О СИБИРИ (ЧАСТЬ 1)

У каждого или почти каждого человека есть в мире его личное место особой важности. 

И это не обязательно место рождения. У кого-то это крошечная точка на карте. У кого-то, наоборот, необъятный простор. Но они значат для наших душ, ума и дела больше любых других. 

Для меня такое место – Сибирь.

Сибирь – мой источник силы. Источник русскости. Мой корень.

И не только мой, но и всей нашей страны.

Если задуматься, Сибирь для России – то же, что для Америки Дикий Запад. Прекрасная, нетронутая земля, осваивать которую идут самые сильные, смелые, крепкие, талантливые, деловые и надежные люди. Сначала – казаки и религиозные диссиденты. Потом – «столыпинские» переселенцы, во множестве – уроженцы тех мест, что входят ныне в состав Украины. А ещё позже – комсомольцы, строители гигантских проектов ХХ века. Сибирь – это земля, где никогда не было крепостного права. И даже при тоталитарном режиме жил дух свободы, взаимопомощи и предприимчивости.

Я – вы помните? – родился в Москве. Но история моей семьи связана с двумя русскими краями. Линия отца – с Саратовом. Волгой. А материнская линия – с Алтаем. Сибирью.

Не могу сказать, что я с ранних лет осознаю связь с этой землей. Да, я знал: мама с Алтая. Но не это для мня стало магнитом, влекущим в этот край. 

Я заболел (или исцелился?) Сибирью на работе.

1990 годы. Я – сотрудник компании International Network Connections (INC). Один из главных её клиентов – ЮКОС. И вот зимой 1996го я лечу в Нефтеюганск. Там много перемещаюсь по месторождениям. И вот как-то мы едем по трассе. За окном – мороз. Слегка метет. Ветер гонит через дорогу полосы поземки. А на обочине голосует мужик. И шофер мой тут же тормозит. Для меня, москвича, это дико. Попахивает жлобством и желанием подработать. Я понимаю: можно подобрать человека, когда ты один, но с пассажиром – это странно. И готов обидеться. Но не спешу, жду: что будет. 

Но видимо такой у меня взгляд, что шофер говорит: – А-а-а, вы же с Москвы… 

– Да. 

– Там у вас, наверно, не так. А здесь мы всегда останавливаемся, когда человек голосует. Потому что климат такой и такое движение, что следующей машины он может не дождаться. Замерзнет, бедолага!

То есть своим искренним поступком и простыми словами он объясняет мне, что такое взаимопомощь. Потом я ещё много раз – вновь и вновь – узнаю, какое это мощное природное свойство сибиряков. Какая важная черта того, что называют сибирский характер.

Тем морозным днем мой водитель, может, спас голосующего на дороге. А может и нет. Но сибирские-то дивизии точно спасли Москву зимой 1941го. Тогда в октябре-декабре в Сибирском военном округе сформировали 22 соединения. Из них Москву защищали 17 дивизий, 2 бригады, отдельные полки и батальоны лыжников. 

2.

В силе сибирского характера я убеждался много раз. А ещё в том, что главное сокровище Сибири – не нефть, не газ, алмазы, уран или уголь. А люди. 

В давние времена туда ехали самые отважные и вольнолюбивые. Первопроходцы –те же пионеры. Кто бежал от крепостного права (его в Сибири за редким исключением не было); кто – от тяжкого царева тягла; старообрядцы – от религиозных гонений; казаки и деловые россияне искали новых земель, удачи, богатства. Не зря на диком бреге Иртыша сидел Ермак, объятый думой. Не зря Афанасий Бейтон защищал от маньчжур Албазино – первый русский форпост на Амуре. Не зря Филофей Тобольский крестил язычников. Николай Муравьев-Амурский и митрополит Иннокентий (Вениаминов) строили новые города. Здесь же дольше всего шла и гражданская война. И тоже не случайно. 

Было ради чего лить кровь.

Ни царская Россия, ни Россия Советская без Сибири не могли.

Эту колоссальную территорию, раскинувшуюся более чем на 12,4 млн квадратных километров от Уральских гор до Тихого океана, мы осваивали более четырехсот лет. То была самая масштабная в истории колонизация, в ходе которой один из народов Европы заселил земли от Волги до тихоокеанского побережья Северной Америки. 

Просторы здесь такие, что сейчас в Сибири поместится любое из существующих в мире государств. На пике экспансии (включая Аляску) этот отпрыск Европы*** European offshoots, согласно Ангусу Мэддисону – территории, занятые европейскими державами и заселенные в основном выходцами из Старого Света*** превосходил по площади американские колонии Испании от мыса Горн до Калифорнии, и был в три раза больше британских владений в Азии. 

Этот край неслыханно богат: 7% мировых разведанных запасов платины, по 9% – свинца и угля, 10% нефти, до 14% молибдена, 21% никеля и 30% газа. Потенциал прилегающего шельфа до сих пор не изучен. Леса Сибири и Дальнего Востока по площади превышают амазонские, а запасы пресной воды здесь в 1,15 раза больше, чем в США и в 2,3 раза больше, чем в ЕС.

При этом Сибирь, в отличие от большинства «заморских территорий» европейских держав, c момента её освоения россиянами, была частью России. То есть её не сравнить с испанской Мексикой, британской Индией или французской Западной Африкой. 

3.

Уместно другое сравнение. Несложно увидеть много общего между историей Сибири и Соединенных Штатов. Хотя, конечно, они и отличаются рядом существенных особенностей. 

Прежде всего, зачаровывает хронология. Первые сибирские города построили почти одновременно с первыми американскими: Тобольск (1587), Сургут (1594), Томск (1604) и Красноярск (1628). Они чуть старше Джеймстауна (1607), Нью-Йорка (1624) и Бостона (1630). Конечно, в конце XVIII века британские колонии обрели независимость, чему в русской истории аналога нет. Но это изменило не слишком многое: всю первую половину XIX века экспансию вели, в основном, военно-политическими методами. А с середины столетия начался массовый приток жителей. 

«Золотые лихорадки» в и в Сибири, и в Калифорнии пришлись на 1840-1860 годы. Любопытно и совпадение по времени событий, приведших к заселению русского Дальнего Востока и американского «Дальнего Запада» – отмены в России крепостного права (1861) и принятия в США закона о гомстедах (1862)*** Гомстед-акт (англ. Homestead Act) – федеральный закон, принятый 20 мая 1862 года в США. Он разрешил передачу в собственность граждан США незанятых земель на западе страны за небольшую плату. Название закона образовано от понятия гомстед (англ. homestead – фермерский участок-усадьба, земельный надел из фонда свободных земель на Западе США). В России похожее значение имела аграрная реформа Столыпина 1906 года, приведшая к массовому переезду крестьян из центральных областей страны, и особенно с территории современной Украины в Сибирь и на Дальний Восток. Они и начали массовое освоение этих территорий.***. Интервал между получением статуса города Владивостоком и Лос-Анджелесом – всего десять лет. Новосибирск и Чикаго – самые быстрорастущие города ХХ века!

Впрочем, к концу века XIX всё более заметны различия в темпах и последствиях российской и американской экспансий.

В 1867 году истощенная неудачной Крымской войной, Россия уступает США Русскую Америку. А в 1905м терпит поражение в войне с Японией и теряет часть своих позиций на Тихом океане. Штаты же в 1898 году занимают Филиппины, и становятся главной тихоокеанской державой. К 1903 году, когда Россия завершает постройку Транссиба, тихоокеанское и атлантическое побережья США связывают уже четыре железных дороги.

Эти и иные события конца XIX – начала ХХ века имеют дальние и важные последствия. В 1970 году в Калифорнии уже больше легковых машин, чем на пространстве от Урала до Тихого океана. Оборот основанной в 1917м корпорации Boeing в 2009м составляет 63 млрд долларов. А созданное в 1936м в Комсомольске-на-Амуре авиапредприятие в том же году может похвастать продажами лишь в 6,4 млрд рублей. К началу 2000х годов на долю компаний Кремниевой долины приходится до 16% всех выданных в мире патентов. А в Сибири не производят ни компьютеров, ни мобильных телефонов, несмотря на немалые успехи научных центров в Новосибирске и Томске. 

В книге «Сибирское благословение» Владислав Иноземцев и Валерий Зубов, прекрасный экономист и первый губернатор Красноярского края, приводят следующие цифры: в 1897 году на зауральскиие земли приходилось 52% территории империи, 7,5% её населения и 19% экспорта. В 1985 году – то есть ещё при советской власти – они составляли 57% территории и 10,5% населения, а обеспечивали 46% экспорта. Ну а в 2014м – это уже 75% территории России и 20,2% её населения. И производили они при этом уже 76−78% её экспорта.

Но при всем при этом сегодня три самых северных региона Сибири и субъекта России – Камчатский край, Магаданская область и Чукотский автономный округ, – с общей площадью 1,62 млн квадратных километров и населением в 530 тыс. человек, близкими к показателям Аляски (1,71 млн кв. километров и 722 тыс. человек), производят суммарный региональный продукт на 198 млрд рублей (6,1 млрд долларов) против аляскинских 44,9 млрд долларов. Сравнения можно продолжать, но вывод очевиден: мы безнадежно отстаем.

4.

Еще раз подчеркну: это не значит, что в досоветское и советское время Сибирь стояла на месте. Наоборот, развитие хозяйства СССР в немалой мере обеспечивал огромный рост добычи там полезных ископаемых и их первичной переработки. 

С 1960 по 1986 год добыча нефти выросла в 4,2 раза, газа – в 15,1 раза, производство алюминия – в 4,4 раза, никеля – в 5,3 раза, выработка электроэнергии – в 5,5 раза. От 60 до 95% этого прироста пришлось на Сибирь. 

Между 1960 и 1986 годами доля территории к востоку от Урала в общем объеме советского валового продукта выросла с 12,3 до 18,2%, а средние темпы роста её экономики достигали 5,1–6,5% в год. За тот же период в Сибири построили тысячи километров железных и автодорог; практически впервые сибирские города стали пригодны для жизни в современном понимании этих слов; туда поехали люди. 

За тридцать лет – с 1959 по 1989 год население Западной Сибири выросло на треть. Восточной Сибири – на 42%. А в России в целом – лишь на 25%. 

К тому же периоду относится попытка исправить «центростремительные» тенденции в науке. Создание Сибирского и Дальневосточного отделений АН СССР, плюс ряда научных центров ведет к росту числа ученых и специалистов, и сокращению разрыва по этому показателю с остальной территорией страны.

Так почему же развитие Сибири, начавшееся не менее динамично, чем освоение Запада США, к концу ХХ века захлебнулось? Известен расхожий ответ: этот край мало пригоден для жизни, расстояния огромны, а враг не дремлет. 

Но более серьезно звучит иное объяснение: Сибирь не повторила успех «дикого Запада» потому, что её развитие всегда было подчинено задачам российской, а затем советской экономики как единого целого. В конце 1980х годов – а этот период можно назвать вершиной развития Сибири – за Уралом добывали (в процентах от общесоюзного показателя) 66,9% нефти (включая газовый конденсат), 66,7% природного газа, 41% угля, 65% алюминия и 98% никеля, вырабатывалось 18,0% электроэнергии. 

Но при этом не собирали ни одного легкового автомобиля; производили лишь 14,4% холодильников и морозильников, 6,2% телевизоров и 17,2% радиоприемников. Очень долго Сибирь поставляла ископаемые и продукцию первого передела, плюс военную технику и специализированное оборудование. По логике развития, заданной Москвой, она не могла конкурировать на мировых рынках как субъект глобальной экономики. 

В основе развития макрорегиона лежал мобилизационный тип развития, как в годы Великой Отечественной войны. В его экономике доминировали ВПК и тяжелая промышленность. В последние советские десятилетия их дополнила разработка сырьевых месторождёний. В 1986 году доля тяжелой промышленности в региональном валовом продукте (ВРП) превышала 30%, а доля добычи ископаемых – 20% (причем последняя выглядит заниженной из-за нерыночного регулирования цен на внутреннем рынке). До 85% сибирских предприятий были включены в цепочки разделения труда и критически зависели от смежников в европейской части РСФСР или республиках Союза. 

Причина «зацикленности» Сибири на европейском направлении – напряженные отношения СССР с соседями на Востоке – Китаем, Южной Кореей и Японией. Их улучшение началось лишь с перестройкой, но не могло даже частично компенсировать последствия кризиса в экономике. 

5.

Вот почему Сибирь в полной мере ощутила негативный эффект рыночных реформ. Замерли или оказались близки к этому крупные предприятия, в их числе Красноярский завод тяжелого машиностроения, Красноярский телевизорный завод, Красноярский целлюлозно-бумажный комбинат, Красноярский завод медпрепаратов, Красноярский завод комбайнов, ряд оборонных предприятий Бийска и Рубцовска на Алтае, Рубцовский тракторный завод, Алтайсельмаш и другие. Особенно сильно реформы 1990х ударили по Новосибирской и Омской областям, которые были промышленными и аграрными регионами без значимых запасов полезных ископаемых, востребованных на международных рынках.

Ударил кризис и по инфраструктуре. Строительство дорог и инженерных сооружений почти прекратилось, старые дороги и мосты ветшали, грузооборот железных дорог в Сибирском федеральном округе с 1990 по 2000 год упал в 1,72 раза. Пассажирооборот авиации – более чем в 4 раза. С 1990 по 2009 год в Красноярском крае число аэродромов сократилось с 200 до 108, в Томской области – с 67 до 16. 

Еще одна проблема – диверсификация добычи ископаемых: с каждым годом доля экспорта в их производстве устойчиво росла. Рентабельной оказалась лишь продукция, прямо шедшая на внешний рынок. Это вело к скатыванию Сибири к сырьевой экономике и восстановлению её колониальной по сути эксплуатации.

Процесс деиндустриализации вёл к закреплению сырьевой модели развития. На лес, руду, уголь, черные и цветные металлы, нефть и газ в Сибири приходится от 76 до 90,2% экспорта. При этом Якутия напрямую экспортирует не алмазы, а уголь, Магаданская область – не золото, а шлаки и лом черных металлов, а более ценные товары продают через Москву. Сибирский экспорт складывается из продукции трех отраслей: топливно-энергетического сырья; металлов и руд; леса и первичной продукции деревообработки. По мере нарастания сырьевой специализации инвестиции и финансовые ресурсы стекаются в особые точки, а инфраструктура и коммунальное хозяйство приходят в упадок. Это ведет к тому, что жители едут в крупные города, где есть работа или покидают регион. 

В 2019-2020 годах счет оттока населения из Алтайского и Красноярского края, Иркутской, Кемеровской и Омской областей, Хакассии, Тывы идёт на тысячи в год. А прирост зафиксирован только в республике Алтай, Томской и Новосибирской областях – в основном за счет мигрантов из республик бывшего СССР (Новосибирск, как столичный город, также получал мигрантов из более удаленных сибирских регионов). 

Внедрение в России «властной вертикали» не дало Сибири преимуществ. Инвестиции в железно- и автодорожное строительство остались сосредоточены в европейской части страны. Там же возводится бóльшая часть жилья. 

Но главная проблема в том, что прежде чем Сибирь может привлечь инвестиции в свои ресурсы, они поступают в распоряжение центра. Созданная Путиным бюджетная «вертикаль» централизует финансы. С начала 2000 годов доля бюджетов сибирских регионов в бюджетной системе России сокращается. Хотя их вклад в экономику велик. А обратно они получают непропорционально мало.

Вот почему ВРП Калифорнии, превышает ВВП Российской Федерации, а показатель Сибири в полтора раза меньше бельгийского.

6.

Тут самое время для важного отступления. В советское время тысячи людей ехали в Сибирь на большие стройки, которых было множество. Ехали и в лагеря. После порой оставались. Смешивались, женились, рожали детей и, в конце концов, сформировали особый сибирский характер и образ жизни. 

Любой новый человек видит, как сильно Сибирь отличается от остальной страны. Особое, яркое свободолюбие и непокорство сибиряков сильно ощущается до сих пор. 

Во Владимирской области есть город Александров – бывший центр опричнины. Там рядом дом моих близких. А вокруг – «неперспективные» русские деревни. И даже через 400 лет после царствования Иоанна IV можно проследить по этим селам, как изгибались границы опричных земель. 

Там, где была опричнина, люди мрачные и пьющие. Но при этом всё работает – поля распаханы, коровы подоены, хозяйство исправно. А перейдешь в село, что в пяти километрах, но было вне опричнины – встретишь людей добродушных, открытых, но хаты у них покосились, поля заросли, молодежь разъехалась. Приятно, душевно там, где не было опричнины. А пашут там, где была. Это я к тому, что условия жизни оставляют отпечаток на сотни лет. 

То же с Сибирью. Только там опричнины не было. Это породило дух свободы. И когда я там, я его чувствую. И радуюсь ему.

Я ощущал его и когда впервые приехал в командировку от INC, и когда работал в «Шлюмберже». У меня крепло намерение уехать жить в Сибирь. 

Но не осуществил его полностью. Только частично. Когда меня избрали депутатом Госдумы от Новосибирска, он стал моим домом на десять увлекательных лет. Да, я ездил в Москву, но подолгу жил в Сибири. Да и прежде бывал наездами – на три, четыре, пять месяцев. В Когалыме, Нефтеюганске, Томске, Тюмени, Стрежевом, Красноярске, Якутске и Новосибирске. А был почти везде. И в Уренгое, где люди ходят как ку-клукс-клановцы, надевая на головы пластиковые пакеты поверх меховых шапок, потому что при таком бешеном ветре, как там зимой при температуре -40 по Цельсию – по-другому нельзя. И в Якутске, где зимой ты видишь летопись жизни города, в прямом смысле слова, потому что при температуре -55, что там не редкость, дыхание повисает в воздухе. А ты идешь и видишь: полтора часа назад здесь прошёл человек или проехала машина, а за ними остался «выхлоп». И город окутан туманом жизни людей. Кажется, что это за человеком стелется его душа. И души сплетаются, танцуют друг с другом свой танец. 

Там ты учишься ценить лето. Когда я впервые попал на Чукотку, мне понравилась местная шутка, что «в этом году лето удалось и хорошо, что выпало на выходные». 

Или красивый, но ужасный для жизни город Норильск, где очень тяжелый климат плюс дикая экология из-за «Норильского никеля» – кислотные дожди и прочее. Но без него нельзя. «Норникель» – крупнейший в мире производитель палладия, и один из крупнейших – никеля, платины и меди. И люди, которые там работают, умеют справляться с невзгодами. 

7.

Я могу очень много и долго об этом писать, потому что Сибирь – моя любовь. 

А ещё я знаю, что 

Сибирь – настоящая Россия. её спасение.

Потому что центральная полоса, которую ещё при Хрущеве назвали «неперспективной», лежит в депрессии. А вытащить человека из этого состояния очень трудно. Если он в неё вошел, нужна серьезная терапия. Ему нужно дать основания во что-то поверить и чего-то захотеть. Это сложная и долгая работа. Делать ее, конечно, надо. Но опираться на больных нельзя. Опора развития – здоровые, люди.

Юг России очень живой. Там сельское хозяйство, агропромышленное производство, и индустрия, и климат хорош. Туда едут. Это положительный по динамике миграции регион. Там как бы всё хорошо. Даже похоже на Украину. Но есть вечная угроза межнациональных конфликтов. И при всем уважении к тамошним жителям, я все время там убеждался – для устойчивого развития нужна более развитая промышленность.  

То есть надо признать: экономика России держится, прежде всего, на Сибири. 

Всё богатство оттуда.