ОБ ОБРАЗОВАНИИ (ЧАСТЬ 1)

Мне никогда не нравилось ходить в школу. И в университет тоже. Хотя мне всегда очень нравилось учиться: общаться с умным преподавателем, чтобы получить его опыт; или читать умные книги и сайты, чтобы получить точную информацию и факты. Ещё мне всегда нравились занятия, на которых ты работаешь руками, будь то практикум на физфаке МГУ, или уроки труда в школе. Но мне никогда не нравилась никакая муштра и обязаловка – отсиди-ка тут от звонка до звонка, даже если все понимают, что это пустая трата времени.

Скажу прямо, я был знатным прогульщиком. Но в отличие от некоторых менее сознательных товарищей, я не бил при этом баклуши. Прогуливая в школе, я, как правило, либо занимался благоустройством школьной жизни, или же общественной работой в родном Октябрьском районе Москвы. В университете – у меня было достаточно интересной научной деятельности на своей кафедре квантовой радиофизики, да и бизнес требовал много внимания.

Так или иначе, а частые столкновения с рамками системы заставляли задуматься о том, что хорошо, и что плохо в нашем образовании. Позже я потратил много времени, чтобы изучить международный опыт разных стран. Многое из этого очень пригодилось при развертывании технопарков и строительстве Сколково.

Со свойственным мне реформаторским зудом первые шаги были сделаны ещё в школе. После роспуска дискредитировавшего себя имперским насилием в Вильнюсе и Риге КПССного комсомола, я выдвинул в отдельно взятой четвертой школе Москвы лозунг «Вся власть – Советам», и мы создали школьный совет.

На общешкольных выборах его председателя мне пришлось конкурировать с директором школы. Причем, поскольку выборы были выстроены среди трех категорий – учителей, учеников и их родителей, то выиграть надо было голоса не только сверстников, но и взрослых. Тогда я выдвинул первую в своей жизни содержательную программу реформ: во-первых, перейти на пятидневную учебную неделю (тогда весь Союз учился шесть дней); во-вторых, отменить школьную форму; в-третьих, в старших классах ввести уроки по выбору.

Все три пункта мы в итоге реализовали. Но тут распался СССР, а я закончил школу. И началась совсем другая жизнь…

2.

«Ночь накануне сдачи экзамена»… Очень любопытная работа Леонида Пастернака. Многие переживали эту ночь – и не одну! – точно, как на этой картине: четверо студентов у стола в бедной комнатке, самовар остыл, стол завален книгами, в руках у двоих – тетради, у одного – череп человеческий. Видно – естественники, и не из богатеньких «белоподкладочников». Волосы дыбом, кто-то ещё и тужурку не снимал. А за окном, завешенным тряпицей – уже светло. Или ночь белая…

А вот – «Студент» Николая Ярошенко. Темный костюм, плед, черная шляпа, и взгляд из-под полей – опасливый, искоса. Оно и понятно. Работа 1881 года. В марте народовольцы бомбой убили императора Александра II, и по высшим учебным заведениям, где было немало молодежи, связанной с подпольем, прокатилась волна полицейских расследований. Многих исключили, забрили, сослали…

А «Студент-нигилист» Ильи Репина 1883 года – в пиджачишке, косоворотке, рыжих усах и бородке – глядит с полотна задорно и весело. И не на зрителя, а на кого-то вне картины. Из чего видно, что он студент, вольнодумец и отрицатель? А не из чего. Разве что из взгляда. Да ещё рука в кармане. А что там? Левольверт? Бинамидная бонба? А ну, руки вверх! Александр Ульянов только что окончил Симбирскую гимназию, до создания «Террористической фракции “Народной воли”» осталось три года. И сподвижники его будут как раз из таких – рыжих, с задорным и веселым взором.

А вот – знаменитый «Устный счет» Николая Богданова-Бельского. Классная комната. Перед нами – крестьянский юноша в онучах, лаптях, продранной на локте рубахе, и весь он от лаптей до волос – сплошная сосредоточенность. Правей – ещё парнишка, одетый чуть лучше. Чешет в затылке. У доски другие ученики, такие ж деревенские мальчишки, решают в уме, сколько будет:

102 + 112 + 122 + 132 + 142

365

Один уже, вроде, решил, и шепчет ответ учителю. А тот, в строгом черным костюме и галстуке – весь внимание. Это – легендарный профессор математики Московского университета, народник Сергей Александрович Рачинский, основатель школы в селе Татево, создатель уникальной методики обучения устному счету, прививающий деревенским детям основы математического мышления.

В это стоит вдуматься: основы математического мышления – детям, чей удел пожизненный тяжкий сельский труд – прививает столичный интеллектуал, верящий, что учеба даст им другое будущее, изменит их жизнь и жизнь страны. А их родители, с ранних лет знающие этот труд, в школу их отпускают. Потому что хотят того же.

Это 1895 год. Судя по виду, ребятам лет по десять. То есть в 1917-м им будет по тридцать два. Боевой возраст! Мы не знаем, как изменит их жизнь учение у Рачинского, но знаем: на их зрелость придется великий перелом всей жизни – революция, гражданская война, огромная стройка.

3.

А вот – другие картины. Очень яркие.

«Два бойца за партой» Петра Ткачева – парень в будёновке с книжкой в руках. Рядом товарищ с забинтованной головой. Тут же – винтовки.

«Первый рабфак» Леонида Кривицкого – красноармейцы только что с коня, из окопов, степей, тайги – в университетской аудитории. Один – в шинели с алыми петлицами – глаза широко раскрыты, слушает во все уши, даже фуражку не снял. Другой – подпер голову рукой: ну ничего я, братки, не понимаю! Тут же мятая папаха, склянка с чернилами, девушка в блузке записывает…

А вот «Рабфаковцы» Сергея Прохорова – по-авангардистски лубочные, 1928 года – идут с рейсшинами и книжками – строить своё сегодня с расчетом на светлое завтра.

И ещё «Рабфаковцы» – Ильи Васильченко. Мальчишки в обмотках и шлемах со звездами, а кое-кто и в красных галифе. Девчонки в гимнастерках и алых косынках… Кто топит печку-«буржуйку», кто что-то объясняет соседу, кто ведёт расчеты, а девушка в синей юбке почти завороженно слушает. Рядом с ней – глобус. Пролетарии обретают мир, обещанный им в «Манифесте» Марксом и Энгельсом. А цепи пошли на переплавку…

Эта картина 1971 года. Обмотки, «буржуйки», промерзшие классы в далеком прошлом. Советский Союз, построенный и спасенный этими ребятами, заслуженно гордится своей системой доступного и бесплатного образования – одной из лучших в мире. А рассказывает она нам, как и все описанные, поучительную историю прорыва из массовой нищеты и невежества, где образование есть привилегия немногих и дается бедным с огромным трудом – к простору знаний.

Можно, конечно, упрекнуть советское образование, прежде всего – гуманитарное и творческое – в зацикленности на идеологических рамках. И этот упрек справедлив. Но важно помнить: бросаем мы его из нашего сегодня – с огромного расстояния, отделяющего нас от страны, где на рубеже XIX и XX веков 73% населения старше 9 лет не умело читать и писать. Где среди крестьян, которых учил математике подвижник Рачинский, грамотных в 1895 году было всего 17.4%.

Увы, мы сейчас ближе к той стране, чем к другой, возникшей на её месте, где миллионы людей всех возрастов садятся за парту и с трудом, но на полном серьёзе выводят на доске: Мы – не рабы!..

26 декабря 1919 года – в разгар гражданской войны – Совет народных комиссаров выпускает декрет «О ликвидации безграмотности в РСФСР». Народный комиссариат просвещения привлекает грамотных к преподаванию на основе трудовой повинности.

Это колоссальный общенациональный проект. И уже в 1926 году согласно переписи, грамотны – то есть умеют читать по слогам и подписываться – 40,7% населения. Среди горожан – 60%, селян – 35,4%.

Стратегический образовательный проект развивается, обретая грандиозные масштабы. В 1927-м в СССР вводят единые учебные программы. Особое внимание уделяют русскому и языкам национальных республик. Обязательным предметом делают чистописание. С 1930 годов все дети посещают школы-четырехлетки и семилетки. В итоге, по переписи 1939 года, среди жителей страны в возрасте 9-49 лет число грамотных достигает 87,4%. Это был самый масштабный образовательный проект в истории человечества. Но только в 1959 году неграмотность в СССР полностью ликвидирована.

4.

В 1959-м? То есть совсем недавно!

В том же 1959-м Раймон Арон читает в Сорбонне лекции об индустриальном обществе. Оно, по его мнению, не вечно. И всерьёз назрел вопрос о форме, какую оно будет принимать по мере дальнейшего технологического и культурного развития человечества. То есть, по сути, он делает наброски теории постиндустриального уклада. Потом она – следом за работами Уолта Ростоу, Алена Турена, Радована Рихты – обретет форму в книге Дэниела Белла «Грядущее постиндустриальное общество».

Арон говорит: собственность на средства производства и политические режимы в капиталистической и социалистической системах отличаются, но обе они –  это разновидности одного и того же индустриального общества. То есть того, где преобладает крупное промышленное производство. А значит со временем их, возможно, удастся объединить в единое общество нового типа.

В свою очередь Ростоу предлагает наряду с марксовым принципом выделения фаз развития общества по способам производства, учитывать другие экономические критерии – темпы экономического роста, изменения в структуре производства и технологические инновации.

У постиндустриального общества, считает Турен, довольно сложные отношения с его предшественником. С одной стороны – между ними технологическая пропасть, а с другой – новый уклад может какое-то время спокойно существовать в рамках прежнего, как это во многих странах происходит сейчас. А в потом адаптировать ряд его черт. Так, когда в России станет доминировать постиндустриальный уклад, промышленное производство ещё долго никуда не денется, а рабочий класс может быть ключевым союзником нового класса в проектировании и создании общества будущего.

Благодаря сближению с производством всех сфер общественной жизни – науки, информации, потребления, воспитания – общество становится самопрограммируемым и самодостаточным. Из этой гипотезы Турен выводит утрату главной роли политическими партиями, и отдает её общественному движению, движущему процесс осознания и развития обществом самого себя.

Рихта считает научно-техническую революцию и технологическую эволюцию (он, кстати, автор этого термина) – возможностями прорыва к масштабным возможностям совершенствования свободной, мыслящей и деятельной личности – главного актора общества будущего, которое он видит в социализме с человеческим лицом.

Без таких свободных и мыслящих личностей сложно представить себе постиндустриальное общество, описанное Беллом, главная черта которого – переход от приоритета производства товаров к производству услуг, проведению исследований и повышению качества жизни. Это превращает в ведущую профессиональную группу специалистов и технологических новаторов, превращающих внедрение инноваций в важнейший вид деятельности, что требует постоянных и значительных открытий в самых разных сферах теоретического и прикладного знания.

А значит – высокого уровня подготовки деятелей социальных движений Турена, свободных личностей Рихты и инноваторов Белла. То есть – их хорошего образования.

Времена, когда главное, что родители могут передать детям – это навыки ремесла, семейный бизнес, место в привилегированном сословии или материальные активы, уходят в прошлое. Они уступают место эпохе, когда основное наследство, которое умные родители могут дать продолжателям рода – возможность получить качественное образование и поддерживать на уровне, адекватном постоянно усложняющимся требованиям – требует крупных инвестиций всех видов. Всё это превращает образование в главный капитал XXI века.

5.

Вспомним: что такое капитал. Многие знают: он бывает основной, оборотный, заемный, денежный, товарный, спекулятивный и так далее. Но кроме того – это ещё и не денежная категория, и может заключаться в результатах научных исследований, так как

капитал – фундаментальная экономическая категория;
на ней построена вся практика хозяйства.

Естественно, важно понять про него как можно больше. Понятие «капитал» – одно из самых сложных и дискуссионных в экономических науках. И не только экономических. Ясно: капитал развивается вместе с обществом. И его понимание нельзя отделить от понимания исторических процессов. Представление о капитале меняется из века в век.

Когда-то источником богатства считали деньги, сделанные из драгоценных металлов или обеспеченные ими, а сферой прироста богатства – торговлю. Денежный капитал служил средством измерения добавленной стоимости. Он же её и создавал.

Одно время ряд ученых считали истинным богатством «произведения земли». По их представлениям, их создает аграрный сектор, а не промышленность и торговля.

Ну а для классической школы политической экономии XVIII-XIX века – Дэвида Риккардо, Адама Смита и их последователей, капитал – это «овеществленное богатство, произведенное человеком».

Маркс, обсуждая материально-вещественную структуру капитала, отмечал, что он складывается из сырья, орудий труда, материальных продуктов, средств к существованию, определенной суммы товаров, меновых стоимостей. А также трактовал его как накопленный труд. Плюс – как самовозрастающую стоимость.

Сегодня экономисты описывают капитал как совокупность денежных, материальных и нематериальных активов хозяйствующего субъекта, привлеченных из разных источников и участвующих в инвестиционных процессах, ради получения дохода и/или максимального увеличения рыночной стоимости активов предприятия.

Не случайно

рыночную стоимость актива на момент продажи называют капитализацией.

Думаю, вам приходилось слышать, как о ком-то говорят: он получил степень в Бауманке, и несколько лет, работая в таких-то компаниях и занимая всякий раз всё более высокую должность, отлично капитализировался – ему предложили хорошую позицию в Эппл. Или: закончив аспирантуру, написав и издав эти книги и прочитав серию лекций, он (или она) хорошо капитализировался – его пригласили преподавать в Технион в Хайфе или Политехнион в Афинах. Или же: поработав несколько лет в Сколково, он мощно капитализировался! Да так, что поступил в МIT. Потом он окончил курс, подписал контракт, и теперь трижды в неделю публикует заметки об образовании в Инстаграме. Я, кстати, лично знаю не так уж и мало таких людей.

Но что всё это значит? Благодаря труду и хорошему образованию, эти люди так повысили свою стоимость на рынке труда профессиональных специалистов, что заняли новые и сильные стартовые позиции для своего дальнейшего развития, либо как ученые, либо как предприниматели, либо как специалисты.

Почему я пишу о «новых стартовых позициях» как о достижении? Потому что сегодня каждый новый личный или групповой успех и шаг развития – это выход на новый старт. Можно ли вообразить человека, занявшего рубеж, после которого расти уже некуда? Думаю, это невозможно. И тот, кто так считает – умер для общества. У успешных людей учатся миллионы, но они и сами не перестают учиться. Образование – это непрерывный, пожизненный процесс. А новые навыки и знания – инструменты и сферы самовозрастающей стоимости.

Вот почему я утверждаю: в современном мире

образование – важнейший капитал.
И эта его роль будет усиливаться.

Если до постиндустриальной эпохи родители должны были передавать своим детям в наследство собственность, то для нового класса главным наследством, передаваемым потомству, является доступ к образованию (и связям, которые получаются во время обучения). Не случайно в мире сейчас распространилось движение богатых людей по отказу (или сильному ограничению) передавать какое-либо значимое наследство своим наследникам.

Как у нас часто говорят: «не имей сто рублей, а имей сто друзей». Эта нехитрая мудрость становится особенно актуальной в XXI веке. Много талантливой и амбициозной молодежи на постсоветском пространстве полностью потеряла веру в образование. Нет, в корочки она верит; зато в знания – не очень.

Немудрено: российское образование – как «Жигули». Дешево, но требует доводки и постоянного подкручивания. Многочисленные экономисты и юристы на 90% после ВУЗа необходимыми для работы знаниями не обладают. Физики, химики, биологи первоклассно владеют научным аппаратом, но совершенно выключены из современного процесса создания практических инноваций. Программисты хорошо владеют математикой, но писать код учатся практически самостоятельно. С гуманитариями вообще все сложно.

Казалось бы, международный опыт подсказывает то же самое. Среди самых успешных хайтек (то есть, казалось бы, кому нужна наука) предпринимателей самые известные имена бросили свои университеты (как правило – лучшие ВУЗы страны). Билл Гейтс из Майкрософт, Майкл Делл из Делла, Скотт Макнили из Сана, Марк Цукерберг из Фейсбук, Стив Джобс из Эппл – этот список можно продолжать бесконечно. Однако каждый из них, когда получал вопрос насчет учебы, говорил, как Ленин: «учиться, учиться, и ещё раз учиться!».

Никакого противоречия в этом нет. Современный ВУЗ – это прежде всего среда общения. Чем он лучше, тем более интересные, опытные и успешные люди будут там преподавать, и тем более умные и амбициозные студенты будут там учиться. За знаниями идёт меньшинство – те, кто собирается посвятить себя исследовательской или научной работе. Или же те, кто хочет работать в крупных структурах, теми самыми юристами и экономистами. Остальные идут за идеями и друзьями, с которыми они будут потом эти идеи воплощать. Они и становятся авангардом нового класса и всего общества.

6.

Приводя примеры новых достижений, я пишу про западные компании и ВУЗы. Почему? Увы: ситуация в России не дает инноваторам с хорошим образованием и высокой капитализаций широких возможностей развития. Подчеркну: в стране есть места, где всё ещё можно получить хорошее образование. Но реализовать себя как профессионалу или предпринимателю в сфере перспективных исследований или инноваций с каждым днем сложнее.

Страна непрерывно теряет «мозги» – люди капитализируются до уровня, возможного в России, и едут капитализироваться дальше.

Это – естественное, понятное и опасное явление. Причины его, прежде всего, социально-политические. Создали эту ситуацию правящие группы специальных интересов, не заинтересованные в развитии. Их отношения с новым классом я анализирую в других главах. Меж тем число ВУЗов, где качество поддерживается на мировом уровне, неуклонно сокращается. А немало их выпускников перетекает за рубеж.

Самый древний университет в современной России – никогда не угадаете, где. Нет, не МГУ в Москве (1755 год). В Южном Дагестане, в селе Цахур. Естественно, это религиозный университет. Создан в 1075 году, раньше хваленых Оксфордов и Сорбонн. Присоединение Дагестана в России он формально пережил, но фактически, конечно, сейчас это лишь небольшое, хоть и очень древнее, медресе.

А ведь в разные времена лучшие западные школы не стеснялись использовать российские образцы. Хороший и показательный пример – в Бауманском техническом университете в Москве хранят письмо из Массачусетского технологического института в Бостоне. И письмо это непростое.

В нем Джон Дэниэл Ранкл – президент Бостонского технологического института (так назывался MIT в 70 годах XIX века) пишет Виктору Карловичу Делла-Восу – директору Императорского технического училища (нынешней «Бауманки»), что после детального изучения специалистами системы подготовки инженерных кадров в России, за ней «признан полный успех в организации инженерного образования; в Америке после этого никакая иная система употребляться не будет». Через 100 лет – в 1976 году – делегация Конгресса США привозит в МВТУ ещё одно благодарственное письмо и серебряную медаль.

Когда я организовал для профессуры MIT поездку по России, познакомиться с положением дел (и утвердить создание совместного университета в Сколково), то американцы мне сразу сказали: «хотим в Бауманку! Надо посмотреть, что там сейчас». В советское же время контактов практически не было – МВТУ был оборонным ВУЗом.  Он и сейчас хорошо учит – но увиденным в нем представители MIT, конечно, оказались разочарованы. То, что они позаимствовали из России – инженерное образование, связь с производством – у нас оказалось почти повсеместно утеряно.

О чем это говорит? О том, что в конце XIX века в лучшем профильном учебном заведении Штатов брали за основу своей образовательной работы «русский метод подготовки инженеров» – такое название эта методика получила в мире после всемирных промышленных выставок в Вене, Париже и Филадельфии, где представленные Россией достижения получили высшие награды. А Императорское техническое училище удивило мастеров, профессоров, бизнесменов и чиновников тесной и прямой связью теоретической подготовки с практическим обучением, а обучения – с практическим внедрением знаний.

Получилось, что мы отдали своё образовательное ноу-хау на Запад, а у себя его придушили. Сегодня в рейтинге лучших университетов мира по версии глобального аналитического агентства Quacquarelli Symonds (QS) МГТУ им. Н.Э. Баумана занимает места в конце третьей сотни, а MIT его возглавляет.

Причина этого – в потери связи с реальной экономикой.

В СССР работала простая и эффективная система госзаказа. Государство решало, что нужно развивать (прежде всего, исходя из оборонных задач), и давало команду ВУЗам учить нужных специалистов, а НИИ и КБ – работать над соответствующими темами. Когда работа давала результат, она в таком же директивном ключе передавалась в производство на нужное предприятие.

В условиях рыночной экономики такая организация в принципе невозможна. И учитывая, что эффект от научных разработок медленный, гораздо более медленный, чем эффект от приватизации и передела собственности на промышленном предприятии, наука оказалась полностью оторванной от производства.

Советский инновационный треугольник, состоящий из ВУЗов, НИИ и заводов, распался. В университетах пропала наука, в исследовательских институтах – свежие кадры, у предприятий – новые технологии.

В США, напротив, учебные и научные заведения практически полностью объединены, а бизнесы стимулируются государством через налоговые вычеты и гранты заказывать инновационные разработки. Плюс, конечно, целый ряд мер поддержки создания своих компаний для работников университетов. Они создают, а потом делятся опытом со своими студентами, создавая тем самым непрерывную цепочку воспроизводства ориентированных на технологическое развитие кадров.