Как писать о катастрофах

В сборнике цюрихских лекций «Естественная история разрушения» историк литературы Винфрид Зебальд анализирует послевоенную немецкую литературу. Особое внимание он уделяет «литературе разрушения», то есть литературе, посвященной уничтожению немецких городов союзной авиацией: под руинами Гамбурга, Дрездена, Кельна погибли сотни тысяч человек. 

Его вывод коротко: сухо описанные живые факты передают суть трагедии лучше, чем аллегории. Отчеты патологоанатомов, рассказ о размножающихся в разрушенных городах крысах, описание бомбоубежищ, вид комнат в разрушенных войной домах — факты честнее любой литературной обработки. И если когда-то появится литература о нынешней войне, ей стоит быть такой: факты и живые свидетельства людей важнее любых приемов. 

Мы собрали живые свидетельства. Канал «Мы выжили в Мариуполе» — это дневниковые записи девушки, выживавшей в Мариуполе последние три месяца. Самое важное чтение. Первые дни войны.

24 февраля 2022 года, Мариуполь, микрорайон Черемушки. 

Этим утром мы собирались на работу и в школу, пили кофе на кухне, было около 7 или 8 часов утра. С этого момента началась война для нас. Я смотрела на чашку с кофе, и вдруг кофе в чашке выгнулся пузырем наружу. Я еще не успела удивиться, как по дому прошла сильная дрожь, дом вздрогнул, и почти одновременно с этим до нас донесся тупой тяжелый звук — бумммм! Как будто земля превратилась в гигантский церковный колокол и какой-то великан ударил в него. 

Было не страшно, просто непонятно — что это, кто это, что стряслось? Не то, чтобы мы не следим за новостями, но поверить в то, что нас бомбят, было психологически сложно. 

Позднее мы узнали, что это россияне бомбили аэропорт за городом, который от нашего дома километрах в трех-четырех, и при этой бомбежке погиб мужчина в бывшем колхозе «Шлях Ильича». Его привезли в больницу к моей сестре, он прожил еще два часа, но спасти не удалось. Про него интересно рассказали: он жил на микрорайоне Восточном, этот район начали обстреливать первым, в 4 часа утра. Тогда семья этого человека села в машину и поехала спасаться на другой конец города, который смотрит в сторону Бердянска. Приехали, выходят из авто, и тут авианалет, осколки… от смерти здесь не сбежишь. 

Созвонились с папой и мамой. Папа был на своей работе в частной клинике и посмеивался над всеобщей суетой. Кажется, он не воспринимает всерьез происходящее, шутит и смеется. Папа учился в Москве и очень любит Россию. До него еще не дошло, что она идет нас убивать. А я не могу выдавить из себя эту жестокую истину.

Мама прагматичнее. Она не рефлексирует. Она бегает по магазинам с толпой других тетенек ее лет и азартно скупает продукты длительного хранения. Банки с кукурузой, огурцами, оливками, тунцом, лососем, тушенкой. Этот азарт тоже лекарство от страха, как и непонимание. Я снова молчу и киваю. 

По привычке еще пытаюсь смотреть ютуб, с роликами разных умных людей типа Каца о том, что война невыгодна Путину. Я пытаюсь в это поверить. Но не верю. Война уже здесь, за моим окном, пока кто-то пытается рассуждать о ее экономической целесообразности, она просто гремит, просто убивает. 

Самая популярная комната в доме сейчас ванная. И дело не в гигиене. Здесь прямая вентиляционная шахта, выходящая на крышу. Отсюда очень хорошо слышно, где идут бои, какой район города обстреливают россияне. Неожиданно для себя я обнаружила, что почти все звуки, которые я угадываю, совпадают с тем направлением, что потом пишут в городском чате. Война — лекарство от топографического кретинизма, но я бы предпочла так не лечиться.

25.02–28.02. Мариуполь, микрорайон Черемушки.

Все эти дни слились в комок времени, я перестала их различать. Как будто один бесконечный день, который длится и длится с короткими перерывами на нервный двухчасовой сон. Переходы от надежды к отчаянию происходят стремительно. То что-то сказали Байден или Джонсон, и теплится надежда, что сейчас все кончится. То опровергли, или не поддержали, или уменьшили, и тонешь в черном отчаянии. 

Начал дико тормозить интернет. Провайдер наш, «Тринити», дико извиняется на городском телеграм-канале: у них перебиты снарядами россиян три оптоволоконных линии связи из четырех, и полгорода теперь ютится на этой еле живой линии. Читая телеграм, хочется орать: люди, вы серьезно, грузите видеоролик весом в 200 метров без описания? Да у меня еле картинки в статике открываются! Пишите текстом, что там такое. Ничего же непонятно.

Мы слышали, как наши ПВОшники со второй попытки сбили военный русский самолет, который бомбил село Сартана за городом. Мы слышали, как он упал с диким грохотом. Я все время думаю про пилота. Мой покойный дядя был советским военным летчиком, он погиб при исполнении в 1986 году, и я не могу не думать про его сбитого сегодня коллегу. Кем он был, этот парень, окончивший летное училище? Как его звали? Почему он пришел нас убивать? Почему он несколько дней подряд бомбил Сартану? Это же абсолютно мирное греческое село, крошечное, с маленькими частными домиками, в нем нет военных. Я надеюсь, в том аду, в который этот летчик попадет, он будет вечно смотреть на лица расстрелянных и сожженных им людей. 

Самое тяжелое то, что привычными делами заниматься уже невозможно, а делать приходится какие-то дикие и странные вещи. Я с грустью смотрю на три мотка чудесной ангорской пряжи цвета морской волны, которые я купила накануне войны. Вязание моя страсть, и все домочадцы посмеиваются над этим. У всех в доме десятки шарфов, шапочек, снудов, носков и варежек. Моя недавняя маленькая мечта — научиться вязать свитер с кельтскими аранами. Кажется, как и все прочие большие и маленькие мечты разных людей в Мариуполе, эта мечта погибла безвозвратно. Мой сын мечтал поехать в Германию, в этом году они начали учить в школе немецкий язык, и Андрей стабильно держался в числе первых учеников класса по немецкому. 

Как, впрочем, и по русскому. Как объяснить ребенку, имеющему два часа русского языка в неделю в школе, что Путин нас бомбит якобы потому, что мы не изучаем русский? Пока еще был интернет, я пыталась объяснить россиянам, что это ерунда, я совала в их чаты фотографии учебника по русскому языку моего ребенка, его школьные тетради. Все без толку. Они верят своим телеведущим, которые никогда не были у нас. Они не верят нам. 

Мне теперь кажутся такими смешными и нелепыми все якобы трудности мирной жизни, которые волновали еще несколько дней назад. Все ссоры не стоили выеденного яйца. Ребенок тоже так чувствует. Примерно за неделю до войны, то есть миллион лет тому назад, он капризничал, не желая делать уроки по английскому. Говорит сегодня: мам, я бы сейчас выучил не 30, а 300 слов из английского, только бы этот кошмар кончился. 

В магазинах заметно поредел ассортимент продуктов. Первыми раскупили хлеб, колбасы, сыры, воду в бутылках и фрукты. Говорят, мэрия будет оплачивать какой-то социальный хлеб по низкой цене. Но где его купить, никто не знает. И что такое низкая цена, тоже никто не знает. Люди видели хлеб по 103 гривны за буханку, это уму непостижимо, еще неделю назад она стоила от 12 гривен до 20. 

Цены неравномерны. Одни предприниматели их стараются сильно не задирать, а другие пользуются бедой и загоняют в три-четыре раза от довоенной стоимости. В сети пишут, что этим особенно страдает сеть магазинов «Ева», торгующая предметами гигиены. Не знаю, правда ли это, я купила мыло и стиральный порошок еще накануне войны. 

В городе ходит мрачная шутка: 

«Гром гремит, земля трясется — это русский мир несется».

Этот же день:

Началась третья мировая война, без сомнения. Мне кажется, судя по новостям, не осталось в мире никого, от США до Микронезии, кто не выразил бы своего отношения к этой войне и не принял одну из сторон. Говорят, Венгрия поддержала Россию. Зато нас поддержали почти все остальные страны мира, спасибо им за солидарность.

Снимаем со стен нашей квартиры картины и гравюры со стеклом, зеркала, часы, барометры и книги с высоких стеллажей. Так велели делать на гражданской обороне. Спрятали за шкаф гравюру со старым Лондонским мостом, под кровать — пейзаж с венецианским Риальто. Зеркала спрятали под диван. Если они и разлетятся на куски, так от них будет меньше вреда. 

Я пытаюсь скрывать от ребенка, что ситуация отчаянная, но, кажется, он сам догадался. Не понимаю, как разыгрывать оптимизм. 

Спали в эти ночи в ванной на полу. Подстелив на пол коврики для йоги и лоскутные одеяла. Укрывались одеялами, и все равно так спать очень холодно. Зуб на зуб не попадает. Мрачный совет: заранее купите зимний матрас подходящего для вашей ванной размера. Вдруг вас начнут бомбить, и спать придется в ванной комнате? Меня тоже к такому жизнь не готовила.

Ночь на 1 марта. Мариуполь, Черемушки. 

Самая жуткая ночь в моей жизни. Во всем городе выключилось электричество. Россияне прицельно шарашат по инфраструктуре города. Еще в обед поврежденных подстанций было 34, к вечеру их стало уже 88. Среди них две крупнейшие, «Город-1» и «Город-8». 

Я выглянула в окно в попытке найти хоть пятнышко света или фонарь, но нет, весь город как будто исчез, потонул в кромешной тьме. Наверное, это правильно, светомаскировка и все такое, но выглядит это предельно жутко. Я не могу отделаться от тяжелого ощущения, что город как будто бы стерло темнотой. 

За окном два часа подряд орет дурниной внезапная сова. Это непонятно и пугающе. Мне кажется, живое существо так орать не может, через такие ровные промежутки времени, и так долго, занудно. Как будто в фильмах по Фенимору Куперу какие-то индейцы подают друг другу сигналы голосами птиц. Неприятно и тоскливо. Я читала в сети, что в Киеве тоже таких сов слышали перед обстрелами, а вот теперь оно у нас. Да нет, это не сова, это явно какой-то маяк. Я швыряла в открытое окно кухни разные предметы: старые тапки, коробки от сигарет, банки. Но звук не изменился ни на мгновенье. Живая сова, наверное, испугалась бы и улетела? Может, я параноик, но, имхо, ни хрена это не сова, а какой-то хитрый радиомаяк. Непонятно, где именно он закреплен и как его подавить. Темно хоть глаз выколи. Небо в тучах, даже света звезд нет. Мне срочно нужен фиал Галадриэли, я тут с ума сойду в этой черноте с орущей птицей. 

На меня накатил приступ полузабытой клаустрофобии. Кажется, что лежишь в могиле, похороненный заживо, так черно и беспросветно все вокруг. Молились, чтобы возник хоть лучик света. 

Он возник! Но напугал еще больше, чем чернота. По краям окон снаружи шарили лучи фонариков, проникая в спальню. Тяжелые армейские ботинки прогрохотали за окном. Я услышала мужские голоса, почти шепотом, слов не разобрать. Свои? Русские? Непонятно. У меня есть крошечный револьвер системы Флобер, на девять комор. Я зарядила его с вечера и сунула под подушку. Рядом спит ребенок. Я слушала разговоры каких-то мужчин за окном и сжимала деревянную рукоять револьвера. А вдруг это уже мародеры? Мой первый этаж без решеток и с низким цоколем — слишком заманчивая добыча. 

Потом люди в тяжелых ботинках побежали куда-то вдаль, издали до меня донеслись крики, автоматные очереди и дикий лай собак в частных домах. Я лежала с колотящимся сердцем, сжимая в руке револьвер, и так и уснула с ним. 

Утром оказалось, что то были люди из военной комендатуры города, они ловили диверсантов. Час от часу не легче. Диверсанты из России ставят какие-то мерцающие радиомаяки на домах, которые, по их мнению, следует разбомбить. В нашем районе метку поставили на жилой многоквартирный дом через три улицы от нас, на квартале Азовье. Говорят, там когда-то снимали квартиры военные из Азова. Неизвестно, живут ли они до сих пор в тех арендных квартирах, но во всех 120 квартирах этого дома много женщин, детей, стариков. 

Сосед наш Иванов, дядя Гена, очень пожилой дядечка, считает, что свет выключили городские власти, потому что массово народ плевать хотел на просьбы соблюдать светомаскировку. Светомаскировка — это очень старое слово, из книг про Великую Отечественную войну, которые мы читали в детстве, типа «Юрка Гусь» Вильяма Козлова. Это слово означает, что после наступления темноты в окнах не должно быть ни лучика света. Считается, что при ночных авианалетах летчики ориентируются на эти световые пятна в окнах и по ним кидают бомбы. Я не стала спорить, хотя думаю, что дядя Гена ошибается. Света нет потому, что россияне разбомбили в городе 88 подстанций. Оставшиеся, если они остались, явно не справляются с нагрузкой. 

Говорят, сегодня россияне бомбили наш Приморский парк. Сосед созванивался со своей сестрой, живущей в том районе. В парке стоит телевышка, к тому же она как елка увешана ретрансляторами мобильной связи. Видимо, это «вкусная» цель с точки зрения военной логики.

Три рукописные тетради моих военных дневников. Они еще ждут своего часа.

Series Navigation

<< Предыдущая часть