Владимир Золкин: «Когда россияне ехали к нам за плазмами, микроволновками и унитазами, они просто могли сказать «ребята, вышлите нам»

Единственный журналист, который имеет доступ к российским военнопленным, рассказывает о том, как живут российские солдаты в плену.

Владимир, как случилось, что ты – единственный, кто имеет возможность интервьюировать российских пленных?

– Я всем задаю простой встречный вопрос: «Что вы сделали, для того чтобы интервьюировать российских пленных?» Мне отвечают, как правило вот что: «Знаете, я не интересовался». А я поинтересовался этим в нужное время и в нужном месте. Когда начиналась война и никто не знал, куда бежать и что происходит. В этот момент мой друг, кстати, я не один разговариваю с военнопленными, вместе с другом. Так вот, мой напарник разрабатывал софт для чат-бота «Ищи своих». Туда обращались россияне, искали своих близких по фотографиям, по видео, которые были опубликованы, 30 тысяч заявок только было обработано в начале мая. Сколько заявок сейчас – не знаю. 30 000 – только те, которые нашли родственники. Воспользовавшись этой ситуацией, я начал звонить родственникам и общаться. Один звонок, второй, третий. Говорят со мной, как по методичке, одинаково. Потом я сказал друзьям:  «Ребята – это работает». Это едва ли не единственная возможность что-то до россиян донести. Показал статистику, что 50–60 процентов просмотров идет из России. И попросил помочь: «Дайте мне возможность пообщаться с пленными, пусть они звонят своим, домой. Мне интересно, что ИМ будут отвечать их родственники. Так же шаблонно будут отвечать?

Все, кого ты интервьюировал, были не против того, чтобы их снимали?

– Все дают добро практически. В общей сложности было 230 человек и всего 20–30 из них отказались от общения.

А почему?

– Я не хочу попадать в интернет. Я не хочу, чтобы меня видели. Я не хочу общаться. Все, вот и все объяснение.

Когда началось вторжение, было много разговоров на тему: «Мы не знали, это был учения, мы узнали, что мы в Украине, когда проехали и увидели украинские флаги». Твоя реакция – в какой момент ты поверили или не верил этому?

– Да. Многие из них, действительно, не знали куда едут. Они поняли, что в Украине, только попав в Украину. Для этого все было подготовлено и спланировано. После того, как Россия поняла, что не может навязать Украине свои требования в Нормандском формате, и что иного варианта, кроме как полномасштабное вторжение, не остается. За два месяца до вторжения начались так называемые учения. Этих людей катали по границе с Беларусью – вперед- назад, дислоцировали, передислоцировали, ротировали и так далее. Многих из них отрезали от средств связи. За два месяца учений эти люди думали: ну вот, последний выезд, и мы наконец-то разъедемся по домам. И вот им говорят: «Последний выезд, едем маршем и обратно». Выезжали ночью, под покровом темноты. Из их МТ-ЛБ и прочих аббревиатур их машин – мало что видно. В поездке почти все спали. На территории Украины оказались или во время сна или сразу же под обстрелом.

Сколько десятков тысяч пленных у нас сейчас?

– Нет никакого десятка тысяч пленных, к сожалению. Думаю, их тысячи две. В России наших пленных примерно такое же количество. При условии обмена всех на всех мы просто можем взять и спокойно поменять всех на всех. И это одна из причин, по которой я работаю. Показать россиянам – вот ваши пленные, заберите их, отдайте наших нам. Но россияне же не признают, что у них пленные вообще есть, понимаете? Родственники россиян ходят потом у себя по службам, показывают эти видео – смотрите, мой сын в плену!

К тем, кто сдался добровольно, отношение в плену какое?

– Что значит «сдался добровольно»? Если военные РФ или военные так называемой «ДНР», они до последнего сидят в окопах и отстреливаются до того момента, пока их не окружили и не кинули им в окоп гранату: «Сдавайтесь!». Они выходят, складывают оружие, поднимают руки – это добровольно сдался? По-моему, нет. Добровольно сдался – это есть некоторые люди, которые складывают оружие, уходят и говорят: «Я – сдаюсь».

Были такие?

– Да.

Есть отличия – тех, кто сдался не из желания сложить оружие, не убивать, а из необходимости спасти жизни?

– К сожалению. К сожалению. Я не регулирую эти вопросы. Я бы сложившим оружие просто бы предоставлял убежище. Сразу же. Показывал историю в медиа: вы можете спокойно сдаться и вам ничего не будет. Но у нас, к сожалению, происходит и так и сяк. Некоторых сложивших оружие вообще не закрывают, но я знаю и несколько случаев, правда это было в самом начале, до сих пор я не могу добиться того, чтобы этим добровольно сдавшимся предоставили помилование. Человек не хотел воевать. За что ему сидеть? Если его привезли силой, и он просто сдался?

Насколько изменился эмоционально и психологически портрет военнопленного с начала боевых действий и сейчас, спустя больше ста дней войны?

– Важно, что идет война, война идет с 2014 года. Думаю, мы вообще перестанем считать дни. Сейчас принят закон. После того, как Зеленский подписал его, идут выплаты людям, которые добровольно сдаются вместе со своей техникой. И они остаются полностью анонимными.

Сколько им выплачивается? Там, по-моему, 100 000 долларов, если с самолетом?

– Да – это правда. Танки – были.

Чем занимаются пленные? Работают ли? Имеют ли доступ к прессе и телевизору?

– Я не регулирую эти вопросы. Но всегда публично обращаюсь к нашим правоохранительным органам, пенитенциарной системе, минюсту… Ребята, если у нас нет возможности обеспечить каждого пленного телевизором, мне стоит просто написать в любые свои ресурсы, будь то YouTobe, Телеграм или что угодно. На одном ролике у нас получилась такая история. Я спрашиваю у пленного:«У вас есть телевизор?» Он – то есть, то нет. Я говорю: «Вы что, его по камерам передаете смотреть?» Он отвечает: «Да». Мне тут же прислали десять сообщений – «у меня телевизор, у меня телевизор, давайте я передам телевизор».

Кто эти люди, которые готовы передавать телевизоры?

– Это украинцы. Я тоже готов пленному отдать телевизор. Я сразу сказал: «У меня телевизор ненужный дома». Он у меня и, правда, есть. Чуть устаревшая плазма. Некоторые из пленных вообще не видели, что такое плазма. А у некоторых украинцев лежат устаревшие плазмы. Когда россияне ехали к нам за плазмами, микроволновками и унитазами они просто могли сказать: «Ребята, вышлите нам». Возможно, мы отправили бы – и не надо было бы красть.

Пленные говорили о мотивации, зачем было тащить плазму, ковер… холодильник?

– Туда в Россию? С такими не разговаривал. Я разговаривал с такими, которые были под Ирпенем. Я задавал вопрос: «Что вы делали с местными?» А я точно знал, что там происходило в этот момент, когда они там находились. Ответ: «Мы их эвакуировали в подвалы для того, чтобы спасти от обстрелов». – «От каких обстрелов?» – «От украинских минометов». Я говорю: «А много из украинских минометов прилетало в жилые дома в Ирпене?» Ответ: «Нам сказали, что прилетит, но не прилетело». Я: «А что вы делали с людьми? Сводили их в подвалы для их же безопасности. Закрывали в подвалы?» – «Закрывали в подвалы». Я: «А с квартирами что вы их делали? Брали вы что-то в этих квартирах?» Ответ: «Ну…. были такие, которые брали». – «А ты облико морале, ты ничего не брал?» – «Не, я ничего не брал». – «Что, зашел в квартиру, там все лежит красиво, и ты вообще ничего себе не взял?» – «Не, ну как. Куртку взял и нож был нормальный – я себе нож взял».

Вы пытаетесь выяснить, что в голове у человека, который мог зайти в чужую квартиру, взять там нож и крутку и не подумать даже, что он мародер. Это типа нормально. Почему нет? Я тут спас людей, зайду заберу у них курточку с ножом. Были те, которые тянули просто все подряд. Почему они тянули все подряд? Наверное, менталитет, наверное, культура. Наверное, отсутствие каких-либо моральных качеств.

К чему ты привык и что тебя больше всего шокировало?

– Меня шокирует то, к чему я привык. Вчера – общаюсь с мамой. Сын полностью вменяемый. Сын ПОЛНОСТЬЮ вменяемый. Он все понял. Он все понял, как только увидел, как в соседнем танке сгорело пятнадцать его товарищей. Их трупы разлетелись вокруг, а ему-то сказали, что он едет на учения. И вот он все понял. И когда он попал в плен, не увидел никаких нацистов – он еще раз все понял. Он вменяемый. Он понимает, что происходит. Он маме говорит: «Мама, мы здесь творим». Ии матами. И матами буквально маме доказывает. А у мамы я спрашиваю: «У нас длинный разговор ни о чем. Что ваша армия здесь делает?» – «Мы русских защищаем». Спрашиваю: «Вы как-то отделяете для себя понятие русский и россиянин? Потому что если в России живут русские, дагестанцы, чеченцы, марийцы, буряты, татары, башкиры и еще 150 национальностей, да?» То мы можем понимать, что вот они русские, а вот они – россияне. И что за русские, которые пришли в Украину, защищать каких-то других русских, которые их об этом не просили. Не разделяют все – русские.

И в конце концов я ее спрашиваю: «Что бы произошло, если бы ваш сын погиб, за что бы он погиб»? Она говорит: «Вы хотите это услышать?» И переходит в истерику – за меня, за папу, за Родину! И все так истошно, у меня было такое впечатление, что она планировала еще и гимн спеть.

Это меня шокирует, и я к этому привык.

Пленные работают или просто сидят в камерах?

– Сидят. В камерах. Прогуливаются. Едят. Спят. Читают книги. Смотрят телевизор, если он у них есть.

То есть как заключенные в следственном изоляторе до вынесения приговора?

Пользуются всеми правами и разрешениями заключенных согласно Женевской конвенции. Красный Крест бегает по нашим СИЗО кругами и безостановочно. Проверяют и простыночки, и наволочечки, и чистые, не чистые, полотенечики, зубные приборы все личной гигиены. Все абсолютно. Все у них есть.

А есть конфликты внутри камер?

– У них и на поле боя конфликты. Не только в камерах.

Они об этом рассказывают?

– Конечно. В полях, когда стоят разные национальности и разные подразделения они между они между собой конфликтуют, бывают драки.

Выходцев из Москвы было ровно трое, они сказали вот что: «Когда мы приехали в подразделение, которое отправлялось в Украину, нам сказали, а что вы здесь делаете, московские дб? Вы никто, вы ничего не знаете и не умеете». Но по факту они все ничего не знают и не умеют. Что если ты из Москвы – ты хуже, чем все остальные. О чем там вообще говорить, если там людей в некоторых случаях отправляли без автоматов.

Как много представителей так называемых «ЛДНРов» хотят остаться в Украине?

– Можете считать коэффициент: четыре из 16 опрошенных хотят остаться в Украине.