О ГОСУДАРСТВЕ ПРАВДЫ (ЧАСТЬ 1)

– Истина существует! – заявил выдающийся учёный академик Андрей Анатольевич Зализняк на церемонии вручения премии им. Солженицына 2007 года, когда он стал её лауреатом и выступил с речью, которую уместнее было бы назвать лекцией. А в ней заявил, что хочет высказаться в защиту этой высказанной им простой идеи.

Также он указал, что в любом вопросе профессионал, если он не «просто носитель казенных титулов», более прав, чем дилетант. Это верно, но здесь меня прежде всего интересует прямое и ясное утверждение Зализняка, ставшее столь неочевидным в последние годы:

Истина существует.

Почему это важно? Почему академик решил, что именно сейчас пора выступить в защиту даже не самой истины, а вообще существования истины в природе? На этот вопрос отвечает он сам: потому что уже несколько десятилетий в моде положения совершенно противоположные. А именно: истины нет, есть лишь множество мнений – так звучит одно из них в изложении Андрея Анатольевича. И оно для него абсолютно неприёмлемо. Так как он считает, что поиск истины есть главная цель той сферы деятельности, которой он посвятил всю свою жизнь – науки.

И не только науки – говорю я. Поиск истины, правды – это, если вдуматься, цель любой осмысленной и целенаправленной деятельности. И политической – прежде всего. Кто-то засмеется, кто-то возмутится и крикнет: как же так? Ведь политика – грязное дело! А я отвечу: политика – разная. Бывает и грязная. Если те, кто её осуществляет, ставят грязные цели и используют грязные методы.

Мы не можем себе этого позволить. Потому что так Россию и мир не изменить. А именно в этом состоит наша главная цель. Вранье также ненавистно нам, как и всем, кто уже понял суть лживой, продажной, воровской и жульнической политики нынешних властей.

Кто заявляет, что истина, то есть правда, не существует? Или, что «у каждого она своя»? Те, кому это выгодно. Те, кто оправдывает свою неправду. Или неправду своих хозяев. Тут кому-то может почудится привкус несерьёзности. Типа, все мы взрослые люди, и знаем: разные бывают ситуации… и дальше – бла-бла-бла – оправдание вранья.

Меж тем неправда – это не детская история со стащенной у бабушки конфетой.

Неправда – это мировоззрение и политика власть имущих,
которую они ведут во всех сферах жизни.

С помощью речей и заявлений президента, его приближенных и «экспертов», книг, статьей, социальных сетей и передач они убеждают людей, что правды нет, она невозможна и больше того – не нужна.

И часто им это удается. Почему? Потому что верить в это многим психологически выгодно. «Нет правды на земле. Но правды нет и выше» – стоит раз поверить словам пушкинского Сальери, и всё дозволено: наврать; украсть; обобрать старика и детдомовца; продать наркотики под «крышей» службы спасения; подделать лекарство; мошенничать с кредитами; мухлевать с зарплатами; пилить бюджет; «вбрасывать» бюллетени нужному кандидату; клеветать на целый народ; устроить фальшивый референдум; отобрать чужую землю; вторгнуться в соседнюю страну и заявлять, что «нас там нет»… Неправда стала политикой российской власти.

2.

Это – разврат. Целенаправленное растление миллионов людей ради своей выгоды.

Этому когда-то учил Никколо Макиавелли. Не даром его имя стало синонимом цинизма и беспринципности.

Я не раз слышал, что его слова разумны. Он учит, как захватить, приумножить и сохранить власть. Но я убеждён: цель не оправдывает средства. Мы уже обсуждали в предыдущих главах. И я это повторяю. А сейчас напоминаю, что история знает много примеров, когда те, кто стоит у власти, используют других людей и целые народы, применяя методы Макиавелли.

Большинство политиков – манипуляторы, многие – популисты;
но насколько им общество даст подменить реальные цели развития своей трескотней и интригами –
зависит от политической системы страны.

Макиавелли советовал своему правителю «ради сохранения власти уметь отступать от добра и в если надо, этим умением пользоваться». То есть – осознанно творить зло во имя эффективного управления. И «удерживать подданных в повиновении, не считаясь с упреками в жестокости». То есть быть беспощадным, плюя на общественное мнение. Но при этом не слишком нагло грабить, ведь «люди скорее простят убийство отца, чем потерю имущества». Иногда кажется, что его книга была учебником для российских лидеров. Может, и не только кажется…

Выбирая между любовью народа и его страхом, Макиавелли советует помнить: эти чувства плохо уживаются друг с другом, и потому лучше внушать народу страх. Учитывая, что «народ, привыкший жить под властью государя и благодаря случаю ставший свободным, с трудом сохраняет свободу», что, как видим, и произошло в России.

При этом, учит Макиавелли, нельзя забывать, что «общие невзгоды (войны, репрессии, кризисы хозяйства, стихийные бедствия, голод, эпидемии) люди терпят легче, чем личные»; а множество перенесенных бед сделало большинство нашего народа таким терпеливым, что власти кажется, что пользоваться им можно бесконечно – огромные наводнения и страшные лесные пожары, а также связанные с ними разрушения, бездействия и издевательство бюрократов, люди сносят почти безропотно. Как и потерю работы, убытки и рост цен, связанные с войной с Украиной и последовавшими за ней западными санкциями, или с эпидемией коронавируса. Сносят они и бесконечную ложь крикливой пропаганды.

Но помнят власти и ещё одно предупреждение великого итальянца: «даже невежественный народ может различить правду и легко уступает, когда её говорит человек, достойный доверия». Вот почему они стремятся либо уничтожить таких людей, либо упрятать их в тюрьму, либо вынудить к эмиграции. Макиавелли, впрочем, советовал таких помещать в парламент, где бы они были под контролем системы.

Итак, Макиавелли противопоставил нормы морали и обычаи тому, что правители называют политической целесообразностью, оправдывая аморальность бюрократических машин, обеспечивающих их власть. Он утверждал, что государственный интерес оправдывает цинизм правителя сохранением стабильности. Учил морочить голову массам, чтобы заставить их возлюбить собственное рабство. Нынешние правители России усвоили эти наставления и порабощают народ, плюя на всё, кроме богатства и власти. Для них нет ни благополучия людей, ни свободы слова и собраний, ни независимого парламента, ни нормальной Конституции, ни здоровых законов, ни справедливого суда.

3.

Академик Зализняк с горечью говорил: от понимания, что истину порой непросто обнаружить, легко перейти к подозрению, что правды нет вообще.

И я с ним согласен. Особенно когда СМИ намеренно внедряют постправду, то есть сообщают не факты, а ловко играют с эмоциями людей и их взглядами. Чтобы добиться нужного заказчику результата, операторы этого ремесла обычно не врут в лицо, а лихо смешивают правду и ложь, разрушая психику тех, в кого вливают свою мерзкую смесь.

Ее готовят пропагандисты, создавая иллюзорную реальность, чтобы управлять поведением и выбором масс. Постправду продают каждый день. Russia Today, Sputnik, Никита Михалков и «Бесогон», Александр Дугин и «Царьград», Соловьев и Киселев, фабрики ботов и иные структуры, исполняя волю властей, льют каждый по струйке в этот вонючий поток.

Это опасно. Потому что травит людей ложью и селит в них неверие в правду.

Академик Зализняк вспоминает: когда-то над людьми нависали гигантские лозунги «Слава КПСС» и «Победа коммунизма неизбежна». Им сперва перестали верить, а потом замечать. А теперь с рекламных щитов сияет девиз: «Всё можно купить!». Учёный видит в нем «прицельный залп по традиционным для России моральным ценностям».

У него нет «оптимизма относительно того, что положение само собой исправится. По-видимому, те, кто осознает ценность истины и разлагающую силу шарлатанства, и пытается сопротивляться, будут и дальше в трудном положении плывущих против течения». Но мы продолжим бороться с течением. Потому что

то, что создала и совершенствует власть в России –
это государство неправды.

Которым и правит, отгородившись от народа стенами захваченной народной святыни с башнями, над которыми горят присвоенные декоративные звезды.

4.

«И только и свету – что в звездной колючей неправде» – возможно, Осип Мандельштам писал о другом. Но мы кожей и душой ощущаем, как позорная колючая неправда исходит от краденных звезд Кремля.

А несут её одетые в латы «космонавты» с дубинками и наручниками. Те, что на Болотной в 2012-м и на Тверской в 2019-м, и в те же годы на Невском и на Марсовом поле в Питере, и других городах избивают, топчут, тащат в автозаки выступающих за правду людей, чье право на свободу собраний как бы гарантировано конституцией. А угрюмые держиморды с садистским удовольствием составляют на них протоколы. Одним – штраф, другим – административный арест, а третьим – уголовное дело.

Несут неправду и похитители людей. Те, что в 2012-м похитили в Киеве моего помощника, члена совета Левого фронта Леонида Развозжаева, искавшего политическое убежище в Управлении верховного комиссара по делам беженцев ООН. И те, кто зимой 2017-го похищали левых активистов-антифашистов, чтоб обвинить в «создании террористического сообщества» и осудить на немыслимые сроки по делу «Сети».

Неправду вершат те, кто пытает подследственных и заключенных. При этом на каждые 44 сообщения о насилии со стороны сотрудников колоний и СИЗО приходится лишь одно возбужденное против них уголовное дело. C 2015 по 2018 год по официальным данным в России против служащих ФСИН завели 148 дел об избыточном применении силы к лишенным свободы.

«Меня стали избивать, руками, ногами, спецсредствами. Стоя, лежа, сидя. Трудно сидеть на стуле, когда тебя бьют дубинкой. Меня душили пакетом. Видел в кино, не понимал, как люди ломаются. Это очень страшная штука. Четыре раза я через это прошел. Угрожали изнасиловать дубинкой в извращенной форме. Это продолжалось часа три-четыре», –рассказывал ложно осужденный в России по обвинению в терроризме крымский режиссер Олег Сенцов.

Но примененные к нему методы, как сообщают журналисты и правозащитники, которые, в основном, и расследуют зверства, обычны и хорошо известны. Они входят в список более пятидесяти видов пыток, применяемых российскими силовиками.

От простых «сотрясов» и «вышибал» до электрошокера и истязаний проводами полевого телефона ТА («тапика»), оборудованного динамо-машиной, которые, в отличие от электрошокера, не оставляют следов. Обычно клеммы подключают к пальцам ног жертвы, но порой и к половым органам.

Чтобы за 48 часов (а по закону это крайний срок задержания) выбить из человека показания или «явку с повинной», предъявить обвинение и отправить дело в суд, нередко используют избиения в боксерских перчатках, мешочками с песком или книгами в мягкой обложке. Бьют по тем частям тела, где не остаётся синяков и других следов. Женщин бьют книгами по груди – невыносимо больно для них и безопасно для мучителей.

Суды в России смотрят на пытки сквозь пальцы и практически не реагируют. А людей, которые пытают, не наказывают. Поэтому пытки цветут полным цветом. И пытают не только молодых людей – и стариков, и всех. Это носит массовый характер. Не трогать стараются только хорошо известных, «VIP» арестантов. Простые же люди не застрахованы ни от чего.

5.

Применяли пытки и при похищении в Киеве моего помощника Леонида Развозжаева в рамках совместной операции ФСБ и СБУ. Четверо мужчин затолкали его в микроавтобус, натянули на глаза шапку, связали руки скотчем и заковали в наручники, согнув и притянув цепями руки к ногам, замотали рот скотчем и отвезли в Россию. Кандалы не снимали. Есть и пить не давали, в туалет не водили. Кто-то из них всё спрашивал, «наделал ли он уже под себя».

В России Развозжаева бросили в подвал, затянули наручники, надели на ноги цепь и так держали три дня, постоянно запугивая: не напишешь, что скажем – пропадешь; убьем детей, а тебе вколем такое, отчего навсегда останешься дураком. Такие же методы к нему применяли и уже после, когда он сидел в тюрьме: «пресс-хаты», камеры с туберкулезными больными, угрозы от подконтрольных власти уголовников. Без особого шума я много раз ездил по российским застенкам как депутат; московские Лефортово, Матросская Тишина и Бутырка, питерские Кресты, Владимирский централ, иркутский Белый лебедь, оренбургский илецкий острог Черный дельфин, ямальская Полярная Сова в Харпе и колонии Мордовии и Карелии… Ездил не только к Леониду, но и к многим другим нашим соратникам, объясняя начальникам тюрем и колоний, что насилие им с рук не сойдет; обычно это немного облегчало участь арестованных.

Когда под пытками Леонид написал явку с повинной, его отвезли в Следственный комитет, где предъявили обвинение по статьям УК РФ «Приготовление к преступлению и покушение на преступление» и «Организация массовых беспорядков». Развозжаева судили вместе с Сергеем Удальцовым. Вину они не признали, а Мосгорсуд их виновными признал. В организации массовых беспорядков на Болотной площади. И приговорил к 4,5 годам лишения свободы. Всего по Болотному делу осудили пятнадцать человек. Многие из них были впоследствии признаны узниками совести.

Политических заключенных осуждали в России не только по этому делу. Причем многие из них были сфабрикованы. Как и многие из иных – с политикой не связанных.

Так неправду творят и следственные органы, и прокуратура, и суды.

6.

В начале ХХ века Владимир Гиляровский написал знаменитое двустишие:

В России нет закона.
Есть столб. И на столбе корона.

Это была горькая насмешка над произволом судов, нередко исполнявших указания исполнительных властей в самодержавной империи, где до 1905 года не было парламента, а тех, кто требовал его создания и разделения властей, государство считало своих врагами. Впрочем, сейчас суды ещё хуже и ещё более подконтрольны самодержавному начальству.

К тому времени принцип разделения властей уже был не только давно известен в мире, но и лежал в основе организации многих государств. Эту концепцию разработали в XVII-XVIII веках философы-просветители Джон Локк и Шарль Монтескье. Согласно ей, власть в государстве делится на три ветви – законодательную, исполнительную и судебную –независимые друг от друга. А нарушение их самостоятельности, например, независимости суда, относится к числу злоупотреблений.

Принцип разделения властей не абсолютен. Скорее всего, он потеряет свою актуальность при переходе к прямой демократии. Тогда все институты власти по вертикали и все общественные территориальные образования по горизонтали и так получат полную автономию друг от друга в рамках своих функциональных обязанностей. Но в условиях современной представительской демократии он является обязательным, и гарантирует невозможность диктата правительства народным представителям (депутатам) и судьям.

Джон Локк ещё в XVII веке предлагает такой подход, т.к. власть имущие свой статус всегда будут использовать «не на благо тех, кто подчиняется этой власти, но в целях личной частной выгоды, когда правитель, какими бы полномочиями он ни обладал, кладет в основу своих действий не закон, а свою волю, а его распоряжения и действия направлены не на сохранение собственности его народа, но на удовлетворение его собственного честолюбия, мстительности, жадности или какой-либо другой недостойной страсти». А в случае, когда граждане могут «обращаться к закону и поставленным на то судьям, но их лишают этого средства, явно нарушая правосудие и бесстыдно извращая законы, с целью прикрытия или оправдания насилия или ущерба со стороны каких-либо лиц или группы лиц, тогда трудно представить что-либо иное, кроме состояния войны». То есть вовсе не идеолог большевизма Ленин, а создатель теории буржуазного либерализма Локк впервые говорит о гражданской войне, т.е. войне несправедливо обижаемых подданных против власть имущих. И в качестве повода к ней говорит о несправедливых судах.

Не уходя далеко в историю и не вдаваясь в детали, напомню суть дела: в демократических обществах парламент устанавливает правила (законы) для общества в целом и разрабатывает планы для исполнительной власти. Исполнительная власть (правительство) их реализует. А интересы граждан защищает суд. Он же контролирует, чтобы все жили по правилам. Независимость суда – один из ключевых принципов общества, в основании которого лежат закон и право.

При этом на практике у суда есть выбор – судить по закону, или по справедливости. Как известно, это не всегда одно и то же. Разве редко закон бывает несправедлив? Разве зря пословица гласит: «закон – что дышло, куда суд повернул, туда и вышло»? Разве редко он служит тем, кто его принял, чтоб угнетать и обкрадывать людей, лишая их при этом юридической защиты?

Монтескье пишет, что порой жестокая тирания живет «под сенью законов и под эгидой правосудия», топя несчастных граждан этой «доской, предназначенной для их спасения». Известно немало примеров законов, далеких от справедливости. Один из классических примеров – Холокост, большая часть действий в рамках которого была с немецкой тщательностью обоснована законами Третьего Рейха.

7.

Но известно и обратное: примеры справедливых судебных решений, с точки зрения общества, которые, тем не менее, противоречили закону. Часто это были суды присяжных.

Случалось такое и в России, где суд присяжных ввели в 1864 году. В августе 1866 года в Митрофаньевском зале Большого дворца Кремля, прошёл первый в суд с участием присяжных. А 31 марта 1878 года в Петербурге суд присяжных под председательством знаменитого юриста Анатолия Кони судил Веру Засулич, обвиняемую в покушении на петербургского градоначальника генерала Федора Трепова. Засулич стреляла в Трепова у него в кабинете и дважды ранила в живот. её тут же схватили. Судили. И оправдали.

Причина этого была в мотивах покушения на одного из виднейших чиновников империи. Летом 1877 года в газете «Голос» вышла статья про то, что по приказу Трепова выпороли розгами осужденного на 15 лет за участие в демонстрации молодежи 6 декабря 1876 года у Казанского собора в Петербурге, и сидящего в доме предварительного заключения народника Алексея Боголюбова. Его «проступок» состоял в том, что он отказался снять перед Треповым шапку. Несправедливому наказанию беззащитного подвергли, несмотря на то, что телесные наказания были запрещены. Позорная экзекуция вызвала бунт среди заключенных, получила широкую огласку и вызвала бурю в обществе.

До глубины души возмущенная бесчестным приказом градоначальника, Засулич не могла спокойно пережить позор, который, как она считала, лег и на нее. И решила совершить акт гражданского правосудия. Именно так. Это была не месть. Акт террора, поддерживаемый теми, кого бы сейчас назвали «прогрессивным обществом».

Ведь террор, как считали члены «Народной воли», а затем наследники их идей социалисты-революционеры – это устрашение власть имущих. Создание атмосферы, когда они постоянно чувствуют опасность. Когда полиция, жандармы и военные знают: на насилие против протестующих, те ответят тем же. Революционеры того времени считали, что страх перед ответным насилием заставит их отказаться исполнять антинародные приказы, а тех, кто их отдает – принудит идти на уступки. Но Засулич следовала не их тактике, а гражданскому стремлению восстановить попранную справедливость.

И вот – суд.

Защитник адвокат Петр Александров заявляет: судят женщину, «для которой в преступлении не было личных интересов, личной мести, женщину, которая со своим преступлением связала борьбу за идею во имя того, кто был ей только собратом… Если… для блага общего, для торжества закона, для общественной безопасности нужно признать кару законною, тогда да свершится ваше карающее правосудие! <…> Она может выйти отсюда осужденной, но она не выйдет опозоренною, и остаётся только пожелать, чтобы не повторились причины, производящие подобные преступления».

Его речь публикуют газеты и переводят на иностранные языки. Процесс подробно освещают газеты Англии, Германии, США и Франции.

От последнего слова Вера отказывается. Суд, зал и улица ждут вердикт присяжных. Он краток: «Не виновата».

В миг, года старшина оглашает его, зал взрывается аплодисментами. На улице Засулич ждут объятия восторженной толпы.

Репрессивная машина империи учла урок. Теперь покушавшихся на чиновников и аристократов судят не присяжные, а военные суды. Опыт царизма учтен Владимиром Путиным. Присяжных и сейчас практически нет в России.