В 1992 году я поступил на физфак МГУ. Надо честно признаться, что привела меня туда моя лень. Как компьютерщик, я готовился к учебе на факультете вычислительной математики и кибернетики (ВМиК), с утра до вечера штудировал учебники по математике. Но как-то субботним майским вечером, всего-то за полтора месяца до вступительных экзаменов, у нас дома раздался звонок. Это был старый друг моего отца, работавший на физическом факультете.
— Как у вас там дела, готовитесь? — среди друзей родителей было принято переживать за детей друг друга и их образование. — хотел сказать, у нас тут завтра пробные экзамены на физфаке по физике, пусть Илья сходит, потренируется, почувствует атмосферу…
Надо сказать, физику на ВМиК мне было сдавать не надо, и я к ней совершенно не готовился. И на физфак меня никогда не тянуло – просто из принципа: с ним были плотно связаны родители, там работала куча друзей, и я не хотел попадать в неудобное положение, хотел делать свою жизнь и карьеру так, чтобы не было подозрений в блате и семейственности.
Но идея потренироваться мне понравилась, и утром я отправился сдавать экзамен. Из четырех вопросов билета я правильно ответил на три (о чем шла речь в четвертом, не знал даже примерно, о чем сразу честно заявил преподавателю), получил два вопроса на соображалку дополнительно (из серии: как измерить высоту главного здания МГУ с помощью вольтметра; ответ – сбросить его с самой верхней точки и засечь время падения), и с хорошей оценкой, довольный собой пошёл домой.
Потом оказалось, что полученной оценки хватило для поступления, если только не получить двойку по математике и по сочинению – так я и оказался на физфаке. И весьма благодарен судьбе за это: конечно, уровень образования там был несравненно выше. А мозги в годы распада всего и вся, в полном соответствии с заветами Михайло Васильевича Ломоносова, приводили в столь дефицитный в 1990е годы порядок.
Однако не все было так просто. Верный своей традиции не искать легких путей, я пошёл на кафедру квантовой радиофизики, имевшей репутацию самой элитной на факультете. Приняли меня туда с распростертыми объятиями — там как раз разрабатывали технологию голубого лазера для чтения дисков высокой плотности (именно наша российская теория из МГУ лежит в основе современных Blu-ray видеопроигрывателей – её увезли с нашей кафедры и реализовали в Японии в фирме Toshiba). А тогда кафедре нужен был человек для компьютерного моделирования возникавших в полупроводниках процессов. Я же учился весьма и весьма понемногу, активно занимаясь собственным бизнесом в области программирования, зато компьютерное дело знал от и до. За короткое время я вошел в тему и получил специальность – математическое моделирование наноструктур, и чувствовал себя человеком в нашей группе если не незаменимым, то как минимум весьма полезным.
Тем больше был мой шок, когда в середине четвертого курса у меня состоялся серьёзный разговор с моим научным руководителем, Павлом Вячеславовичем Елютиным. Он сам был человеком очень продвинутым, активным, до последнего защищавшим традиции физфака и категорически не хотевшим никуда из страны уезжать. Он вызвал меня к себе и без лишних слов положил передо мной на стол небольшую книжку:
— Читал?
Я взял томик в руки. Это оказалась книга Нобелевского лауреата Германа Гессе «Игра в бисер».
К стыду своему, я её не читал.
— Я так и думал. Недели тебе хватит?
Книга, в принципе, была небольшой, и хватило бы и двух-трех дней, но у меня как раз была сдача работ по очередному контракту в моей компании, и я решил не бежать по своему обыкновению впереди лошади.
— Значит, договорились. Тогда в этом же кабинете через неделю.
«Игра в бисер» была весьма интересной. В ней шла речь о будущем, в котором человечество преодолело смутную эпоху торжества бессмысленного постмодернизма (названного временем фельетонов — тогда ещё не было интернет-блогов, а как точно было бы назвать наше время «временем блогов», временем поверхностного ерничания и упадка ценностей!). Стремясь сохранить идеалы прогресса и основы культуры, люди разделили суету политики, бизнеса и других мелких приземленных задач и вопросы стратегического развития, стержня всеобщего движения вперед. За стратегию отвечал Орден, формировавшийся из лучших из лучших, проходивших жесткий отбор. Члены Ордена брали на себя обязательства не иметь собственности, не вступать в брак, не участвовать в политике, а исключительно через своё личное развитие двигать вперед человечество, быть его абсолютными слугами – и залогом выживания в условиях всепроникающего общества потребления. Собственно, Нобелевскую премию Гессе получил именно за эту книгу.
Концепция была утопичной, хотя чем-то, безусловно, завораживала. Но зачем Елютин распорядился прочесть труд старого немецкого романтика?..
Через неделю я вновь сидел в узкой заваленной разной литературой каморке моего научного руководителя рядом с Ботаническим садом МГУ.
— прочел?
— так точно, изучил…
— хоть что-нибудь понял?
— все понял, — обиделся я.
— а понял, почему я тебе велел её прочесть?
Тут Елютин попал в точку. Я не любил чувствовать себя дураком, но у меня не возникло даже малейшей гипотезы на этот счет.
— честно говоря, нет.
Он открыл книгу на середине, и начал читать, пропуская отдельные куски.
— Свобода с выбором профессии сопряжена постольку, поскольку учащийся выбирает себе профессию сам. Это дает некую видимость свободы, хотя в большинстве случаев выбор делает не столько ученик, сколько его семья, и иной отец скорее откусит себе язык, чем действительно предоставит сыну свободный выбор… Свобода, значит, ограничивается одним-единственным актом выбора профессии. После этого свободе конец. Уже на студенческой скамье врач, юрист, техник втиснут в очень жесткий учебный курс, который заканчивается рядом экзаменов. Выдержав их, он получает диплом и может теперь, снова обладая кажущейся свободой, работать по своей профессии. Но тем самым он делается рабом низменных сил, он зависит от успеха, от денег, от своего честолюбия, от своей жажды славы, от своей угодности или неугодности людям. Он должен проходить через конкурсы, должен зарабатывать деньги, он участвует в беспощадной борьбе каст, семей, партий, газет. За это он получает свободу стать удачливым и состоятельным человеком и быть объектом ненависти неудачников или наоборот. С учеником элитной школы и впоследствии членом Ордена дело обстоит во всех отношениях противоположным образом. Он не «избирает» профессию. Он не думает, что способен судить о своих талантах лучше, чем учителя. Он становится внутри иерархии всегда на то место и принимает то назначение, которое выбирают ему вышестоящие, – если не считать, что, наоборот, свойства, способности и ошибки ученика вынуждают учителей ставить его на то или иное место. В пределах же этой кажущейся несвободы каждый избранный пользуется после первых своих курсов величайшей, какую только можно представить себе, свободой. Если человек «свободной» профессии должен для приобретения той или иной квалификации пройти узкий и жесткий курс с жесткими экзаменами, то у избранного свобода заходит так далеко, что множество людей всю жизнь занимается по собственному выбору самыми периферийными и часто почти нелепыми проблемами, и никто им в этом не мешает, лишь бы они не опускались в нравственном отношении. Способный быть учителем используется как учитель, воспитателем – как воспитатель, переводчиком – как переводчик, каждый как бы сам находит место, где он может служить и быть свободен, служа. Притом он навсегда избавлен от той «свободы» профессии, которая означает такое страшное рабство. Он знать не знает стремления к деньгам, славе, чинам, не знает ни партий, ни разлада между человеком и должностью, между личным и общественным, ни зависимости от успеха…
Здесь Елютин сделал паузу.
— теперь понял?
Я почувствовал себя клиническим идиотом. Мне до сих пор было непонятно, к чему он клонит.
— посмотри, что происходит со страной. Она разваливается. Нашей науки больше нет. Половина нашего факультета уже уехала, другая половина уедет в ближайшие несколько лет, — совершенно спокойным голосом говорил мой учитель. — Так же, как Гессе думал о возрождении Германии после Гитлера, мы должны думать о том, как будем возрождать наше Отечество. Ты сейчас поглощен своим бизнесом, думаешь, ты отработаешь своё на кафедре, получишь зачет и все? На нас лежит ответственность за будущее. Мы — интеллектуальная элита, и как бы не сложилась наша судьба, мы должны сделать выбор и не поддаться мирским соблазнам. Рано или поздно настанет другое время, и это будет уже не мое, а твое время, — Елютин внимательно посмотрел на меня. — И ты должен сделать выбор, готов ли ты отказаться от своих этих бизнес-дел, и готов ли быть с нами здесь — или тогда уходи, университет не для совместителей.
На этом наш разговор оказался закончен. В тот момент выбор между бизнесом и кафедрой оказался для меня невозможен. После четвертого курса я решил, что по западным стандартам степень бакалавра я заработал, и ушел с физфака. Я сделал свой шаг много позже, в 2002м, уйдя из бизнеса в политику под недоуменные взгляды друзей и знакомых. Про Орден же я забыл совсем и вспомнил только несколько лет назад, пытаясь ответить себе на вопрос:
а чем же мы будем лучше нынешних казнокрадов у власти?