Черная дыра: как российские солдаты исчезают в Украине

Недавно в сети была опубликована любопытная статистика относительно того, каким образом погибшие в Украине российские военнослужащие распределяются по регионам РФ.

Согласно этой статистике — на одного убитого москвича приходится 300 жителей Бурятии, по 200 жителей Северной Осетии и Республики Тыва, а также более ста жителей Дагестана. Помимо этнических окраин, эта цифра высока и в некоторых российских регионах – в Забайкальском крае и Костромской области она составляет около 150. Однако общая черта здесь есть: все это регионы депрессивные, где одна из немногих возможностей заработать более или менее пристойные деньги – завербоваться служить по контракту.

Но имеется и другая причина, по которой власть отдает предпочтение бойцам из таких мест: там менее настойчиво будут выяснять, куда они делись (а если и будут, то шума поднимается куда меньше, чем в той же Москве или Петербурге). И этот фактор, судя по всему, играет решающую роль. Украина сейчас превратилась в огромную черную дыру, в которой исчезают российские солдаты и офицеры. Кто убит, кто ранен, кто в плену, а кто продолжает служить? Об этом никто не знает, а если кто-то и знает, не говорит.

Вот что сообщает ответственный секретарь Союза комитетов солдатских матерей России Валентина Мельникова: «Нас сейчас очень беспокоит история с пропавшими без вести. Многие десятки и сотни семей имеют устные сообщения, что солдат или офицер пропал без вести. И дальше – тишина… Сколько их, неизвестно. Нет учета, понимаете. Существует горячая линия Министерства обороны России. И они работают, офицеры собирают информацию от родственников, от организации солдатских матерей. Но своих данных (такое мое личное экспертное впечатление) конкретных достоверных у Министерства обороны нет».

Если бы ситуация не была настолько жуткой и абсурдной, то следующие слова Мельниковой прозвучали бы смешно: «Спасибо украинским спискам пленных, по которым можно хотя бы посмотреть и сориентироваться: а вдруг человек в плену. Иногда очень редко действительно находят живого и в плену». Да, российским матерям приходится пользоваться вражескими данными, потому что своих нет. Пропал без вести – вот и весь разговор.

Валентине Мельниковой вторит Ольга Беклешова, мать российского солдата-контрактника Кирилла Беклешова, который с 25 марта находится в украинском плену: «И украинцы выкладывают всякое (имеются в виду данные по погибшим и пленным российским военнослужащим. – Ред.), я им, конечно, не верю, но все мамы и жены только через них находят своих ребят. Я везде смотрела тоже, потому что в Министерстве обороны – ну, они просто операторы, что они могут сделать?» Помнится, схожую позицию одно время занимала католическая церковь: верить в систему Коперника – это ересь, но для астрономических вычислений ею пользоваться можно. Свое командование молчит, приходится спрашивать у украинского – хоть ты ему, конечно, не веришь.

Кстати, судьба самого Кирилла Беклешова – отличная иллюстрация к проблеме черной дыры. Да, такой солдат действительно есть, он находится в украинском плену и надеется на освобождение по обмену. Но официально его как бы нет – точнее не было первых две недели плена. Снова дадим слово матери Кирилла: «Я сразу начала звонить в Минобороны в Москву – так и так, мой сын ранен, сидит в харьковском СИЗО, но сейчас в госпитале из-за ранения. Они ответили, что все записали. Я им и дальше продолжала звонить, напоминала, что он в плену. А они в ответ постоянно спрашивают: «Откуда у вас такая информация?». До 11 апреля они мне постоянно твердили, что он в черных списках не значится, что не без вести пропавший, не умер – ничего, типа того, воюет. А после уже признали, что в плену».

Сколько еще таких Кириллов? Это возможно установить по украинским данным, но не по российским. Там – черная дыра. Возможно, Мельникова права, и в российском военном ведомстве действительно нет сведений о тех, кто пропал без вести – ему это просто не нужно знать. Зачем? 

Если же кто-то из родных начнет требовать слишком многого, его можно и прижать, чтобы не шумел. Не так давно у всех на слуху было имя Дмитрия Шкребца, который горячо одобрял российскую агрессию против Украины – пока его сын Егор не оказался в числе матросов, погибших (по официальным российским данным – пропали без вести) на крейсере «Москва». После этого Шкребец принялся доискиваться правды. И вот результат: его официально заподозрили в «телефонном терроризме». В самом деле, что ты шумишь? Тебе же русским языком сказали: пропал без вести. Что неясно?

При таком подходе и в самом деле куда проще посылать на смерть солдат из Бурятии, Алании или Забайкалья. Там если кто-то и начнет возмущаться, на это можно не обращать внимания.