Марина Овсянникова: «Я очень хочу, чтобы Россия проиграла эту войну как можно скорее»

Экс-редактор «Первого канала» Марина Овсянникова планирует написать книгу о событиях, которые ей пришлось пережить с начала войны. Последние три месяца журналистка работала в немецком издании Die Welt, но была вынуждена вернуться в Россию для решения личных вопросов. Овсянникова рассказала «Утру Февраля» про волну хейта, борьбу с режимом и моральный выбор между добром и злом.

• 14 марта во время прямого эфира программы «Время» Марина Овсянникова вышла в студию с плакатом «Нет войне!»
• После этого против нее возбудили дело по статье о «дискредитации вооруженных сил России» и присудили штраф 30 тыс. рублей
• Журналистка уволилась с канала и устроилась внештатным корреспондентом в немецкое издание Die Welt

После акции протеста вас задержали и назначили штраф в размере 30 тыс. рублей. Как вы считаете, за что присудили штраф на самом деле?

— Это было наказание исключительно за пост на Фейсбуке, в котором я объясняла причины своего поступка. А за протест и за срыв прямого эфира наказания как такового вообще нет, потому что власти выбрали тактику: «Если мы это замалчиваем, то все думают, что это фейк». И у всех сразу возникают сомнения: а был ли это настоящий протест. Если бы меня посадили, наверное, все поверили бы. Поэтому дискредитировали меня — власти играют в такую тактическую игру, чтобы мне никто не верил.

Вы планируете выплачивать штраф?

— Мой адвокат пытался подавать документы на апелляцию, оспаривал его, к сожалению, ничего не получилось, штраф оставили. Он у меня сейчас болтается на госуслугах, неоплаченный. Не собираюсь пока его оплачивать. Если я соберусь вылететь из России, мне придется его оплатить, потому что иначе меня не выпустят. Но я понимаю, что эти деньги пойдут на войну с Украиной, поэтому я никуда не спешу, штраф «висит».

Ваш приезд в Украину многие люди раскритиковали, называли ваши действия неискренними, говорили, что много лет вы работали на пропагандистском ТВ. Даже пришлось отменить пресс-конференцию с вами. Как вы это восприняли?

— Я приехала как корреспондент Die Welt, хотела снять Бучу, записать интервью с украинскими высокопоставленными лицами, поговорить с журналистами, но, к сожалению, ничего этого не получилось. Возможно, еще не время было приезжать, потому что, когда российские войска бомбят Украину, появление любого человека с российским паспортом тут неуместно. Идея провести пресс-конференцию была достаточно глупая. У меня много родственников в Украине, здесь могила отца. Мои намерения были абсолютно искренними, я хотела действительно помочь, мы могли бы записать какие-то интервью, которые разоблачали бы кремлевскую пропаганду в пух и прах.

Я действительно хотела помочь, потому что многие россияне живут в информационном вакууме. И если бы я сделала материалы о Буче, Ирпене, может быть, даже доехала в зону боевых действий как журналист — это был бы абсолютно альтернативный взгляд, и россияне бы увидели это. Возможно, даже задумались бы, потому что это человек с Первого канала — и снимает абсолютно другую реальность. У меня даже были планы, возможно, записать интервью с Зеленским. Первое интервью с Зеленским, когда он разговаривал с независимыми российскими журналистами, было суперпопулярным в России, его даже заблокировали. Но я помню, что все в московском метро, поголовно все, смотрели его. Мне очень жаль, что это не получилось. Но сейчас очень много украинцев в соцсетях пишут, что поддерживают меня.

Какие у вас были первые впечатления от приезда в Украину?

— Я была шокирована, потому что увидела все своими глазами. Как только я въехала в Украину, мне посоветовали установить приложение «єТривога», чтобы видеть, где сейчас обстрелы. Я по ошибке выставила в нем не определенную область, а оставила территорию всей Украины. И сирены выли без конца. Тогда я поняла: все, что говорят в России про обстрелы, — абсолютная ложь. Я видела и слышала, как бомбят Николаевскую, Одесскую, Львовскую области, Киев. Вся территория Украины красная, обстрелы практически везде.

Первые три дня я была в Одессе, побывала на месте разрушенного дома, в котором погибла семья с ребенком (23 апреля, после прилета ракеты в жилой комплекс в Одессе, погибло восемь человек, в тому числе семья — Валерия Глодан с трехмесячной дочкой на руках и ее мама). Поговорила с мамами с детьми, которые не уезжают, так и живут в этом разрушенном доме.

Самый важный вопрос, который я задавала местным жителям: почему они не бегут в укрытия во время тревоги? Мне отвечали, что привыкли к сиренам, что шанс погибнуть от ракеты примерно такой же, как в автокатастрофе, хотя конечно, все же выше. И это шокирует и ужасает. А самое ужасное впечатление произвела мертвая тишина во время комендантского часа. Я думаю, что это должен почувствовать каждый россиянин. Сейчас я вернулась в Москву, это ужас. На домах висят красные флаги, машины с буквами Z. Это все напоминает какой-то сюрреалистический фильм.

Многие также считают, что, работая на Первом канале, вы приложили руку к пропагандистскому информационному фону, в котором сейчас живут россияне. В какой момент вы поняли, что надо что-то менять?

— У меня уже лет 10 эти взгляды, я понимала, что наша страна двигалась в неверном направлении. Пропаганда у меня вызывала отвращение, я ненавидела это. Просто не находила в себе сил встать и уйти. У меня были сложности личного плана. Тяжелый развод, дети, куча проблем — как у многих. Но — постоянно происходит расчеловечивание людей. Когда мы, вместо того чтобы использовать слово «украинцы», все время говорили «нацисты», «националисты», «фашисты», «бандеровцы» и т. д.
Да, я работала на Первом канале, но в международном отделе, занималась исключительно приемом международных трансляций. Я смотрела за Reuters, CNN, Sky News, и находилась в другой информационной среде, поэтому, может быть, я так долго там работала. Очень сложно уйти, когда у тебя нормальный рабочий график, устроенная жизнь, дети, сложно полностью все разрушить.

После вашей акции протеста многие люди начали говорить, что она была спланирована, потому что на Первом канале не допустили бы такой оплошности. Как аргумент приводили то, что эфир выходит с опозданием.

— У нас в стране 11 часовых поясов, программа «Время» идет три раза в день. Первый эфир — в 13:00 на Дальний Восток, в 17:00 на Урал и в 21:00 на Москву. Все эти выпуски всегда были в прямом эфире. Катя Андреева три раза в день выходит в прямой эфир. Тот эфир шел конкретно на Москву в 21:00, это прямой эфир, как и все выпуски новостей, на других каналах в том числе. После моего протеста, поскольку это был прецедент, все выпуски новостей начали выходить с 30-секундной задержкой, чтобы предотвратить подобные инциденты в будущем. Это был полный шок для них, такого никогда не происходило на центральном телевидении, тем более в одиозной программе «Время». У одиозной ведущей, любимицы Путина, которая тоже сидит в программе около 20 лет. Конечно, для них это был ужас. Они всю ночь меня спрашивали, с какими спецслужбами я работаю. Обвиняли в том, что я работаю на британскую разведку. В чем меня только не обвиняли. Но меня не посадили в тюрьму, потому что не хотели делать из меня мученицу, выгоднее было разогнать конспирологическую теорию, что это все неправда, фейк. Поэтому, даже сейчас, когда я вернулась в Россию, опять выбрали тактику замалчивания и всякого дискредитирования. Мне это на руку, потому что они не могут меня арестовать.

Как ваши коллеги отреагировали на вашу позицию? Возможно, кто-то критиковал, а кто-то, наоборот, поддержал?

Вначале был такой шок, вообще все молчали, слова поддержки мне написал только один коллега, остальные очень боялись, мою фамилию запретили произносить вслух. Те, кто был у меня в друзьях в Фейсбуке, быстро удалились. Несколько сотрудников Первого канала начали меня называть предателем. Когда я была уже в Украине и столкнулась с волной агрессии, мне написала одна очень известная журналистка, любимая журналистка Путина. Написала очень трогательное сообщение, такие слова поддержки, я удивилась, как же она решилась на такое. Просто сейчас в России все пропитано страхом, все боятся, запуганы. Но все равно, многие меня поддерживают.

Вы проработали три месяца в немецком издании Die Welt. Как вы туда попали? С какими трудностями сталкивались? Планируете ли продолжать сотрудничество с изданием?

— Мне писали многие издания с предложениями по работе, но получилось так, что в Die Welt работают мои друзья. В тот критический момент я им доверилась. Мы заключили контракт на три месяца, они меня поддержали с визами, перелетом. Я имела возможность работать как журналист. Сейчас мне надо участвовать в этих судебных процессах, увидеться с детьми. Я прилетела в Москву, чтобы урегулировать свои личные проблемы.

Высказывалось мнение, что вы выполняли задание российских спецслужб по внедрению в западные СМИ. Как прокомментируете это?

— Это абсурд, какой из меня агент спецслужб. И какой интерес для российских спецслужб может представлять Die Welt. Конспирологические версии выгодны только Кремлю, чтобы никто не верил в мой личный протест.

С какими мыслями возвращались домой? Как вас встретили на родине? Боялись ли вы ехать в Россию, что вы планируете делать, находясь тут?

— Я была готова ко всему. Практически все свои вещи я оставила в Берлине, взяла с собой только самое необходимое, потому что ситуации тут могут быть разными. Меня могли арестовать или, наоборот, сделать вид, что не замечают — этот вариант они и выбрали. И это прекрасно, потому что я занимаюсь своими личными делами. Я наконец увидела сына, но еще не увидела дочь, потому что бывший муж ее от меня увез. Суд отложили до конца сентября, поэтому пока я тут. Я не молчу, активно высказываю свою антивоенную позицию. Сейчас я пытаюсь своими силами снять фильм о людях, которые протестуют против войны, и о тех, кто помогает украинцам за рубежом.

Как думаете, поможет ли ваша позиция что-то изменить в России? Вообще, что должно произойти, чтобы ситуация в стране изменилась?

— Сейчас достаточно активна «партия войны», но активно и антивоенное движение. Думаю, они примерно одинаковы по количеству. Самое обидное, что противники войны покинули Россию. Тех, кто не уехал, власти запугали или посадили. Поэтому здесь сейчас осталось, к сожалению, молчаливое большинство.

Но мне все равно кажется, что все зависит от каждого из нас. Сейчас главное — не молчать и что-то делать, как-то пытаться переломить эту ситуацию. Молчание — это самое ужасное, потому что все привыкли молчать, смирились с этой новой реальностью.

Какие перемены в российском обществе вы заметили с начала войны?

— Мне очень обидно, потому что, когда началась война, у всех был шок и ужас. Начались антивоенные протесты, все понимали абсурд и ужас этой ситуации. Но спустя четыре месяца Кремль размыл это своим цинизмом и всеми пропагандистскими посылами, что «не все так однозначно», что «это геополитика». Это самое ужасное — люди начали сомневаться, они начинают поддаваться этой пропаганде, думать, что, может быть, власти действительно правы, может, мы действительно воюем с США или Западом и НАТО. Хочется кричать: «Не верьте этой пропаганде! Все однозначно! Мы — страна-агрессор, мы напали на другую независимую страну и пытаемся ее уничтожить. Мы уничтожаем население этой страны. Остановитесь, одумайтесь!» Здесь не может быть никаких оправданий. Уверена, что народ России прозреет, когда будет уничтожен этот культ личности Путина.

Россия должна проиграть войну, чтобы сменился режим?

— Я очень хочу, чтобы Россия проиграла эту войну как можно скорее. Мне тяжело об этом говорить, я россиянка, но, к сожалению, другого выхода я не вижу. Сейчас у Украины достаточно сильная международная поддержка. Путин воюет один против всего мира, пытаясь захватить чужое государство. Лучше бы благоустроил свои земли. У нас 30 млн людей живут без туалетов. Это абсурд.

В одном из интервью вы рассказали, что планируете писать книгу про события, которые вам пришлось пережить за эти четыре месяца. О чем она будет?

— Я планирую написать эту книгу, потому что жизнь бывает круче, чем голливудские триллеры. Я никогда бы не подумала, что в моей жизни произойдет то, что мне пришлось пережить за эти месяцы. Конечно, это ерунда по сравнению с тем, что сейчас переживают жители Украины — оставшиеся без домов, без близких, — но, тем не менее, эти события были очень драматичны. Мне кажется, в первую очередь эта книга будет о гражданском самосознании, о том, что в решительные моменты нужно сделать выбор, где ты: на стороне добра или на стороне зла.