа я выучил на личном примере. Когда я работал в ЮКОСе, одной из моих задач была экономия денег компании с помощью применения новых технологий. Одна из важных составляющих себестоимости добычи нефти – насосы, которые опускаются в скважину. Они дорогие и часто ломаются из-за температуры и всяких примесей в скважинной жидкости. Вся советская эпоха была временем борьбы за рост МРП – межремонтного периода погружного оборудования. Чем реже ремонты, тем меньше время вынужденного простоя скважин. Так вот, у нас в управлении, в Нефтеюганске, была разработана программа мониторинга использования этих самых насосов. Все графики налицо: вот МРП в 1960е годы – 50 суток, вот десять лет назад – 180-200 суток, а вот сейчас: 250-270. Также было видно, в чем была магия увеличения службы насосов: их старались опускать на как можно меньшую глубину, и подбирали щадящие режимы эксплуатации. В общем, берегли оборудование по-максимуму. И все равно меня что-то свербило – аналогичных графиков в западных нефтяных компаниях я не видел, почему?

Я понес показать программу своему коллеге, перешедшему в ЮКОС из Шлюмберже, и возглавившем управление добычи – Джо Маку. Джо был настоящий ковбой из Техаса – в прямом смысле слова. Он так и просился в вестерн с сапогами из крокодиловой кожи, ковбойской шляпой и сигарой во рту. Нефтяник от бога, Джо недолюбливал любил всякие компьютерные штучки. Думаю, из Шлюмберже его не выгнали в своё время исключительно за вредный характер, которым он переламывал любых, самых сложных клиентов. Но на всякий случай выделили его самого с верными поклонниками в отдельное подразделение, занимавшееся максимизацией прибыли нефтяных компаний; потом ему отдали на растерзание загадочную русскую компанию ЮКОС. Джо стал ключевым человеком в том резком скачке производительности, который мы совершили в начале 2000х.

– О, Илья, старый приятель! – приветствовал он меня своим хриплым голосом а-ля Высоцкий. – Надеюсь, ты не заставишь меня опять включать этот чертов ящик? – ни разу не видел у Джо его рабочий компьютер включенным. У него была одна магическая Excel таблица на его портативном «Макинтоше», и пользовался он только ей.

– Даже не надейся! – сказал я, нажимая кнопку питания. – Джо, смотри, мы тут свели данные по насосному оборудованию в Юганске. Как-то цифры необычно выглядят…

– Гмм… – Джо полистал цифры. – Я всегда говорил, ваши руководители не хотят добывать нефть! Они хотят, наверное, управлять складами насосов или спасать бригады сантехников от переработки.

Он постучал пальцами по столу.

– Вот что. Сведи-ка ты мне в табличку, сколько тонн нефти добывает каждый насос, сколько потом скважина стоит во время ремонта, и наложи все это дело на цены на нефть. И построй мне модель, сколько будут работать насосы, если их опустить максимально глубоко, и сколько нефти добудут. Научим твоих банкиров, как надо работать. Сможешь?

Задача была понятна.

– Да, и вот что еще… – Джо помялся. – Сделай все в Excel, ладно?

Это уже было серьёзно. Значит, Мак собирался действительно использовать эти данные.

В общем, мы все сделали. Оказалось, что обычная стратегия российских нефтяных компаний – беречь оборудование – неэффективна, и будет тем более неэффективна, чем больше будут расти цены на нефть. Выгоднее было постоянно менять насосы, держа их большой запас вблизи месторождений, зато увеличивать производительность каждой скважины. Нужен был характер ковбоя, чтобы предложить жечь насосы, и открытость Ходорковского, чтобы послушаться совета. За несколько лет ЮКОС удвоил добычу и стал первой нефтяной компанией России. Время материализовалось в деньги.

Именно после того эпизода я впервые всерьёз задумался над тем, за что люди платят деньги, и что они, собственно, означают. Существует два подхода к стоимости. Один, выдвинутый Адамом Смитом и развитый Карлом Марксом, опирается на количество труда, который необходимо затратить на производство товара и его доведение до потребителя. С этим подходом конкурирует идея, что стоимость определяется полезностью товара для потребителя, следовательно, именно он решает, сколько он готов заплатить за ту или иную вещь или услугу, и дефицитные товары дорожают, а общедоступные, наоборот, дешевеют.

У обоих подходов есть фундаментальные недостатки. Трудовой подход хорошо работает для массовых товаров. Он позволяет восстановить справедливость при вознаграждении труда производителя и посредника – нужны оба, но в силу того, что с потребителем работают непосредственно лишь продавцы, они и забирают себе львиную доли премии. Но трудовой подход плохо работает в сфере высокотехнологичных и редких товаров, т.е. всюду, где характер труда носит уникальный характер. Кто заплатит адекватное вознаграждение Эйнштейну, если он никогда не участвовал в производственных процессах? И вот в этом конкретном случае с насосами: Джо Мак потратил немного личного рабочего времени, труд рабочих практически не изменился (какая им разница, на какую глубину вешать насос), а результат труда изменился очень резко.

Второй подход тоже далёк от идеала и, очевидно, дискриминирует производителя. Например, когда вы голодны, вы будете готовы заплатить за буханку хлеба много больше, чем за ту же самую буханку, но через полчаса, когда предыдущий кусок хлеба будет съеден. А если вы, скажем, лечитесь антибиотиками, то стоимость последнего приёма лекарства будет выше, чем первого – потому что не долечившись, вы обесцените предыдущие затраты. Зато приём той же таблетки после окончания курса лечения будет иметь отрицательную стоимость, потому что нанесёт вред организму. Это всё при том, что производство единицы продукции и все сопутствующие затраты на доставку товара в ваши руки будут одинаковы, и все участвовавшие в этом процессе люди хотят получить зарплату, вне зависимости от того, первая ли у вас буханка и последняя ли таблетка.

В общем, глобальный экономический и валютный кризис дает возможность предложить миру что-то совсем новое.

В СССР был учёный с интересным именем и не менее интересной судьбой – Побиск Георгиевич Кузнецов. Побиск означает «Поколение борцов и строителей коммунизма». Родившись в Красноярске, в 18 лет Побиск ушел на фронт командиром разведвзвода. В 1943м арестован и сослан в лагеря. После смерти Сталина вышел и начал научную карьеру, став основателем теории «физической экономики». В 1970м на него открывали уголовное дело, а потом и вовсе сослали в психушку. Группа академиков – неслыханное в СССР дело! – обратилась с письмом в защиту ученого к съезду КПСС, и Кузнецова выпустили, а дело закрыли. В 1980х он стал редактором научного отдела газеты «Правда». Известный американский экономист и политик взглядов, ещё более неортодоксальных, чем у Дональда Трампа, кандидат в президенты США Линдон Ларуш сравнивает Побиска Кузнецова с Леонардо Да Винчи XX века и считает себя его единомышленником.

Во времена позднего СССР Побиск Кузнецов разработал теорию новой валютной единицы, основанной на энергии. В Союзе была та же самая проблема, что сейчас в мире, только в отдельном взятом социалистическом лагере. Взаиморасчеты в рамках Совета экономической взаимопомощи (СЭВ) были крайне запутаны, и их справедливость вызывала оправданные вопросы. Взамен синтетических и искусственных национальных валют и межнациональных расчет единиц Кузнецов предложил ввести энерговалюту – денежный эквивалент киловатт-часа, (или килоджоуля, неважно) энергии.

Действительно, энергетическая единица как мировой всеобщий эквивалент на самом деле имеет гораздо более фундаментальный экономический смысл, чем доллар, фунт или рубль. Все, абсолютно всё, что мы видим вокруг себя можно оценить в энергозатратах на его производство. В киловатт-часах можно быть выражена стоимость производства любого материала, стоимость труда любого человека, ценность любого сырья или технологии. Энергия удовлетворяет всем требованиям к деньгам: она однородна, её легко обменять, транспортировать, накоплять, а производство её контролируемо.

Аспект производства особенно важен. Производить энергию, то есть вести денежную эмиссию, может любая нация на своей территории, у всех есть разные возможности для этого: кто-то на реке гидроэлектростанцию поставил, кто-то нефть добывает, кто-то ядерный реактор, кто-то солнечную батарею – в силу своего экономического развития. Таким образом, с одной стороны, не возникает ситуации, когда существует некий единый эмиссионный центр, как в случае с Америкой, который начинает диктовать условия всем. Вплоть до того, что каждый человек по отдельности может сесть, покрутить педали, и сгенерировать некоторое количество энергии. С другой стороны – бесконтрольная ничем не обеспеченная эмиссия также невозможна, и ограничена реальным уровнем экономического и технологического развития страны и физическими возможностями её населения.

Главный экономический смысл энерговалюты (была идея назвать её возрожденным названием ЭКЮ – Energy Currency Unit) — она абсолютно конвертируема, а обладание ею – справедливо. Она выравнивает шансы развитых и развивающихся стран, дает равные возможности доступа к мировой валютной системе, обменный курс един для всей планеты. Она решает вопрос свободной мировой торговли. Россия находится в том уникальном положении, в котором она может выступить локомотивом перехода, потому что она является одной из крупнейших мировых энергетических держав, производителем энергии во всех формах, с большой территорией, которая сильно зависит от энергетических вливаний в эту территорию в силу географических и климатических особенностей. Тем самым она может взять роль экономического интегратора — до этого мы говорили про культурный и географический интегратор, то здесь ещё может быть экономический, валютный интегратор для европейских, американских и азиатских рынков.

Обычно, когда я говорю об энерговалюте, на устах известных экономистов возникает снисходительная усмешка. Однако по существу обычно возражений не звучит – так, утопия и все тут. А чем энергия хуже золота? Если нужно материальное воплощение, и электроэнергия выглядит слишком эфемерной, давайте в баррели нефтяного эквивалента пересчитаем, это несложно сделать.

Подскажу. Самое серьёзное возражение против этой концепции следующее: неравноценность валют, она же не из-за злонамеренности американцев, которые навязывают обменный курс — она возникает из-за объективного неравенства Штатов и какой-нибудь страны третьего мира. Последняя не производит электроэнергию почему? Потому что у неё нет ресурсов, чтобы построить электростанцию. И кредит никто не дает.

Ответ достаточно простой: планета энергодефицитна, а не энергоизбыточна. Энергетический ресурс на данный момент относится к невозобновляемым (как раз переход на новую валюту резко подстегнет развитие новых экологически чистых возобновляемых источников – то, что сейчас приходится искусственно субсидировать). Поэтому переход на новую валюту, безусловно, подстегнет развитие отсталых стран, без искусственного их субсидирования развитыми государствами. Мы, наконец, перестаем их кормить, а вручаем в руки удочку.

С переходом на электронные расчеты – пластиковые карты и тому подобные инструменты – внедрение новой валюты может быть проведено сравнительно быстро и безболезненно.

Уверен – пройдёт не так много лет, и придуманный в России ЭКЮ сможет стать единой мировой валютой.