О ТОРГОВЛЕ И ГЛОБАЛИЗАЦИИ (ЧАСТЬ 2)

Но могут ли люди управлять этими процессами?

ХХ век стал в том числе и площадкой для попыток проектирования методов и институтов такого управления и экспериментов в этой области. Все они так или иначе базировались на предположении, что владение такими методами, с одной стороны – поможет различным силам и группам интересов добиться значительных выгод и преимуществ, а с другой – поможет человечеству ответить на будущие вызовы. Ведь развитие – это источник не только преимуществ, но и проблем.

Управляемость подразумевает большую или меньшую степень целостности, единства. Отсюда – идея единства человечества. Голландский правовед, поэт и философ Гуго Гроций взялся обсуждать её ещё в XVII веке. Ситуация первой в мире буржуазной революции в Нидерландах; церковной реформации; многолетних кровавых и разрушительных конфликтов и вообще перехода из средневековья в общество модерна – ставила перед ним, как мыслителем, множество проблем, открывало необъятные перспективы и побуждало к поискам.

Они привели к появлению ряда солидных трудов, и, в частности, к тому, что в части III своего трактата «Три книги о праве войны и мира» Гроций приступил к обсуждению перспектив прекращения военных конфликтов. И пришел к выводу, что достичь его можно путем создания всемирного договорного сообщества государств и народов, а также регулирования международных отношений. Трактат имел громкий успех, и к 1775 году выдержал 77 изданий на латыни и ведущих языках Европы – голландском, французском, немецком, английском и испанском. Однако его популярность была вызвана прежде всего сделанными автором набросками системы военного и международного права. Его размышления о единении человечества представлялись тогда большинству людей поэтической утопией.

И впрямь, утверждение империй и становление национальных государств оставляли мало места для серьёзного отношения к таким идеям.

С тех пор тема единения человечества занимала многие умы. Причем обсуждалась с очень разных позиций. Между «Философией общего дела» Николая Федорова, требующей единения мира в «посюстороннем Царстве Божием», идеями Петра Кропоткина о нравственно-моральном единении людей, достигнутом с ниспровержением государства, и учением Маркса и Энгельса о пролетариях, обретающих весь мир – огромная дистанция. Так или иначе, идея единения занимала мыслителей и политиков XIX века.

А ХХ век, его мировые смертоубийства, колониальные захваты, освободительные движения, гражданские конфликты, варварские геноциды, дикие разрушения и жертвы войн, наконец, угроза всеобщего ядерного уничтожения, вывели тему единения мира из плоскости философских умозрений в сферу управленческих решений. Ядерное оружие и связанное с его появлением освоение космоса впервые сделали мир по-настоящему глобальным. Потребность в всеобщих решениях стала ощущаться как объективная. Вопрос вошел в повестку дня многих политических лидеров и масштабных социальных движений. Тем более, что были предложены концептуальные и идеологические основы его решения.

Всемирная Республика Советов – не фантазия, а первый глобальный план, практическая задача, конкретная цель. Тоталитарный «новый порядок высшей расы» – тоже не остался теорией в голове Гитлера, а стал военно-политической операцией, которую её авторы претворяли в жизнь. Идеи мирного сосуществования общественных систем Андрея Сахарова предвосхитили «доктрину нового мышления» Михаила Горбачева. Сюда же отнесем неолиберальные проекты, направленные на превращение мира из пространства взаимодействия национальных государств в арену борьбы глобальных хозяйствующих субъектов, чьи отношения более значимы, чем межгосударственные. А также враждебные им проекты мирового халифата. Однако, за исключением, может быть, «нового мышления», эти примеры поиска путей глобализации утверждали не мирное её строительство странами и народами, а насильственное, через классовое, расовое, финансовое, религиозное соперничество.

Между тем, очевидна потребность в решениях, ведущих к созданию человечества, как целостного общества, объединенного ценностями, интересами, правовыми и этическими нормами, управленческими механизмами. Первая попытка завершилась провалом. Лига наций никого не спасла от Второй мировой войны. Организация Объединенных Наций, созданная в 1945 году как главный инструмент поддержания мира и безопасности на Земле, при всех её недостатках и множестве нареканий, служит поставленным перед ней целям. её учреждения содействуют решению экономических, социальных, культурных, гуманитарных проблем. Прежде всего – слаборазвитых стран. Однако эффективность этой организации, увы, оставляет желать лучшего.

Той же цели с разными результатами служат международные конвенции, договоры и соглашений, собственно, и образующие систему международного права, отчасти регулирующую отношения между странами. Её нормы обязательны для соблюдения, а их нарушения могут вызвать санкции. Им и подверглась Россия за аннексию Крыма и войну на Востоке Украины. Ряд государств признают принцип верховенства норм международного права над национальным законодательством. Постепенно утверждается понимание, что эра абсолютного суверенитета уходит в прошлое. Путинская Россия, увы, все быстрее двигается в противоположном направлении.

Мир пытается разработать общей стратегии взаимодействия в ключевых областях. Программа перехода человечества к устойчивому развитию, одобренная 2-й Конференцией ООН по окружающей среде и развитию в 1992 году в Рио-де-Жанейро – один из самых известных её фрагментов. Обеспечение социального развития, учитывающего сохранение окружающей природной среды – одно из ключевых условий нормальной жизни нынешних и будущих поколений. Эта программа ограничивает производство и потребление, поэтому до сих пор остаётся спорной.

То есть управление историческими процессами уже давно внесено в повестку дня и само по себе есть попытка организованно и целенаправленно влиять на ход развития человечества. Однако осуществляют его разные силы и с разными целями. Какие цели должно ставить наше движение?

7.

Глобализация вызывает дискуссии в лагере левых сил. О несовпадении их позиций я писал уже выше, когда рассказывал о масштабной альтерглобалистской акции в Петербурге в 2006 году во время саммита «Большой восьмерки». Всех, кто выступал тогда против проведения этой встречи в России, СМИ чохом записали в антиглобалисты. И, как это часто с ними бывает, ошиблись.

В мировом левом движении надо различать два совершенно разных течения – антиглобализм и альтерглобализм. Поскольку я уже описал разницу между ними, когда говорил о современных левых, не стану повторяться, но остановлюсь подробней на альтерглобализме, как на направлении мысли и политической практики, которую считаю наиболее перспективной, применительно к теме глобализации.

Альтерглобалисты, как ясно из самого названия, выступают не против глобализации, как таковой, а, во-первых, за участие прогрессивных левых сил в управлении этим процессом, и, во-вторых, за глобализацию, альтернативную той, что предлагают неолибералы.

Альтерглобалисты категорически не согласны с тем, что глобализация означает всевластие могущественных рыночных игроков – колоссальных транснациональных корпораций (ТНК), международных регуляторов, вроде ВТО, военных союзов, вроде НАТО и других. Отвергают они как перспективу и всемирный исламский халифат.

Нам чужда и тотальная гегемония капитала, как назвал бы цель неолибералов Антонио Грамши, и тотальная гегемония теократии.

Почему речь зашла именно о тотальной гегемонии капитала? Потому что глобализация в её неолиберальной версии представляет собой не пространство свободно взаимодействующих и конкурирующих творческих коллективов, а тотальный рынок, как поле битвы гигантских торговых, производственных, сервисных и – главное – спекулятивно-финансовых сетей ТНК. В случае реализации подобных проектов, все – и наемные работники, и малые, средние и даже крупные работодатели, и индивидуальные предприниматели, и потребители всех категорий – превращаются в статистов, а с высокой долей вероятности в жертв, воюющих друг с другом в интересах чуждых им экономических структур.

Понятно, что такая ситуация оставляет очень мало места и демократической политической деятельности, и новому классу инноваторов – создателей нематериальных активов, как политическому субъекту и субъекту хозяйственного развития. Транснациональные корпорации, тотально доминирующие на всех рынках, включая рынки идей и решений, присвоили бы его таланты, образование и творческие возможности. Лишили бы его субъектности и право на власть, превратив в свою рабочую силу, а образование и знания – из главного капитала нового времени в инструмент своего господства.

Между тем, именно новый класс с его претензией на долю политической власти – это авангард развития нового Первого мира, уже живущего в постиндустриальном укладе, о чем, как вы помните, я уже говорил в этой главе. А второй и третий – индустриальный, производящий мир и добывающий мир, и действующие в них социальные силы – также представляют собой многонациональную базу сопротивления тотальной власти ТНК.

Левым, безусловно, чужды все формы эксплуатации человека человеком, а также любые формы порабощения личности, в том числе – идеологические, например – религиозный фанатизм. Эксплуатацию и порабощение необходимо устранить во всех трех ныне существующих мирах. Между тем, именно их предполагает глобальная гегемония, навязываемая неоглобализмом – и эксплуатацию, и подчинение личности. Так же, как идея халифата предлагает то же самое, но по другим основаниям.

Мы видим свои главные задачи в следующем. Необходимо преодолеть ситуацию, навязанную России её властями, фактически отбросившими её в число поставщиков ресурсов – то есть на периферию мировой системы хозяйства. И при этом лишившими конкурентных преимуществ, сделав жертвой международных санкций. Необходимо снова сообщить нашей стране энергию развития и модернизации, направить её вектор в постиндустриальный – первый – мир. Это, если можно так сказать – локальный уровень.

На глобальном уровне требуется, во-первых – жесткое альтерлобалистское сопротивление как проектам неолиберальной, так и попыткам ультраконсервативной и репрессивной теократической глобализации. При этом оно не должно сваливаться в антиглобализм, как в наивную и бесперспективную попытку защиты от этих двух проектов путем самоизоляции народов друг от друга.

Но альтерглобализм, это не только отстаивание позиций, на которые сейчас ведётся наступление с разных сторон. Это и позитивное влияние на этот процесс, соучастие в управлении им. То есть разработка и претворение в практику реалистических стратегий и версий такой глобализации, в условиях которой трудящиеся всех миров и укладов, а также каждая в отдельности свободная личность, смогли бы реализовать свой творческий потенциал в условиях постоянного роста качества жизни.

Глобализация труда, глобализация знаний и технологий, глобализация общения и взаимного творческого обогащения людей по всему миру –

эта та задача, которую мы должны перед собой ставить. Эта задача близка новому классу и по плечу его возможностям.

8.

А теперь вновь, но теперь уже с иной точки зрения, чем в главе, посвященной новому классу, посмотрим, что происходит с ним в последние несколько лет? Как и подобает при капитализме, в мире один кризис сменяет другой. А тем временем мир – вся наша цивилизация – подходит к коренному слому не только очередного технологического уклада, но и всего способа производства, а следовательно, и образа жизни.

В случае стагнации, капитал не будет заинтересован во внедрении технологических новшеств. Для получения прибыли его вполне устраивают технологии эпохи «пара и электричества». Тогда высокотехнологические отрасли и то, что с ними связано – прежде всего новый класс, ему не нужны. И всё. Всё – врата инферно захлопнулись. И дальше ситуацию можно описывать словами великого Данте: «Забудь надежду всяк сюда входящий». Какой будет наша жизнь в этом случае, наглядно описал ещё советский фантаст Иван Ефремов, в книге «Час быка». Отказ от высоких технологий, отказ от великих целей, прежде всего от Космоса, привел к тому, что общество остановилось в своем развитии. То же самое происходит сейчас в России, где новый класс уже стал лишним – ненужным власти и олигархату.

Парадокс нового класса в том, что определить его границы и размеры очень сложно.

В 1950-60х годах экономическая наука
сформулировала понятие среднего класса.
А понятие нового класса формулируется прямо сейчас.

Наиболее полно, на мой взгляд, проблему среднего класса определил Джон Гэлбрейт: «Исследовать изменения всесторонне или настолько широко, насколько это возможно – это значит также быть готовым воспринять то, что в ином случае могло бы показаться непонятным. Могущество неумытых и неграмотных людей, прибывших в 1215 г. из северных болот и холмов в Раннимед, покоилось на владении землей. Поэтому в Великой хартии вольностей больше всего идёт речь о справедливых и несправедливых повинностях землевладельцев. Роль защитника свобод безземельных слоев населения, которую Великой хартии пришлось играть впоследствии, была предугадана только философами – если она вообще была предугадана. Королю Иоанну вторжение социальной силы, основанной на землевладении, в сферу божественного права казалось произвольным, наглым, хамским и сугубо сомнительным с точки зрения законности. Этим он в значительной мере оправдывал своё намерение отказаться от собственной подписи.

В прошлом столетии более важное значение, чем земля, приобрел капитал. Власть перешла к капиталу. Прежним правящим классам новоявленные капиталисты опять-таки казались навязчивыми выскочками, варварами, а законность их социального возвышения – сомнительной.

В новые времена благодаря профсоюзам значительной экономической силой стал труд. Этой экономической силе и на сей раз сопутствовала политическая сила. Законность использования профсоюзами этой политической силы считалась весьма сомнительной. Профсоюзных лидеров со всех сторон призывали к тому, чтобы они оставили политику в покое.

В новейшие времена важное значение для экономического прогресса приобрели сложная техника и высокоразвитая организация. Следовало ожидать, что власть перейдет к тем людям, которые искушены в деле руководства организациями или их обслуживания. Следовало также ожидать, что поставщики подобных специализированных кадров завоюют престиж и власть. Не должен был стать неожиданностью и тот факт, что эта новая форма проявления власти кажется многим грубой, навязчивой и спорной с точки зрения законности».

Это длинная, но необходимая цитата. Она дает представление о том, какую сложную позицию занимает новый класс в глазах огромного числа людей. А также о том, насколько непрост будет его путь к той власти, о которой пишет академик Гэлбрейт.

9.

В индустриальном и постиндустриальном обществе всё большую, да и не большую, а определяющую роль, начинают играть так называемая «техноструктура», объединяющая значительную часть менеджеров среднего и низшего звена; научнотехнических работников; ученых; исследователей, работающих на стыке дисциплин и практик; деятелей искусств от писателей до создателей перформансов – то есть тех, кто производит знания и способствует их превращению в реальные новые изделия, продукты, явления культуры от бытовой до самой высокой. Новый класс включает людей, имеющих, как правило, высшее образование и зарабатывающих не физическим, а умственным трудом. Кроме того, очень важно ощущение новым классом своей принадлежности к числу интеллектуалов. Однако наверняка найдутся те, кто с этим не согласится. А попутно подвергнет сомнению либо его статус класса, либо вообще – существование. Что ж – это их проблема.

Так советская экономическая и социологическая науки отрицали существование среднего класса. Но он существовал много лет. А о новом классе они не знали совсем. Однако, он тоже был.

И включал в себя огромную часть советского народа – учителей, врачей, ученых, так называемых инженерно-технические работники (итээровцев). Все они имели по факту своей жизни образование, работу и специфические профессиональные задачи. У них был сходный образ жизни – жилье, машина, возможность съездить в отпуск в Крым и Сочи, а то и в страны социалистического лагеря. Они считали себя частью мировой культуры и были таковой. Именно они определяли судьбу страны и будущее науки. Благодаря им СССР стал космической державой. Это они писали книги, пьесы, песни, джазовые композиции, классические симфонии и картины. Они мечтали…

При этом политически и по уровню экономического положения и отношения к другим слоям они, в большинстве своем, были самыми социально уязвленными. Их доход, особенно в сравнении с их западными коллегами, делал их представителями бедных слоев. Такова была система распределения национального достояния в СССР.

С этим в значительной степени связан распад СССР. Новый класс, зная свою важность, не брал на себя ответственность за государство, которое его не ценило. Более того, нередко отторгало его. Плохо, формально осмысленные марксистские догмы, заставляли его твердить мантры про рабочий класс и его авангардную роль и гегемонию, в то время, как мир, и наша страна в том числе, уже переходили от индустриальной эпохи к постиндустриальной. А каждой эпохе, каждой формации характерен свой класс, максимально заинтересованный в её развитии и играющий в нем главную роль.

Но поднятый железный занавес заставил этот призрачный мир исчезнуть. Произошла переоценка ценностей.

10.

Сегодня в нашем понимании новый класс – это не абсолютные величины дохода и не другие характеристики: возраст, происхождение, география, а нечто другое – место в структуре потребления, образ жизни и самоидентификация. Он многократно доказал свою ведущую роль в развитии современного мира. Новый класс ещё не обрел его весь, но цепи свои уже потерял, и занимает одно из важнейших мест в его хозяйстве. Так каков же этот мир, где действует новый класс. Это я обсуждаю в этой главе.