Изначально я не ходила на митинги. Я никогда не была фанаткой Путина, но мне не нравилась агрессивная подача оппозиции, мне были ближе другие способы. Когда началась история с отравлением Навального, я, конечно, понимала, что что-то не так, читала новости.
Меня задела ситуация с массовыми задержаниями в начале 2021 года: я подумала, люди ведь выходят сказать свою позицию, почему так жестко задерживают, почему вообще задерживают? Тогда я сделала свое первое пожертвование — в ОВД-Инфо. Я высказывалась в соцсетях, написала, что можно донатить, а потом увидела, что от меня отписалась знакомая. Когда мы встретились и я спросила, почему так, она сказала, что ей не понравились мои призывы жертвовать правозащитникам. Я впервые столкнулась с этим, было очень неприятно, что мои знакомые могут от меня уже отписываться из-за моей позиции.
Конечно, тронула ситуация в Беларуси (в 2020 году на президентских выборах официально снова победил Александр Лукашенко, жители заявили о фальсификациях и вышли на улицы, начались массовые задержания и избиения протестующих, были погибшие). Как можно на такое не реагировать? Все это выстраивало мою дальнейшую жизнь, наверное, как кирпичики.
А потом началась война.
Я чувствовала весь спектр эмоций, наверное, многие переживали это так: отрицание, непонимание, гнев, стыд, все по кругу, по второму, по третьему. Каждый раз все переживаешь заново еще сильнее, чем в предыдущий. С начала войны я долго не общалась с дедушкой, он за Путина. Мы жестко поссорились — и все.
Я переживала все это и думала: что я могу сделать? Как раз начали блокировать все больше независимых СМИ (на начало мая в России заблокировали более 3000 сайтов, в том числе почти все независимые СМИ, некоторые перестали освещать войну, чтобы не попасть под цензуру, некоторые прекратили работу). Мое любимое издание — питерская «Бумага». В начале войны они начали организовывать мероприятия: я ходила на многие из них, жертвовала в известные фонды вроде «Ночлежки», стала жертвовать «Бумаге».
Потом я увидела сторис знакомой об антивоенных протестах. Меня тронули слова о том, что ты можешь почувствовать, что ты не один. Я тогда переживала, что я одна такая. Люди в моем окружении тоже были против войны, но мне было как будто мало просто это обсуждать. И 3 марта я и две мои подруги пошли на митинг — первый в моей жизни.
Конечно, было страшно, но я чувствовала себя надежно, было здорово, что я среди людей с таким же мнением о происходящем, как у меня. Видела людей, которые не понимали, что вообще происходит, приехали в центр погулять, а тут какой-то митинг. Было как-то неорганизованно, мы метались между колоннами протестующих, которые шли в разные места.
У Исаакиевского собора перевели все светофоры на красный и просто заперли в ловушку людей, которые не могли перейти дорогу. Мы шли мимо Сенатской площади, и я думала, что на этом месте постоянно, в каждом веке с ее появления, ловят протестующих. Когда мы шли от Сенатской на Дворцовую площадь и собирались там расходиться, из ниоткуда появился ОМОН. Я смогла убежать, а мою подругу забрали. Мы думали, что ее отпустят со штрафом, но суд дал ей 14 суток ареста. Был шок от того, что такое произошло на самом деле.
Мне 27 лет, и тут впервые в моей жизни появилось слово «передачка», общение с адвокатами, подписание бумаг. Особенно сложно было по выходным: ты встаешь у себя дома, идешь жарить блинчики и тут вспоминаешь, что твой близкий человек сейчас в неволе, в ужасных условиях. Мы организовали передачи, постоянно были на связи с ее мамой. Нашли защитника через ОВД-Инфо и пошли в суд.
Суд был 8 марта, мы простояли на улице несколько часов. Было так холодно, все ужасно замерзли, мы ходили покупать кофе, чай, с нами стоял адвокат в легкой курточке, которого тоже не пустили в суд, пошел снег — мы дали ему вещи, которые привезли подруге. Ладно нас они не пустили, но адвокатов? Даже тех, кто работал не от ОВД-Инфо, платных адвокатов, и тех не пускали на заседание. Защитники смогли зайти в суд через три часа ожидания, а родственники увидели задержанных на пять минут спустя пять часов, проведенных на холоде.
Наверное, поход на митинг помог бы мне больше, если бы подругу не задержали — я стала искать дальше, что я могу делать. Нужно было найти какие-то варианты разрешения эмоций, которые накапливались постоянно. Мы ходили на мероприятия «Бумаги», я видела там единомышленников, становилось спокойнее.
У меня появились зеленые ленточки (зеленые ленты — символ антивоенного протеста в России). Я была рада и воодушевлена, повязывала их на ограждения по всему центру. Но в какой-то вечер ленточки стали причиной семейной ссоры: я резала их и бурчала себе под нос что-то вроде «ну да, ну да, из-за этого надо было начинать войну», с работы поздно пришел уставший муж, слово за слово и мы начали ругаться. За пять с половиной лет можно по пальцам пересчитать, сколько раз мы повышали голос друг на друга, а тут я на эмоциях ударила рукой по столу и разбила в щепки пластиковую ручку. Наутро мы решили, что больше так нельзя, невозможно постоянно переживать эти эмоции и не давать им выхода. Я сходила с ума, мне было мало того, что я делала, я не могла нормально работать, постоянно читала новости. И я решила стать волонтером.
Продолжение истории читайте тут.