Киевский ученый о биологии мышления – способности думать и (или) испытывать эмоции во время войны. Разговор второй
Там, где есть люди – обязательно появляется (заводится) Бог. Поиски Бога занимают большую часть человеческой истории и мышления. Нам очень хочется найти что-то высшее, постичь высший замысел, поэтому культы и боги обязательно нас сопровождают. Это пусковой момент в моих размышлениях: откуда человеку взять критическое мышление, если он может позволить себе верить в мифические создания? А любая религия — это, конечно, мифы, выдумки, фантазии, которые никто, ничем, никогда не смог доказать. Само по себе как явление культуры – это забавно, но это яркое проявление некритичности человеческого мышления.
К этому я решил добавить еще какое-то количество аргументов о том, почему наше человеческое мышление является преимущественно некритическим. Даже так: нам критически не хватает критического мышления. В человеческом обществе победил эмоциональный интеллект и почему так произошло. И что с этим делать. У меня есть четыре тезиса на заданную тему (мы переходим к слайдам, – ред.).
Первый – длинное детство. Наше и шимпанзе. Это время, когда мы видели богов и я, видите, даже не беру это в кавычки.
Второй – большой мозг, огромное количество нервных клеток и невероятное количество связей между ними позволяют нам создавать виртуальную реальность или дополнять существующую. Благодаря этому мы можем предвидеть, допустим, опасность. Мы можем видеть то, чего на самом деле нет. Но наш мозг убедительно нам подсказывает: это есть. Мы можем нарисовать всего тигра, которого не видим, увидев только его хвост.
Третий – это аффект, эмоция, эмоциональный интеллект, который был поддержан эволюцией как способ искажения реальности. В хорошую или плохую сторону, главное, чтобы она не была объективной, не такой, как есть. Общие логические ошибки способствуют социальной кооперации.
Четвертый назовем словом «традиция», мы объясняем эту склонность думать очень просто – «у нас так заведено». Традиции и мифотворчество очень живучи – вспомним себя и черную кошку, перебегающую дорогу.
Начнем. Пункт первый, наш большой мозг, концентрация неких биологических ресурсов в черепной коробке породила феномен длительного детства. Беззащитного и беспомощного. Примерно так (новый слайд) видит новорожденный своих папу и маму. Некие контуры, очень четкие, людей, которые расположены… где? Сверху.
Любой объект, который имеет какие-то контуры, будет восприниматься как мама. Или как папа. Или как что-то, появляющееся сверху. Собственно, вот такая последовательность, как на слайде: три дня, один месяц, три месяца – сначала все в дымке, но к шести месяцам уже достаточно четкая картинка. То есть со зрением не сразу хорошо, мы что-то видим и понимаем, что все наши проблемы решаются сверху. Ты лежишь голодный. Открываешь рот и орешь: умираю, спасите. И тут приходит мама со своей прекрасной грудью, наполненной фантастическим напитком, который тебе дает все. Счастье, эндорфины, радость, полный кейф, для получения которого ты ничего не предпринял, просто орал. Создается цепочка – приходит тень сверху, и я получаю все ништяки мира. Рай! Мы все в нем были. Дальше мы исследуем этот рай и его окрестности.
Человек растет, начинает контактировать с другими и, оказывается, что такие существа есть и у Пети, и Васи, и у Маши – у всех есть родители. И они разные. Человек начинает понимать, что родители… не Боги. И смотрит на маму и папу уже с долей снисхождения. Но в нашем мозге есть когнитивное искажение, которое позволяет нам спорить: атеисты и ученые, вы меня тут не обманете, я же их видел. Я их реально видел, где-то там внутри сознания боги существовали. Так появляется задача найти их. И вернуться в рай. Собственно говоря, вернуться в рай предлагает любая религия. Это означает вернуться в детство.
Если вы думаете, что религии возникли по другой причине и призваны сформировать человека, могу вас разочаровать. Ученые исследовали показатели альтруизма у детей в разных регионах мира в зависимости от религиозности их семьи. «Брали» детей из религиозной и нерелигиозной среды. Цифры оказались ужасающими. У детей из нерелигиозных семей, которые вроде должны были быть хуже, должны быть как звери, жестокими, нетерпимыми – уровень альтруизма был выше, чем у детей верующих родителей.
Это – следующий слайд – иллюстрация синдрома Гешвинда, американского психиатра, который описал состояние гиперрелигиозности при определенных видах эпилепсии. Эпилепсию издавна считали болезнью богов, считали, что в этот момент, когда человек бьется в судорогах, он разговаривает с богами. Почему? Потому что во время этой мощной активации всей коры мозга возникают всевозможные видения. После приступа, когда человек приходит в себя, начинает рассказывать интересные вещи. И наиболее глубинным его переживанием является обнаружение богов, которых он искал с детства. Потому что в рай вернуться очень хочется.
Канадский исследователь Майкл Персингер создал электрический шлем, который назвал, недолго думая, «Шлемом бога», потому что он вызывал у большинства испытуемых эффект присутствия, появления некоего существа за левым или за правым плечом. Это электромагнитное воздействие на мозг, просто электрический прибор, который вызывает видения и ощущение, что рядом есть кто-то невидимый, с кем можно вступить в контакт. А значит – боги есть.
Персингер не высказывался по поводу религии, он изучал свидетельства людей, которые видели богов. Более того, он изучал физические повреждения отделов мозга, а именно префронтальной коры, которые увеличивают вероятность развития авторитаризма и фундаментализма. И одновременно отключают в этой коре скептицизм. Критическое мышление.
Просто железный прут может попасть в отдел мозга во время аварии, и со скептицизмом покончено. И тогда ты становишься очень религиозным.
Второй пункт – большой мозг, который способен создавать виртуальную реальность. Мозг материален, его можно пересадить. От одной мышки к другой можно пересадить воспоминания. Эта мышка что-то не переживала, она точно с неким опытом не контактировала. Мы пересаживаем ей кусок мозга от другой мышки, у которой этот опыт прожит, и она начинает переживать его как свой. У людей все работает так же. Ложная память, ложные воспоминания прогрессируют с возрастом. Эта особенность тоже прогрессирует с возрастом, мы теряем критическое мышление. Надо очень серьезно к этому относиться. Потому что мы детерминированы. Этот процесс называется нейродегенерацией и он хорошо изучен, он способствует тому, что мы все менее и менее критически мыслим. А эмоции, как правило, мы не теряем. Они необходимы для социальной кооперации, для любви и для войны. Это очень важная вещь для социального существа. Кооперация – это друзья. Друзья – это важно. Когда нет друзей, то другие, которые с друзьями, тебя с очень большой вероятностью, победят. По какому поводу они скооперировались – неважно.
И, конечно, самое прекрасное чувство на земле любовь – это максимальное искажение реальности, мощнейшая эмоция. Это, – смотрим новые слайды, – кадры из моего любимого фильма. Есть теория, что мы встали на две ноги для того, чтобы притащить любимой каких-то ништяков, поделиться едой, завоевать или подкрепить ее расположение. Может, мы и хотели бы отказаться от чего-то обезьяньего, но у нас не получится. Это как попытки отказаться от ноги, от руки. Или там от чего-то в мозге – нереально. Мы замечательно продолжаем эту традицию.
И, наконец, война и та тема, о которой мы уже говорили, парохиальный альтруизм – это тоже эмоция. Никакой рациональной аргументации нам не нужно. Мы сидим в крепости. На нас наступает тьма, идет какая-то орда. Их намного больше. Они лучше вооружены. Они – плохие. Они собираются нас убить, предлагают нам сдаться. Что нам делать? Прежде всего необходимо выключить критическое мышление. Если мы его включаем – открываем ворота, и сдаемся – в лучшем случае нас не всех убили, но точно поработили. Если мы выключаем критическое мышление и включаем эмоцию – собираемся, призываем своих богов, мы готовы биться до конца и даем такой бой неприятелю, что он думает – ну их, этих ненормальных с этой крепостью.
В этой работе Science 2007 года доказана коэволюция парохиального альтруизма и войны у шимпанзе. Чем лучше мы распознаем свой-чужой, тем в большей степени мы готовы воевать за своих. И умирать за своих. Прекрасна или ужасна эта эмоция? Она – есть. И это то, что нам не позволяет мыслить. Чем выше уровень тестостерона, тем выше проявление неприязни к другой группе.
Четвертый фактор – это совместные логические ошибки. Показываю эксперимент, который был тестом на критическое мышление для меня самого. Оказалось, что этот (смотрим слайды) эксперимент «Пяти обезьян» – выдуман. Смысл эксперимента: мы берем стаю обезьян, где-то вверху под потолком на какой-то лестнице оставляем бананы, обезьяны хотят эти бананы, когда самая шустрая обезьянка забирается за ними, включается холодный душ и всех обливает холодной водой. На следующий день это повторяется. На третью попытку уже обезьяны думают, ну их, эти бананы – нам не нравится холодный душ. Они запомнили. Одну обезьянку из стаи убирают, а другую, которую никогда не обливали водой, запускают. И она, конечно, лезет за бананом. А все ее держат. Душ – не включается. Но обезьянок научили, никто за бананами уже не лезет. Обезьянок «обновляли», не осталось ни одной обезьяны в группе, которую обливали ледяной водой. Никто не лез за бананами! Очень по-человечески: табу. Нельзя. Почему нельзя? Нельзя и все тут.
Были другие эксперименты – следующая картинка не слайд, ролик – это замечательный советский документальный фильм (поражаюсь, как удалось пробиться через цензуру, явно кто-то дал маху, чтобы пропустили такой фильм). Потому что это великолепная демонстрация. Три подсадных ребенка один за другим говорят, что обе пирамидки, стоящие перед ними на столе, белые. Их так попросили. Доходит очередь до девочки, которая не из заговорщиков, и она говорит, что пирамидки – белые, обе. А девочка вменяемая, разумная. Она точно знает, что одна из них черная. Но как бы чего не вышло, на всякий случай, без всякого вознаграждения повторяет за предыдущими детьми. Замечательный фильм – его надо чаще транслировать.
Что с этим делать? Первый вывод: борьба с некритическим мышлением совершенно бесполезна. Борьба за критическое мышление обречена на поражение. Потому что мы выступим против сотен, миллионов лет эволюции. Она развивалась, она поддержана не только историей человечества, но вообще гоминид. Некритическое мышление – классное. Оно позволило всем выжить. Развиться. И вы мне сейчас рассказываете, что это не нужно? И оно и сейчас позволяет нам гораздо более успешно завязывать социальные связи. И любить, и воевать с той или другой стороны. Это очень много. Это гораздо важнее, чем какая-то теория относительности. Незнание теории относительности никак не помешает дружить, любить и вместе кого-то убивать. Да, нам бы хотелось, чтобы мы лучше знали теорию относительности или теорию эволюции, или что-то еще, какое-то такое доказательное. Но это не позволяет, например, переубедить человека, который считает, что СПИДа нет. Вируса иммунодефицита нет, на самом деле «все это» ученые придумали, чтобы деньги заработать. Этот человек, скорее всего, считает, что и COVID-19 тоже нет. Скорее всего, этот человек будет еще и верующим, сексистом, гомофобом. Это все вместе, в комплексе формируется. Почему? Потому что мало критического мышления. Доминирует некритическое. Именно использование своего эмоционального интеллекта позволяет большинству людей достигать всего в жизни. Зачем включать критическое мышление?
Умение думать должно понравиться. Критическое мышление – оно должно искусить.
Людей с развитым критическим мышлением невозможно отправить на войну. Нереально. На оборону – можно.
Мой рецепт – это мышление надо прививать. Как к дикому деревцу (подвой) с глубокими корнями в наше мрачное эволюционное прошлое присоединяют привой культуры и науки. Это надо делать очень деликатно, очень осторожно. Умело. Умение думать – это неприятно, травматично. Мы должны быть готовы к утрате. Нельзя что-то получить, ничего не отдав! Придется жертвовать частью замечательных и ужасных эмоций, о которых мы говорили.