С 2014 года я не могу вернуться в Россию. С 2015го на родине против меня возбуждено липовое уголовное дело – чтобы я не мог приехать ни в Новосибирск, ни в Москву. И даже в Минск. Многие страны мне предложили стать их гражданами и остаться у них навсегда – Польша, Литва, США… Но я их всех искренне поблагодарил и отказался. В моем паспорте было написано «место рождёния – СССР», мои родственники жили почти во всех странах бывшего Союза, и я решил, что дальше них никуда не поеду.
В итоге я решил поселиться в Киеве. Этот город меня всегда завораживал своим духом свободы. Не иллюзии свободы, которую нам в России раздали каждому по порции в 1991м году, но наглядно показали, чего она стоит в 1993м. Это так странно, когда тебе кажется, что можешь идти в любую сторону – хоть вправо, хоть влево, бежать со всех ног, как Алиса в Зазеркалье, голосовать, выступать, заниматься бизнесом, но чтобы хоть куда-то дойти, оказывается, нужна колея. Такая же узконаправленная, как пчелиная дорожка от ульев к цветку. И либо ты идешь этим Транссибом, пронзающим твою жизнь, как бесконечные сибирские пространства, либо тонешь в болотах, где олигархи уже добывают свою нефть. Тебе кажется, что ты можешь жить один, работать один, но на самом деле тебе нужно профессиональное сообщество. Которое ты, возможно, и не назовешь семьёй, но оно тебе даст ощущение семьи, где ты ценен по факту своего рождёния.
Иногда это ощущение даже компенсирует низкую зарплату; но обман мнимой свободы оно не вытеснит. Сколько бы ты себе не повторял, что свободен, ты останешься пленником обстоятельств и подчиненным тех, кто наверху. Будешь играть не по своим, а чужим правилам.
Человеку мало просто дать свободу, нужно дать ему инструмент, который поможет ему это свободу реализовать.
Это и есть суть государства – механизма, дающего возможности каждому человеку, опираясь на свои знания и способности, реализоваться самому и научить своих детей реализовывать себя. Нельзя давать всем людям одинаковую порцию свободы хотя бы потому, что среди них есть хищники, тут же жрущие слабых. А слабые не смогут им противостоять – они никогда не сталкивались с хищниками и не умеют защищаться.
Я не говорю, что хищник – это обязательно кто-то плохой. Олигархи, которых мы знаем, жулики и воры, что после распада Союза стали хищниками, могли ими не стать. И жить под личиной травоядных, не изменись социально-экономическая среда. Простой научный работник Березовский мог бы им остаться. Комсомолец Ходорковский пошёл работать на завод. Но свобода нарушила внутренний баланс, и они, зная, что с ней делать, выпустили из себя хищников и вытоптали всё вокруг. На вытоптанную территорию пришел Путин и сказал: «такой свободы нам не надо… мы её ограничим и всех направим узко-определенно туда, куда нам надо». Он снова закрепостил и слабых, и сильных, а тех сослуживцев, кто выпал из колеи, возвращать в неё не стал, поставив смотреть над дорогой.
Да, он ограничил появление новых олигархов. Зато развел своих, как ос в дупле. Своих олигархов он не тронул, и в этом была его главная слабость – особые условия для своих. Своим Путин сказал: «ты будешь главным здесь, ты – здесь, а ты – здесь». С тех пор его верные сатрапы рулят страной. А мы так не хотим. Это – нечестно и несправедливо.
Мы хотим, чтобы люди, принимающие решения, оказывались на своих позициях исключительно в силу личных качеств и достоинств.
Мы хотим, чтобы работала система социального отбора и социальных лифтов. Такая система позволит каждому человеку найти своё место в обществе. Она не даст людям становится «сокращенными» и чувствовать себя брошенными. В такой системе, если кто-то захочет быть крестьянином и трудиться на земле – пусть. Кто-то захочет быть рабочим? Пусть трудится на заводе. И никто не замкнется в четырех стенах, не будет чувствовать себя униженным и пытаться выживать на низкоквалифицированной работе. Он встроится в цепочку, но не в ту, что ему предлагает Путин: «лети, куда мы направим, даже если там ничего для тебя нет». Ведь Путин и его бригада не находят для нас колею, не прокладывают ее, а лишь бессовестно манипулируют теми, кто сам не может её найти.
2.
Я никого не обвиняю в том, что мы оказались в тупике. Получив свободу, а она в какой-то момент была у всех, мы сами не знали, куда идти.
Мы сами развалили страну. Или позволили её развалить.
Нас никто не заставлял голосовать за Ельцина. Мы сами это сделали – не надо себя оправдывать. Это мы пришли на избирательные участки, поставили галочку собственноручно и опустили бюллетень в урну. Можете возразить – «ну, Ельцин же не выходил с программой развалить в страну, и мы в то время совершенно иначе относились к заявлениям политиков». Но ведь были люди, его противники, которые предупреждали, что так будет, выбери мы Ельцина, но мы им не поверили, мы Ельцину поверили. Хорошо, мы обманулись, но факт остается фактом – мы сами, своими голосами избрали его. Мы действовали сердцем, когда
политические решения всегда надо принимать головой.
И мы из раза в раз повторяем одно и то же. Мы идем за яркими, а не за умными, за говорящими, а не за делающими, за интересными, а не за глубокими. А потом разочаровываемся и остаемся навечно гордо и обиженно сидеть на своем диване. Не доверяя никому, но так и не готовые разбираться в политике и политиках.
Вся наша жизнь состоит из манипуляций. Мы сами делаем всё возможное, чтобы облегчить манипуляции собой. Мы слышим «КПРФ», и представляем себе борцов за СССР, или читаем «Единая Россия» — о, это про поклонников Путина. На самом же деле и там, и там сидят похожие друг на друга люди, решающие за своими партийными ширмами собственные вопросы. Их поведение предосудительно, но понятно; наша же интеллектуальная лень – удивительна и непростительна.
Это не новая технология. Что такое церковь, как не попытка упаковать сложные идеи в простые конструкции, заменить процесс мышления следованием обрядам? Бренды, продвигаемые рекламой через СМИ – мощнейший инструмент отказа от необходимости мыслить своей головой.
В XIX веке надо было прочесть книгу, в XX – статью в газете или прослушать радио и телепередачу, в XXI хватает 140 символов в твиттере или минутного ролика в YouTube. Долой смысл, да здравствует ярлычок «свой-чужой»! Голливуд, секты, Пепси-кола против Кока-колы, Рокфеллеры против Ротшильдов, демократы против республиканцев, Навальный против Путина, а тупоконечники против остроконечников… Кто за что и почему борется – не важно, цель – ничто, движение – всё! А отчетливо это понимающий народ, которого всё равно обманут нанайские мальчики, безмолвствует.
Самые продвинутые пытаются оградить себя от агрессии манипуляторов, выключая телевизор и переставая читать «чужие» СМИ. И что? Доля «своих» источников информации резко растет, и человек вообще теряет связь с реальностью. И превращается либо в прокремлевского, либо в оппозиционного зомби, не воспринимающего позиции оппонентов. Осуждать врагов и клеймить отступников всегда легче, чем добиваться сближения позиций и создавать позитивную программу действий.
3.
Я знаю: признавать ошибки тяжело. Осуждение самого себя отнимает много сил. Человеку вообще свойственно искать легких путей. При этом забывать, что бесплатный сыр – только в мышеловке. Мы за обещаниями реформаторов иметь молочные реки, кисельные берега и колбасу для всех уже сходили, и подошли к финишу. Остановились и ужаснулись. Потому что, дойдя до конечной точки пути, начатого Ельциным, мы обнаружили… Да ничего мы не обнаружили! Пропасть, а в ней Путин «страну спасает». От пропасти, может, он и спас, но колбасу и кисель забрал себе. И просит остаться с нами на подольше, чтобы ещё и молоко допить, пока не скисло.
Поэтому я предлагаю сейчас, в точке, где мы в данный момент находимся, тихо, спокойно и без посыпания головы пеплом признать свою ошибку и пойти в направлении, где мы – вы, я, все кто, хочет работать – проложим широкие трассы к успеху и процветанию.
Каждый должен осознать
свою личную, персональную, одиночную ответственность.
Не Путин отвечает за Россию. За страну отвечает каждый из нас.
Нельзя бояться последствий. Нельзя бояться системы. Надо использовать все её рычаги и слабости, чтобы отстаивать то, во что веришь.
В детстве я получил важный урок. Мой другой дед, что по отцовской линии, был дипломатом. Его подход к жизни и работе сформировался в 1956м году в Венгрии. Начинающий сотрудник советского посольства (дед был железнодорожником, и по сталинскому призыву после войны попал в Высшую дипломатическую школу), он попал тогда в эпицентр начинавшегося восстания.
Оно стало результатом метаний Советского Союза, когда новое руководство в Москве решило отстранить от власти догматика Ракоши и заменить его лидером косыгинского типа Имре Надем, быстро набравшим популярность. А потом отыграло всё назад. Кремль вообще неуклюже вёл себя в Восточной Европе, считая её уже почти частью СССР, и полагаясь на грубую силу там, где нужно было проявлять гибкость. Это привело к проблемам в Югославии, Чехословакии, Польше, ГДР, а в конечном итоге – к распаду Варшавского договора и отказу от достижений, оплаченных кровью советских солдат во время Великой Отечественной войны.
Кстати, послом в Венгрии тогда был Юрий Андропов. Именно подавлению того восстания он обязан своей стремительной карьерой. Бок о бок с дедом работал третьим секретарем посольства некто Владимир Александрович Крючков. Он сделал из произошедшего свои выводы. Крючков последовал за Андроповым, стал последним председателем КГБ СССР, организовал собственное – неудачное – восстание в 1991м году, вошедшее в историю как августовский путч. Результатом стал окончательный распад Союза.
Тень советской политики в Восточной Европе витает над нашей страной до сих пор. Если кто забыл, Путина учили в другой восточноевропейской стране – ГДР. Страна была другая, а вот подходы те же. Такие же бунты, те же итоги. Закономерный крах и обнищание людей. Но Путин явно сделал иные выводы, чем мой дед, и пошёл на службу к Собчаку, а потом попробовал применить подходы Андропова, но уже в России.
Венгерское восстание в 1956 году жестко подавили. 2652 мирных жителя погибло, 19226 ранено, 200 тысяч (2% населения!) покинуло страну. Убито 669 советских солдат. Мало кто это знает, но именно будапештские события привели к первому случаю бойкота Олимпийских игр. Деда перевели в Польшу, где только что подавили другое антисоветское восстание – в Познани. Он не стал диссидентом, какой бы высокоморальной эта позиция не была. Вместо этого он продолжить служить своей Родине, но решил, что не допустит повторения ничего подобного, где бы он ни работал, и передал эту убеждённость мне.
4.
Я уже писал, что когда мне было четыре года, я поехал на лето в Польшу. шёл 1979й год. Дед с бабушкой жили в Щецине, на севере-западе страны, почти на границе с Германией. Дед работал генеральным консулом, а по сути дела был представителем СССР по неофициальным контактам с оппозицией, которая вскоре создаст «Солидарность» – профсоюз, объединивший недовольных жизнью рабочих. Их недовольство жизнью тогда превратилось в недовольство Союзом и коммунистами.
Мы жили в консульстве – старом здании из темного кирпича, бывшей даче генерала Канариса, знаменитого шефа гитлеровской разведки. Мрачноватая немецкая архитектура, вход в консульство через узкий проход между двумя высоченными завитыми плющом стенами – всё это создавало атмосферу небольшого осажденного тевтонского замка. Даже проходившие на площади перед нашим домом линейки одетых в форменные рубашки светло-зеленого цвета харцеров – польских пионеров – напоминали подготовку к штурму. Через забор нашего дома по ночам регулярно кидали дохлых кошек, а на заборе писали угрозы. А я, кроме поездок в советские воинские части к их командирам и друзьям деда летчику Копанёву и моряку Попеко, больше всего любил играть в «государственную границу»: строить на прилегающей к дому территории военные укрепления.
Приехав на два месяца, я застрял в Щецине надолго и стал сыном полка для сотрудников консульства и советских военных, расквартированных в окрестностях. Из МИДа пришла директива – учитывая напряженные отношения между СССР и Польшей, не совершать действий, которые могут быть восприняты как подготовка к вторжению. Один из главных таких признаков в международных отношениях – эвакуация из страны членов семей дипломатов. Вот дед и возил меня всюду с собой, брал на все переговоры – целых два года я работал в дипмиссии ходячей иллюстрацией, что танки пока остаются на базах. Мне это многое дало.
Днем, когда меня укладывали спать после обеда, дед приходил ко мне, и я, засыпая у него на плече, слышал его мысли. Как мне стало известно много позже, в это время он сделал шаг, похоронивший его карьеру и поссоривший деда со многими сослуживцами и даже некоторыми родственниками, испугавшимися за своё общественное положение. Это произошло после очередной встречи с ещё одним человеком, на чье мировоззрение сильно повлияло народное восстание. Речь идёт о генерале Войцехе Ярузельском, который стал министром обороны Польши после подавления Пражской весны 1968го, в ходе которого он командовал войсками Варшавского договора.
5.
– Никогда никого не бойся, не плыви по течению, служи стране, верь в своё дело и поступай по совести, что бы не говорили люди, – сказал дед однажды, ероша мне волосы, когда я засыпал. В тот день он послал письмо Брежневу – напрямую, через голову министра иностранных дел Громыко. В нем он написал, что силовое решение в Польше невозможно, вторжение советских войск навредит, прежде всего, СССР, что войну с народом можно выиграть, но эта победа будет пирровой.
Ответа не последовало. Вместо этого деда, как грубого нарушителя субординации, отозвали в Москву, но войска всё-таки оставили в казармах. Вместо советской интервенции Ярузельский ввел в Польше на несколько лет военное положение, а потом, когда ситуация изменилась, провёл свободные выборы, в которых сам не участвовал.
Прошли годы. Усилия попавшего в опалу деда оценили обе стороны того конфликта, и лидеры «Солидарности», и члены Политбюро. Власть в Польше перешла мирным путем сначала к Леху Валенсе, а потом, через свободные и честные выборы, в руки бывшего министра коммунистического правительства ПНР Александра Квасьневского. А потом к следующему президенту, уже консерватору – и всё через нормальные выборы, без насилия и потрясений. Была, правда, попытка привлечь Войцеха Ярузельского к суду, но тот не нашел признаков совершенных генералом преступлений. Какой контраст с Россией…
Я горд, что Польша смогла измениться в том числе и потому, что тогда, в 1980м, мой дед проявил ответственность, и ценой своей карьеры, возможно, помог остановить вторжение или раскручивавшуюся спираль гражданской войны, которая многим тогда казалась вполне возможной.
Я стараюсь поступать так же.