Другие люди подобными недугами страдать не могли. О депрессии и вовсе никто не слышал. Зато все знали о вялотекущей шизофрении, которая не входит в список заболеваний большинства цивилизованных стран.
Еще один «популярный» диагноз для диссидентов было сутяжно-паранойяльное развитие личности. Характеризовали его так: образование системы сверхценных идей, с которыми обычно связано неадекватное поведение.
За счет грубого злоупотребления психиатрическими диагнозами, советская власть сначала изолировала неугодных, а потом назначала «лечение», которое и вправду делало человека психически нездоровым. Известны случаи, когда в психдиспансерах к пациентам применяли моральные и физические пытки.
Главная цель, которую преследовал режим – избежать открытого судебного процесса над инакомыслящими, отправляя их в психиатрические больницы на неопределённый срок
без суда и следствия. Именно внесение ложного или открыто преувеличенного диагноза в текст уголовного дела позволял рассматривать его именно по такому сценарию.
Таким образом обществу подавался сигнал – жить в сопротивлении с советской властью может только нездоровый человек. Невменяемыми инакомыслящих признавали в подавляющем большинстве случаев.
Первой жертвой советской карательной психиатрии стала революционерка Мария Спиридонова. В 1919 году большевистский трибунал, судивший левых эсеров вынес ей приговор:
«…Принимая во внимание болезненно-истерическое состояние обвиняемой… изолировать М. Спиридонову от политической и общественной деятельности на один год посредством заключения ее в санаторий…».
Спиридоновой удалось сбежать, но через некоторое время ее вновь арестовали. Революционерку поместили в Пречистенскую психбольницу, за ней там следили переодетые чекисты. Диагноз Марии Спиридоновой звучал так: истерический психоз, состояние тяжелое, угрожающее жизни. В лечебнице активистка провела несколько месяцев, как ее там «лечили» – неизвестно.
На протяжении следующих десятилетий руководство СССР все чаще выбирало для политзаключенных больничную палату вместо тюремной камеры.
Казанская психбольница стала первой психиатрической тюрьмой, прототипом для всех подобных заведений закрытого типа, которые существуют и сегодня. Согласно инструкции 1945 года, заключению туда подлежали исключительно «государственные преступники». В какой-то момент там даже ввели должность коменданта, который осуществлял связь с НКВД.
Там в разные годы принудительно «лечились» первый президент Эстонии Константин Пятс, художник Василий Ситников, правозащитница и писательница Валерия Новодворская, и даже племянник Сталина Джонрид Сванидзе.
Еще одним известным медицинским учреждением, выполняющим функции тюрьмы для политзаключенных, была Ленинградская специальная психбольница. Там «пациенты» находились в закрытых камерах под круглосуточным надзором сотрудников НКВД, психиатры там тоже были офицерами этого ведомства. Среди известных заключенных больничных палат – Александр Есенин-Вольпин – математик, сын поэта Сергея Есенина, писатель и скульптор Михаил Нарица, филолог и правозащитник Виктор Файнберг.
С 1960-х годов для осуждения диссидентов использовалось более сорока уголовных статей. Чаще всего в психбольницы определяли за «распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй». Иногда это делали и без уголовного дела, которое может предусматривать психиатрическое освидетельствование.
Практику лишения свободы и насилия над здоровьем людей по произволу власти узаконили как раз в начале шестидесятых. Она применялась, когда силовикам не удавалось найти хоть какой-то формальный повод для ареста. Другим фактором могло быть нежелание властей привлекать внимание общественности к судебному процессу, в том случае, если подозреваемый являлся известным и влиятельным активистом.
Особенностью таких приговоров было то, что принудительная госпитализация в психиатрическую больницу, в отличие от тюремного заключения, не имела установленного срока. А условия содержания там подразумевали использование психотропных препаратов и многочисленные пытки.
Прекратить этот беспредел в больничных палатах удалось только в конце 1980-х. Первым шагом стала передача Минздраву шестнадцать психиатрических больниц, которые были подконтрольны МВД. Некоторые из учреждений и вовсе ликвидировали. Около 800 тысяч пациентов сняли с психиатрического учета.
Следующим шагом стала декриминализация уголовных статей, по которым судили диссидентов – антисоветская пропаганда и клевета на советский строй перестала рассматриваться как социально опасная деятельность. Также в это время заработал закон, который регламентировал условия и порядки оказания психиатрической помощи.
О попытках реинкарнировать карательную медицину в современной России независимые журналисты пишут последнее десятилетие.
Несмотря на то, что после начала полномасштабной войны с Украиной, давление силовиков на противников путинского режима значительно усилилось, юристы говорят, что тенденция карательной психиатрии не увеличилась, а просто продолжилась. Это – кратчайший путь к закрытым ртам несогласных с Кремлем – не нужно проводить расследование, обоснование меры пресечения, приходить на многочисленные судебные заседания.
Редакция сайта «Утро Февраля» пообщалась на эту тему с правозащитником Алексеем Прянишниковым.
В современной России генетическая память о насильственном содержании в психбольницах работает не только на страх среди граждан, а и среди тех, кто в этом процессе участвует.
«В буквальном смысле – руки помнят. Еще до конца не сменилось поколение психиатров, которые были задействованы в карательной психиатрии в советские времена. Они может и не принимали активного участия во всём том безобразии в силу молодости, но уже видели. Я говорю это уверенно, потому что вижу, какие препараты у нас применяют…Наряду с современными препаратами они пичкают людей галоперидолом, некоторые наши подзащитные буквально теряли сознание во время судебных заседаний под воздействием неправильно подобранных препаратов. Врачи имеют много приёмов и способов, как у человека вызвать эмоции, подловить на слове и дальше использовать это уже в своих медицинских заключениях, которыми они обосновывают, например, необходимость недобровольной госпитализации».
Важным моментом является и то, какой метод психиатрического освидетельствования выбирают правоохранители. Часто это во многом говорит о том, чего обвиняемому нужно опасаться в ближайшие месяцы.
В психиатрии выделяют такие способы исследования:
В последние пять лет под стационарную экспертизу все чаще попадают подозреваемые и обвиняемые по политическим делам, например по статьям об экстремизме и нежелательных организациях. Если человеку безосновательно пытаются назначить такое исследование, высока вероятность того, что расследование уже закончено, и над ним уже вершится путинское «правосудие».
«… Я оцениваю использование стационарной психиатрической экспертизы как дополнительный способ давления в отношении фигурантов так называемых политических дел. Человек попадает в стационар, а что с ним происходит дальше – мы не знаем и мы не можем ручаться, что к нему не подойдут сотрудники стационара и не предложат подписать согласие на лечение, предложить красненькую и синенькую таблеточку…то есть человек в любом случае бо́льшую часть времени проводит наедине с сотрудниками стационара. Я это рассматриваю как наказание человека без приговора».
Формальным основанием для назначения психиатрической экспертизы вообще может стать что угодно, ведь это решение принимает не врач, а следователь – у него могут быть самые разные представления о норме поведения. Ему может не понравится, например, стиль разговора. Реакцию на какие-либо действия правоохранители могут расценить как неадекватную. Сыграть злую шутку может даже травма двадцатилетней давности, полученная в школе на физкультуре.
«Где-то следователю могло не понравиться какое-то ходатайство, которое написал обвиняемый, следователь считает этот текст странным и обосновывать им проведение экспертизы. Где-то во внимание берутся медицинские документы из детства, в том числе о травмах, они любят выяснять, были ли травмы головы, цепляются за какие-то факты из прошлого. То есть, например если есть информация, что у подозреваемого или обвиняемого в детстве были проблемы с психическим здоровьем, соответственно, надо проверить…Еще человек может, например, проявить какую-то эмоцию в психотравмирующей ситуации, когда его задерживают, обыскивают, помещают в СИЗО, у всех может быть разная реакция, это тоже может использоваться как повод к психиатрическому вмешательству».
Подавляющее большинство людей, к которым применялась карательная психиатрия, рассказывают о том, что в стенах больниц к ним не применялось физическое насилие. Однако такой опыт неизбежно оставляет неизгладимый след на ментальном здоровье. Потому что лечение здоровых людей психотропными препаратами – это само по себе истязание.
«Мы имеем дело с тем, что человека помещают в условия несвободы, в окружение не совсем здоровых, а иногда и совсем нездоровых людей…Самое главное, что человек, который не должен подлежать госпитализации, к которому не должно применяться медикаментозное лечение, все это испытывает. Это и есть пытки. Вот, например, у тебя пониженное давление, а тебя начинают пичкать препаратами, которые снижают его еще больше. Пойдёт это на пользу? Разумеется, нет. В таких учреждениях используются препараты, которые меняют психическое состояние человека, они оказывают химическое воздействие на головной мозг, на гормональный фон. Лечение того, чего нет, никогда и никому не шло на пользу. В этом случае они работают на подавление личности».
В местах заключения у вас всегда есть определенный срок нахождения там, а в психиатрической больнице такой опции у «пациента» нет.
«Чем ещё помещение в психбольницу хуже даже той же тюрьмы: например, нарисовали тебе пять лет лишения свободы.
Этот срок стартует сегодня и закончится через пять лет. И человек знает это, считает срок, строит планы, у него есть пусть и не радужная, но определённость. А при том же принудлечении в психиатрической больнице нет сроков, даже в постановлениях судов о принудлечении не указывают сроки. Там этапы жизни длятся по полгода. Раз в полгода проводится повторное освидетельствование. Есть какой-то шанс, что врачи тебя сочтут выздоровевшим и ты выскочишь. Но при этом, надо понимать, что ты находишься в руках у врачей, полностью в их власти. На них может оказываться давление со стороны правоохранительных органов, а они могут быть к этому неустойчивы. Есть масса таких примеров…Непонятно, через сколько таких освидетельствований придётся пройти, чтобы выйти на свободу. И вот эта неопределённость добивает наряду с нейролептиками».
Инструкция:
🔴Не проявлять никаких эмоций
«…Вообще будьте как можно более сдержанными…Помимо экспертизы, вас ещё могут направить на недобровольную госпитализацию в административном порядке. Например, происходит задержание, человек как-то себя не так повел, неважно как: руки ноги растопырил, кричал. В моей практике была история, когда задержали пожилую женщину по пути в аптеку, она эмоционально на это отреагировала, не оказывала сопротивление, просто словесно выразила эмоции. Первое «гениальное» решение у полицейских – давайте мы ее в психушку отправим…Это мощнейший способ давления на человека: когда ты ещё грубо говоря не имеешь приговора, но тебя уже закрыли под замок».
🔴Не давать добровольного согласия на лечение
«Не подписывайте никаких бумажек с добровольным согласием на мед.помощь. Для того, чтобы меньше заморачиваться с бумажками, судами, заключениями, правоохранители начинают пугать следственным изолятором и пытками…Очень часто бывает такое, что под этим давлением, будучи в стрессе, человек подписывает добровольное согласие на медицинское вмешательство, на оказание психиатрической помощи. Здесь уже значительно сложнее с этим бороться, он конечно может отозвать согласие. Но самое главное, что человек все это время находится в медучреждении, в четырех стенах и с зарешёченными окнами. Они вполне могут состряпать какое-то заключение, которому суд поверит… Не нужно вестись на блеф, от этого будет только хуже».
🔴Найти для себя адвоката или правозащитника, если вы занимаетесь публичным активизмом
«Ведь мы же говорим про ситуации, возникающие с политическими и гражданскими активистами. Поэтому, если чувствуешь риски, нужно иметь в запасе контакт адвоката и хотя бы предварительную договоренность с правозащитной организацией или адвокатом…При этом нужно быть уверенным в защитнике, что он не будет склонять тебя к согласию на что-то: от расписок о неразглашении до добровольного согласия на лечение/экспертизу».
🔴Собрать документы о состоянии здоровья
«…В уголовных делах мы часто используем разные справки, полученные подзащитными ранее в каких-то жизненных ситуациях. Например, мед. документы с заключениями психиатров при постановке на воинский учёт/призыве на воинскую службу, справки для получения водительского удостоверения, для разрешительной системы, где говорится, что человек был признан годен. Может быть человек раз в год ходит на какие-то медосмотры, все эти документы лучше иметь в запасе. И важно их иметь не у себя дома. Лучше хранить в таком месте, из которого не изымут при обыске, но при этом они будут доступны тому, кто потом сможет передать их адвокату».
Редакция сайта «Утро Февраля» уже писала о последних случаях применения карательной психиатрии. Мы рассказывали историю экоактивистки Ольги Кузьминой, которую отправили в психдиспансер, а также Саши Сколиченко и Ирины Быстровой, которым назначили психиатрическую экспертизу просто из-за того, что они выступили против войны в Украине.
После начала российского вторжения в поле зрения СМИ попали также истории Надежды Сайфутдиновой и Марии Пономаренко. Женщины открыто выступили против политики Кремля и занимались гражданским активизмом. Сайфутдинова – мать-одиночка, которая вышла протестовать против войны, зашив себе нитками рот. Из-за этого ее пытались принудительно отправить в психиатрическую больницу.
Марию Пономаренко обвиняют в распространении фейков о действиях Вооруженных Сил РФ. По такой статье ее перевели из СИЗО в психбольницу.
На принудительную экспертизу отправили и нижегородского активиста Алексея Оношкина, сейчас он находится в психдиспансере на принудительном лечении. В своих соцсетях мужчина неоднократно высказывался против войны в Украине. Один из последних его постов во «ВКонтакте» содержал такие строки:
«Если выйду в состоянии овоща – запомните таким: серые выразительные глазки и талант рассказчика…Борьба продолжается, капитуляции не было, Слава Украине, Северной Евразии – Свободу!»
Но как уже подтвердили правозащитники, метод карательной психиатрии используют не только против людей, которые не поддержали войну в Украине или просто последовательно критикуют Путина.
В конце прошлого года в психдиспансер принудительно отправили кубанскую активистку Ирину Григорьеву. А все из-за того, что она судилась с краснодарским Водоканалом, который, как считает активистка, необоснованно взимает с жильцов денежные средства за не оказываемые услуги. Об этом Ирина рассказала «Кавказскому узлу».
«Судья, который рассматривал данное дело, откровенно встал на сторону ответчиков по моему иску. В результате его судейства в основу гражданского дела легли материалы, не соответствующие действительности и ведущие к заведомо неправосудному решению», – рассказала активистка.
«Клевета на судью» стала формальной причиной ее принудительной госпитализации. В лечебнице активистка провела почти месяц, после чего рассказала об унизительных процедурах, которым она подверглась. Женщину заставляли считать, проверяя ее умственные способности. А следователи принуждали ее раздеться и приседать, вероятно ища флешку, на которую Ирина записывала свой разговор с судьей.
Адвокат Григорьевой Кнарик Арутюнян заявила, что в деле его подзащитной отсутствует состав преступления, а к ней банально применили процедуру карательной психиатрии.
«Помещение 53-летней правозащитницы в закрытый стационар краевой психбольницы стало неожиданностью для всех: ее подзащитных и коллег, которые узнали, что она была принудительно из зала суда Октябрьского района Краснодара 28 октября помещена даже не в ИВС, а в психбольницу. Здесь мы все столкнулись с примером «карательной психиатрии», когда неугодных властям активистов, ратующих за закон и права людей, убирают уже даже не в тюрьму, а в «психушку», чтобы лишить их правоспособности и дееспособности защищать не только других, но даже себя», – заявила Кнарик Арутюнян.
Метод карательной психиатрии прошел через изменения по форме, мигрируя из СССР в Современную Россию. Но он остался неизменным по сути: принудительную госпитализацию используют против неугодных режиму. Этот метод применяют, когда сложно посадить человека в тюрьму. В психдиспансерах у «пациентов» подавляют волю, а в лечебницу все еще можно помещать без приговора.
Сейчас в России активно говорят о переполненности тюрем. Если диктатор не уйдет из Кремля, в стране придется построить еще несколько десятков психдиспансеров закрытого типа. И командовать там будут не врачи Минздрава, а следователи из МВД.