О НОВОЙ ЖИЗНИ (ЧАСТЬ 2)

Уже сейчас, применяя фрактальную теорию, можно с уверенностью сказать, что в этой области всё более актуальным становится поднятие территориальной и транстерриториальной общины.

Для понимания моего подхода к этой теме, которую я считаю одной из ключевых для моделирования новой жизни, важно ещё раз описать, как, с моей точки зрения, физически устроен мир. Что во всех плоскостях (и в социальной тоже) он бесконечен.

Приведу довольно грубый пример. Помните, в фильме «Люди в черном» одна из серий завершается тем, что у одного из персонажей в камере хранения на нью-йоркском вокзале спрятана собственная вселенная. И он как бог туда приходит, что-то в этой вселенной делает, и там ему все молятся как великому богу. Потому что для этой малюсенькой с нашей точки зрения вселенной он всемогущ. Зрителю даже удивительно, какое там всё маленькое – в ячейке этой камеры хранения…

А потом камера отъезжает. И оказывается, что наша вселенная – это шар, которым играет в кегельбане какой-то инопланетянин, чья вселенная неизмеримо больше, чем наша. Это – предельное упрощение. Но оно дает приблизительное представление о фрактале и фрактальности.

А если снова сложней, то фрактал – это рекурсивная функция, которую, если изобразить её графически, можно бесконечно увеличивать или бесконечно уменьшать, но при этом она каждый раз будет воспроизводить примерно одно и то же изображение.

Например – лепесток.

Увеличим его. И увидим в нем ещё один лепесток. А в этом – ещё один. И в этом новом – тоже лепесток и так – без конца. А если отъехать от него, то видно, что он – часть большего лепестка. А тот – часть ещё большего. И их тоже бесконечно много.

С социально-государственным устройством, на мой взгляд, всё обстоит так же.

Любая статистически значимая группа людей представляет собой общность, которая может претендовать на самоопределение. В свою очередь, она (вместе с другими) – это часть ещё одной общности, которая тоже может претендовать на самоопределение. А вмести они входят в ещё одну общность! И она тоже может претендовать на самоопределение и самоуправление.

Это самоопределение, самоидентификация и самоуправление могут быть горизонтальными (на территориальном уровне), и вертикальными (на уровне профессиональной общности, или партийной, или какой-либо еще).

При этом никто не сказал, что их сосуществование бесконфликтно. Напротив – оно может быть в высшей степени конкурентно. Потому что у них, например, разные ресурсы – природные, человеческие, интеллектуальные, производственные, технологические, территориальные, финансовые и т.п.

Что это значит? Это значит, что

основа будущей политики – это поиск компромиссов между разнообразными конкурирующими общностями, выходящими за пределы конкретных стран и народов.

Современные средства массовых коммуникаций позволяют полностью абстрагироваться от физической территории, а также от массивов информации, которые какое-то сообщество людей считают эксклюзивно своей (в том числе – от культуры, генетического кода или владения территориями). Практика показывает, что это – не так.

А это значит, что абстрагироваться можно и от сложных взаимодействий в пределах регионов и стран, и от таких же сложных взаимодействий в глобальном масштабе в рамках профессиональной или производственной специализации.

Это – одна из важнейших черт новой жизни. Которая касается и наций, и более локальных сообществ. Принято, например, смотреть на политическую нацию, как на сообщество людей, живущих на какой-то территории, объединенных общей культурой, общей социально-политической системой и этической базой. Но как только в это представление вторгается язык, то выясняется, что он вовсе не обязательно один общий или государственный для всей нации. Вот – в Швейцарии, нация едина, а в ней переплетается четыре языковых среды, плюс – как рамочная – ещё и английская.

Пройдёт не так уж много времени (в историческом масштабе), и значение территории уменьшится, как сейчас уменьшается значение этничности.

6.

Еще один пример. Современные генетические тесты (а я сам и немало знакомых мне людей их проходили) показывают, что с точки зрения так называемых генетических групп отличить русских от украинцев невозможно. Наш ареал расселения сильно распространен по территории современной Украины, центральной и южной России и Балкан. То есть, в целом, это одно и тоже генетическое пространство.

Но это не значит, что я отрицаю существование украинской нации. А также её отличие от нации российской. Она безусловно может существовать и существует как отдельная нация. Поскольку у неё есть свои фундаментальные культурные, исторические и другие отличия от любых других наций. Но если продолжать эту логику, то что мешает отдельно Западной Украине сказать: мы – особая, отдельная нация. И то же самое сказать Восточной Украине. И при желании – обосновать.

Территориальная обособленность и самосохранение наций –
не одно и то же.

Пример обособленности – еврейский народ. Сегодня вне территории Израиля живет гораздо больше евреев, чем внутри. Тем не менее, и те, и те остаются евреями, со своей идентичностью. И во все века своей истории, евреи, в массе своей, не ассимилируются. Да, порой им не позволяют это делать. Но главное – тому есть серьёзные культурные, религиозные и экономические причины. Какой из современных развитых народов ни возьми, видим: первый и главный их элемент – человек во всей его сложности, его внутренний мир, а не местность проживания.

Второй пример – семья. Это сообщество людей, составляющее самую базовую общественную единицу. Которая, однако, не так проста и может становиться одновременно частью сразу нескольких общественных структур. Изменяя масштаб наблюдения во фрактальной логике, мы видим, как сообщество семей составляет территориальную общину. Дальше следует сообщество территориальных общин, составляющих муниципалитет. Муниципалитеты образуют регион. А регионы – страну.

А можно посмотреть в другом разрезе – не территориальном. Вот член семьи – бизнесмен, у него есть дело, производственное или коммерческое подразделение, корпорация, самоуправляющаяся ассоциация разных предприятий, вступающих в международные цепочки разделения труда.

Нити общественной связности, составляют ткань общества, взаимодействуют и переплетаются, делая каждый уровень прочным, а всю систему устойчивой, неразрывной и – что важно в быстро растущем мире – масштабируемой.

Масштаб – это, прежде всего, географическое понятие – термин из картографии. Его используют, чтобы на небольшом и хорошо видимом кусочке карты изображать порой значительные пространства. Нам ничто не мешает так же рассматривать и структуру общества.

7.

Не будем брать, как Петька и Чапаев – сразу в мировом масштабе. А в масштабе макрорегиона это не слишком отдаленное будущее фрактального взаимодействия общин может выглядеть так: в стране есть группа соседних регионов; каждый состоит из нескольких десятков муниципалитетов; те, в свою очередь – из нескольких сотен общин. Сейчас они жестко ограничены своими границами – объединение может идти между граничащими между собой образованиями. А почему, собственно?

Я ясно вижу, что каждая община может (если, конечно, захочет) совершенно свободно и легально стать частью региона в другом макрорегионе. А если надо – в другой стране. Важны не границы, а экономическая и социальная целесообразность, установленная большинством населения.

Уже скоро средства коммуникации и уровень пользователей позволят это позволить. И если это будет нужно общине, расположенной, скажем, в Новосибирской области или Красноярском крае, что может помешать ей стать частью Калифорнии или штата Вашингтон? Если это будет ей полезно с точки зрения экономической выгоды и хозяйственных взаимосвязей, и так решат её жители. А некой общине, скажем, в Голландии или в Германии, вписаться в Московскую область, швейцарский кантон Во или в одну из префектур Японии. Конечно, производственная и технологическая специализация и уровень развития у всех общин разные и будут разные, но это уже дело их граждан – исходя из каких оснований искать в мире место их общины. Со всеми вытекающими отсюда последствиями в плане юрисдикции, товарообмена, налогов и так далее. В этом – суть будущей транснациональной коммуникации и социальной связности поверх привычного административного деления и нынешних государственных границ. То есть группа «Крематорий» не так уж и фантазировала, когда пела «мы сроем столбы, мы отменим границы». Лично я не вижу в этом ничего невозможного. Хотя, возможно, это – дело сравнительно отдаленного будущего.

Вы спросите: а как же государственный суверенитет? Что там с территориальной целостностью?

А я отвечу: сегодня в некоторых странах им всё ещё придают преувеличенно большое значение. В то же время значительные группы стран делают свои национальные границы всё прозрачней, всё больше унифицируют законодательства, вводят общую валюту, задают рамки внешней и внутренней политики, определяют общие ценности, строят наднациональные финансовые, регулирующие и управленческие институты. Культурная самобытность каждой территориальной единицы, её язык и история ничем в этом не мешают. Важны общие ценности и общие интересы. Которые, кстати, могут и меняться с течением времени, приводя к изменению межрегиональных альянсов и структур (пример тому – Брекзит).

Конечно, существующие наднациональные объединения не идеальны. Порой кажется, что они могли бы быть эффективней, отвечая на вызовы вроде миграционного кризиса или пандемии коронавируса 2020го года. Но в том-то и дело, что эти институты и процедуры не статичны и не должны быть статичны. Они должны развиваться и динамично реагировать на вызовы, совершенствуя себя, разрабатывая и внедряя все новые и новые модели и формы деятельности.

Время, когда неповоротливые и самодовольные национальные и международные бюрократии могли медленно – порой годами – принимать решения – прошли. Слова «быстро меняющийся мир» – не выдумка журналистов и футурологов. Он быстро меняется на наших глазах. Да так, что порой мы за ним не поспеваем. А надо. Ведь это – одно из ключевых условий успеха в таком мире. Так что, вполне возможно, мы увидим фрактальную трансформацию общин, а затем и муниципалитетов, и других управленческих структур значительно раньше, чем можем предполагать сегодня.

8.

Когда люди рассуждают о государстве, они обычно видят одну его сторону. Это либо сторона насилия, либо – сторона защиты.

В своем отношении люди, как правило, руководствуются либо своими идеями, либо личным опытом. Поэтому те, кто видят в государстве преимущественно источник насилия, описывая его, рисуют чудище обло, стозевно, огромно и лаяй, Левиафана, от которого надо обороняться, отрицая, что государство может быть хоть чем-то полезно.

А те, кто видит в государстве защитника, напротив – обожествляют его. Ожидая, что оно должно их защищать и обеспечивать. Это удобная позиция, оправдывающая собственную пассивность и страх сделать самостоятельный шаг вперед.

Такой дуализм отношений с государством ясно виден на примере сетевых сообществ в Интернете. Представители самой продвинутой части общества – нового класса – тем не менее, нередко ведут себя по тем же законам толпы. Мгновенно творят себе кумиров, а вскоре уже и кричат «распни его»!

Как быстро после аннексии Крыма немалая часть российского общества перешла от подозрительного отношения к государству, а то и от его отрицания, к его воспеванию!

Между тем, на самом деле, оно не заслуживает ни того, ни другого. Оно лишь инструмент осуществления интересов и задач организованных граждан. Ведь именно они составляют деятельную основу новой жизни и общества будущего. Они формируют все институты, определяют их ответственность и компетенции, ставят перед ними четкие и осуществимые задачи и добиваются решения этих задач.

Что, в свою очередь, создает атмосферу доверия – важный элемент общества будущего. Но это – будущего. А сейчас…

Сейчас скажите: в чем проявляются остатки родового строя на Кавказе и в Чечне в частности? И почему их нет в России? Или поставим вопрос иначе: о чем вы подумаете, если будете вынуждены вступить в бизнес-конфликт с чеченским предпринимателем? Или просто подрезать его на дороге? О чем вы в первую очередь подумаете?

Или спрошу не так остро, но тоже весомо: когда встанет вопрос, кого там назначать прокурором или замглавы администрации по капитальному строительству, и перед вами будет лежать резюме выходца с Кавказа. Кого вы перед собой увидите? Большинство, увы, видит не конкретного человека с его личными достоинствами и недостатками, а толпу диких горцев с большими черными пистолетами. Или того хуже – Рамзана Кадырова, не к ночи будь помянут. Мысленно, конечно. Но если будете вести себя странно, то и воочию.

А почему? Потому что представитель каждого народа, прежде всего, видит границы своего «мы». И только после – своё личное «я». В этом его главный шанс на спасение и преуспевание в жестоком мире. Он четко знает, что он должен, и что должны ему, где кончаются свои, и начинаются чужие. Это гораздо шире и важнее, чем просто двое и их потомство. Род – это группа, не важно какого размера, где «один за всех и все за одного».

А как же быть с новым классом и его мечтой о свободе, когда в нем каждый сам за себя и побеждает сильнейший? Выход один – чтобы россияне с большими черными пистолетами увидели – мысленно, пока мысленно – за вашей спиной других россиян, с большими черными автоматами. И были бы эти граждане представителями другой семьи, нашей семьи, под названием – государство. Общего государства, включающего всех, кого мы считаем своими. Третьим по счету основанием которого были бы общины, сообщества наших сограждан.

В общине не может не быть доверия всех её членов ко всем её членам. Чем более они будут локальными и ограниченными по размеру, тем выше будет подобный уровень взаимопонимания. И тем выше коллективное сознание, эффективнее коллективное самоуправление и рациональнее коллективное самоопределение.

Нам пора строить наши общины, заново складывая из них страну. И, кстати, большие автоматы в общине могут отказаться не менее важны, чем компьютеры и другие средства производства.

9.

В этом смысле американцы – хороший пример. Образец. Они во многом живут при родовом строе. идёт такой американец по улицам любого города мира, а за спиной у него другие американцы. С самыми разными орудиями, вплоть до Шестого флота. И они четко знают, где кончается «мы» и начинаются «они», и что делать в случае конфликта между «нами» и «ими».

Я надеюсь, что новый класс в России находится в процессе осознания себя как общности, где одни готовы встать за спиной у других. А если надо, то и выйти вперед.

Без этого нам будет несравненно труднее заложить начала той новой жизни, некоторые очертания которой я описываю в этой главе.

Я утверждаю: государство как бюрократическая машина, в том виде, в каком мы его знаем и привыкли к нему, обречено на исчезновение. Но без его активной роли в ближайшую эпоху мы не сделаем необходимый шаг вперед. Ибо добровольно расставаться со своими привилегиями нынешние «хозяева жизни», совершенно не обязательно сами находящиеся территориально внутри России, не хотят и не захотят. Да и без государственных инвестиций в развитие мы будем топтаться на месте – том самом, где топчется Россия последние 30 лет.

Что это значит? То, что в ближайшие годы обособленность друг от друга в нашем случае не только не означает самосохранение. Наоборот – разделенность означает неизбежное бессилие и поражение перед лицом репрессивной машины власти. Мы привыкли высоко ценить себя и думать, что каждый из нас – целая вселенная. И это, без сомнения, так. Но каждая наша отдельная личная вселенная может стать частной вселенной – то есть частью значительно большего целого.

Вспомним: фракталом называется структура, состоящая из частей, которые в каком-то смысле, подобны целому.

Это вопрос видения. Стоит увидеть себя частями структуры, которую мы можем создать по своему образу и подобию, и, отражаясь каждый в каждом, утвердить в ней взаимное доверие и общие цели; сделать её граждански ответственной и политически дееспособной. Новая жизнь во всем её многообразии начинается внутри каждого из нас и масштабируется на общество в целом.