У меня зазвонил телефон.
– Кто говорит?
Отвечает еще не знаменитый, а после – один из виднейших политтехнологов страны.
– Ну-с, с переворотом вас.
19 августа 1991 года 7 часов утра.
***
Это – не мемуар. Но будут личные мазки – крохотные части огромной картины, увидеть которую целиком не выйдет при всем желании. Лицом к лицу с историческим событием человек видит лишь его фрагменты. А дальнейшие чужие описания часто формальны. Или пропущены сквозь сито убеждений авторов. То есть недостоверны.
Какой достоверности стоит ждать в мире интерпретаций? Претендовать на нее может лишь отжатый до крайней сухости набор дат и фактов. Но, первое: а многим они такие нужны? Второе: за ними страсти, мысли, дела и жизни множества людей. Третье: они – это хроника времен не Горбачева, Ельцина и иных «героев» из разных «команд», а миллионов тех, из коих малая горсть считала, что рулит событиями, чуть большая – что вершит историю, а прочие как бы наблюдали. Не зная, что те программируют их жизнь.
Вскоре после того, что нынче зовут «августовским путчем», они прочертят по границам бывших республик границы стран – России и Украины. И других. Они пройдут и по карте, и по богатству и нищете, и по миру и войне, и по жизни и смерти.
Пока танк едет не на тебя, пуля летит не в твою дочь, а ракета – не в твой дом, весь окружающий трах-бабах как бы не с тобой. Он как бы на экране. Как бы шоу.
Оно и идет на экранах Союза 19 августа. Балет. «Лебединое озеро». Целый день. Весь СССР знает маленьких лебедей – их танец вечно крутят по радио. А тут – с шести утра вещают «Заявление советского руководства».
Там сказано, что Горбачев болен и больше не президент. Вместо него вице-президент (был такой пост) Янаев. Чтоб одолеть кризис, хаос и анархию; защитить суверенитет, целостность, свободу и независимость, закон и порядок; остановить «сползание к общенациональной катастрофе»; на шесть месяцев вводится чрезвычайное положение.
Исполнять его будет особый Госкомитет – ГКЧП. В него, кроме Янаева, входят главы КГБ и МВД Крючков и Пуго, премьер-министр Павлов, министр обороны Язов и другие товарищи. А всем надлежит исполнять их решения.
Следом идет заявление главы ВС СССР с критикой договора о Союзе Суверенных Государств, который 20 августа намерены подписать 9 из 15 республик СССР.
Затем – призыв к народу. Мол, перестройка в тупике. «Экстремисты» хотят «развалить государство и захватить власть». Но ГКЧП всех спасет. А вам надо «восстановить порядок и дисциплину, поднять уровень производства» и «оказать всемерную поддержку».
Потом – постановление №10 о ликвидации «структур власти и формирований», созданных, вопреки Конституции СССР, запрете партий и организаций, мешающих «нормализации обстановки», а также собраний, демонстраций и забастовок, плюс – о цензуре в СМИ.
Тем временем Кантемировская и Таманская дивизии и другие части занимают ключевые объекты. В столицу входят 362 танка. А тысячи людей готовятся к борьбе. Вечером ГКЧП выходит в эфир из пресс-центра МИД. Их смотрят 150 миллионов. Остальные строят баррикады у здания Верховного Совета РСФСР. Ее президент Ельцин уже в Москве.
Путч – это переворот. Так назовут действия ГКЧП власти России. Но первой это делает Татьяна Малкина – один из лучших политических журналистов той поры. Она спрашивает президиум: «Понимаете ли вы, что… совершили государственный переворот?..» А в ответ слышит: «…Я позволил бы [себе] не согласиться, поскольку мы опираемся на конституционные нормы (камера на Малкину – та закрыла глаза) и подтверждение того решения, которое мы приняли Верховным Советом СССР, даст возможность констатировать, что абсолютно все, так сказать, конституционные…» Ну и так далее.
Верховный Совет не подтвердит. Не успеет. Но эти-то! Эти сверхопытные аппаратчики, присвоившие колоссальную мощь всей государственной машины, боятся. У Янаева дрожат руки. У Стародубцева – голос. За окном их танки, а они робеют перед журналистами. Лебеди свое отплясали. Это – трагифарс политических лилипутов.
Утро 20 августа. Нелегкая журналистская судьба бросает меня на Ленинградское шоссе. Едем в Шереметьево. Задача – узнать, что творится в аэропорту. На выезде из Москвы встречаем колонну БМП, идущих в город. В люке головной машины – офицер. Вид бравый. Зловещие силуэты на фоне рассвета. Едут спасать Союз.
***
Заговорщики из ГКЧП боятся, что в стране, где они занимают высшие должности, имеют огромные возможности, строят планы, которой правят, скоро рухнет прежняя жизнь.
Любопытно: они понимали, что это – неизбежно? Что попытки остановить развитие обречены? И если они есть, то вопрос лишь в цене: сколько крови и жизней они отберут и сколько страданий и бед принесут? Они понимали? Не знаю. Часто тотальная власть так беспощадна к ее носителям, что лишает их разума. Мешает видеть очевидное.
В нашем случае им чудовищно страшно неизбежное будущее. Но приходится выдавать страх за желание спасти великое прошлое. Это отбирает у них выбор. Остается лишь добиваться своего. Операцию проводят, когда Горбачев на море. За день до путча его пытаются убедить кончать реформы. Он отказывается. Его дачу окружают погранвойска, самолет блокируют по приказу начштаба ПВО Мальцева. А народу объявляют: он болен.
Меж тем народ протестует против ЧП. Центр сопротивления – Белый дом в Москве. Ельцин со стоящего у здания танка призывает его защитить. Идет братание защитников и солдат. Формируется ополчение. Строят баррикады – из брусчатки, скамей, арматуры и т. п. В Белом доме – вооруженные люди. К вечеру 20-го его окружают тысячи граждан.
Здесь студенты и казаки, ветераны-афганцы и энтузиасты-интеллигенты. Здесь и деятели культуры – великий музыкант Ростропович и знаменитый писатель Аксенов. 20-го у него день рождения. Потом он опишет его в эссе и романе «Новый сладостный стиль», где бард и режиссер Саша Корбах вместе с Ростроповичем концертируют на баррикаде.
А в его «Бумажном пейзаже» влюбленные повстанцы целуются среди мятежной Москвы.
События того дня подробно описаны и отсняты. Его завершает трагедия на Садовом кольце, где группа демонстрантов преграждает путь бронетехнике. В ходе столкновения гибнут трое протестующих. Их посмертно наградят звездой Героя Советского Союза.
21 августа. Полдень. Октябрьская площадь. Центр Москвы. Танк зажат в железной каше. Лязг, фыр, дым соляры. Густой сюрреализм. Глядя на пушку, вспоминаю непристойный анекдот про тигра. В люке мужик в шлеме. Ни тпру ни ну. Ни взад ни вперед. Приказа давить нет. Есть приказ взять под охрану объект. Или – следовать на базу? В дни путча вопрос не праздный. Нелепое шоу – несокрушимая и легендарная в пробке.
***
Необъятно море рассказов о том, как к Ельцину идут генералы, а из Москвы войска. Как стреляется Пуго. Арестуют членов ГКЧП. Смотрите, читайте, освежайте.
Вот прилетает Горбачев. Вот лупят ногами статую Дзержинского. Вот мощные колонны несут сквозь Москву огромный триколор – свой флаг свободы. Тогда многим, и мне тоже, видится: вот она, новая страна – равноправная сестра в великой семье свободных народов, строящая справедливое общество. И чего только эмоции не делают с людьми…
Недавние московские события забыты. В 1992-м осетины бьются с ингушами. Потом – Приднестровье. Таджикистан. Южная Осетия. Абхазия. Чечня. Техника утюжит просторы бывшего СССР. А в 1993-м танки снова в Москве.
Октябрьская площадь-1991 вспоминается редко. Но приходит пора вспомнить. Горы вонючего железа, суета солдатиков, офицеры руки в брюки. Гвозди для заколачивания окна в мир. Мрак и архаика. Танки-шоу. Перформанс мракобесов.
Жажда отбросить страну, которую считали передовой в убогость и отсталость, в какие-то Афины или Сайгон 1960-х, где очумелые «черные полковники» и желтые генералы свергают друг друга, выкатывая на площадь чудовищ в броне. И в России, как и там, в них стриженые мальчики, не ведающие, что творят.
Но их сменяют садисты в черных латах, избивающие митинг на Болотной и далее везде. И вожаки сбитых с толку «ополченцев». И палачи Бучи. И те, кто ими командует, стараясь любой ценой не пустить развитие в Россию. Развернуть жизнь вспять.
Вот кто усвоил урок 19–21 августа. Все, в чьих планах то же самое, – не дать создать в России способную к развитию демократическую систему. Они поняли: для захвата власти – полного контроля над силовым, хозяйственным, чиновным аппаратом и выбором масс – танки не обязательны. Эту операцию не нужно видеть посторонним.
В августе 2001-го, когда лишь немногие опасались тех последствий прихода к власти Путина, с какими мир столкнулся сейчас, сотрудники Би-би-си осторожно спросили Горбачева: «А существует реальная угроза перехода к более авторитарному режиму?»
А тот: «Я думаю, признаки такого перехода реальны». И, обсуждая тогдашнюю ситуацию, заметил: «Она заставляет задуматься о том, что кто-то рвется к диктатуре».
Повторю: год интервью – 2001-й. Путин стал президентом в 2000-м. Прошел 21 год. И вот под флагом, что веселые люди несли как символ мира, сейчас истязают Украину.
Как и почему они его отдали? Ведь не так давно море таких флагов бушевало над маршем памяти Немцова. А сейчас он присвоен Кремлем. Что, как, где, когда и кто сделал в РФ и вне ее, чтобы обеспечить безраздельность его власти и покорность молчащих подданных?
Несмотря на множество белых пятен и разрозненность сведений, нельзя сказать, что об этом ничего не известно. А станет известно все.