Наблюдая за новостями о постоянных звонках Эмманюэля Макрона Владимиру Путину, каждый задавал себе вопрос: зачем лидер великой державы это делает?
В интервью представителям французских региональных СМИ президент объяснил свои мотивы: «Я считаю и говорил ему, (Путину), что он совершил историческую и фундаментальную ошибку для своего народа, для себя и для истории. Россия по-прежнему великий народ. Я думаю, что он изолировал себя. Запереть себя в изоляции – это одно, а найти выход из нее – трудный путь». И такой выход Макрон хочет предложить Путину, а заодно и Францию в качестве посредника в конфликте. Но в посредники уже кто только не вызывался, при том что в нынешней ситуации даже один посредник – это больше, чем нужно. О чем договариваться, если ни одна сторона не видит из войны другого выхода, кроме своей победы? Можно спорить о том, наполовину полон стакан или наполовину пуст, но этот стакан не может одновременно быть и цел, и разбит.
Далее хозяин Елисейского дворца сказал куда более важную и серьезную вещь: «Мы не должны унижать Россию, чтобы в день прекращения боевых действий мы смогли найти выход посредством дипломатических каналов» (для знатоков французского: «Il ne faut pas humilier la Russie pour que le jour où les combats cesseront, nous puissions bâtir un chemin de sortie par les voies diplomatiques»).
На первый взгляд, эта фраза представляется лишенной смысла. Украина настаивает, а ее союзники-англосаксы (как вроде бы и большинство европейцев, включая самого Макрона) соглашаются: прекращение боевых действий возможно только после того, как Путин вернет украинские земли, захваченные, начиная с 24 февраля. Тогда придет время для дипломатии – переговоров о дальнейшей судьбе Крыма и Донбасса.
Но добиться такого положения дел, не унижая путинскую Россию, нельзя. Военное поражение всегда унизительно, а уж в этой ситуации – в особенности, учитывая соотношение сил. После того, как Россия столько хвалилась, едучи на рать, для нее признать поражение от Украины – это все равно что для десятиклассника в драке проиграть пятикласснику. Если бы Путин что-то знал о чести, то на такой случай у него был бы уже приготовлен пистолет с одним патроном.
Более того, без унижения Путина переговорный процесс будет бесполезен. Если российский диктатор «сохранит лицо», то и на переговорах станет выступать с позиции силы, диктуя свои условия. А тогда, чем бы ни закончились переговоры, войну он фактически выиграет.
Но высказывание Макрона выглядит нелепым только в том случае, если трактовать понятие «прекращение боевых действий» с украино-британо-американских позиций. А что, если у французского лидера другая точка зрения?
Хотел бы Путин в нынешней ситуации остановить войну? Скорее да, чем нет. Всякий стремится остановить колесо Фортуны именно в тот момент, когда оно вознесло его на самый верх, а Путин, видимо, понял, что большего, чем сейчас, ему уже не достичь. Вот красноречивая деталь: основные силы РФ были брошены на захват Северодонецка, но сейчас, когда пишутся эти строки, россияне там отступают. И настало время думать не о новых захватах, а о том, как удержать уже захваченное.
Несколько дней назад эту мысль уже выразил Песков: «Это не территориальные уступки. Киеву нужно признать ситуацию де-факто и просто трезво ее оценить». Иначе говоря, от украинцев не требуется признавать права России на оккупированные земли – достаточно смириться с самим фактом их оккупации. Украинское непризнание с этим фактом ничего сделать не сможет. Зато смогут украинские пули, снаряды и ракеты, и потому Путину нужно, чтобы они перестали лететь в россиян.
Ему нужно то самое прекращение боевых действий, не унизительное для него – то есть с сохранением захваченных земель. А дальше – переговоры, которые можно тянуть до бесконечности, и если не отмена, то хотя бы ослабление санкций против России (ведь стрелять-то уже перестали).
Судя по всему, Макрон и Песков говорят если не об одном и том же, то о вещах настолько похожих, что их практически невозможно различить. И французское руководство заинтересовано в том, чтобы Россия по итогам войны сохранила свои позиции. Тогда можно будет и снова вести с ней бизнес и противопоставлять ее влияние в Европе американскому.
Допустимо ли ради такой цели поступиться достоинством Франции? Очевидно, Эмманюэль Макрон полагает, что да.
