Националисты и Путин. Часть первая. Ретроспектива отношений

В конце 2013 года, почувствовав угрозу со стороны украинского майдана, система РФ встает на новый путь. Реваншистская антиукраинская и антизападная пропаганда обрушивается на россиян, потом следует аннексия Крыма, диверсии в городах Украины и гибридная война на Донбассе. Сворачиваются остатки политических свобод, подавляется оппозиция. Как мы теперь знаем, это — подготовка к полномасштабной войне.

Массовое сознание, да и многие эксперты ассоциируют фашизм с праворадикалами, неонацистами, националистами и скинхедами. Часто смешивают в кучу эти образования. Насколько это оправданно? И можно ли считать самого Путина «русским националистом»?

Чтобы разобраться с этим, мы решили предпринять небольшое ретроспективное исследование и рассмотреть историю русского национализма новейшего времени. Правые (националисты) — довольно заметный сегмент политики и общественных настроений, причем сильно мифологизированный. Куда делись многотысячные «русские марши», что стало с националистами, которыми раньше российские СМИ так любили пугать обывателей? Путин послал их завоевывать Украину или посадил в тюрьму? Какие идеологемы были заимствованы путинизмом у националистов, кто из лидеров пошел на сотрудничество с режимом, а кто отказался поддержать Путина и его войну?

Контекст

Предметом рассмотрения тут являются русские националисты как политическая сила и так называемая правая субкультура в постсоветской России: идеологические тренды, динамика популярности / влияния, организации и лидеры. Это необходимо для понимания отношений русских националистов с властью, особенно после 2014-го, когда путинский режим радикально идеологизируется и «правеет». О терминах: для простоты иногда мы используем понятия «националисты» и «правые» как синонимы, но они не совсем тождественны: правые — более широкое. Оно больше соответствует современным американским и европейским правым, противопоставляющим себя так называемому леволиберальному мейнстриму.

Оговоримся, что позиции и действия организаций мы будем рассматривать обобщенно, так как они запомнились внешней аудитории; глубокий анализ внутренних процессов и «особых мнений» в нашу задачу не входит. Мы не приводим цифры членства организаций по двум причинам: не по всем из них такая информация надежна; но главное — это ничего не говорит о реальном влиянии / известности организации и активности самих членов.

Степень детализации у нас будет возрастать с приближением к 2014-му, к началу гибридной войны Путина против Украины, поэтому восьмидесятым мы посвятим меньше внимания, чем девяностым, а девяностым — меньше, чем нулевым. Наша цель — ответить на вопрос: насколько Путин позаимствовал идеологию у русских националистов и кооптировал их в свою реваншистскую войну; что именно и кого именно?

1. Предыстория: националисты / правые в позднесоветскую эпоху

За точку отсчета для современного русского национализма можно принять 1980-е, а точнее — эпоху Перестройки, когда начала разрушаться идеологическая и политическая монополия коммунистов. Мы не будем рассматривать дореволюционный период или белую эмиграцию: никакой реальной преемственности у современных националистов с ними не было, и о влиянии говорить не приходится (несмотря на цитирование ряда лозунгов* и названий, а также «поиск исторических корней» рядом правых интеллектуалов).

Карикатура времен Перестройки

* Хотя авторство лозунга «Слава России!» приписывают эмигрантской Русской фашистской партии (1930-е, Харбин), в постсоветской России его распространение связано с РНЕ Баркашова. 

1.1 Общество «Память»

Первым и по сути единственным объединением националистов в восьмидесятые в СССР стало общество «Память» (лидер — Дмитрий Васильев). Название хорошо отражало суть организации — главным для «Памяти» была ревизия коммунистической версии истории, особенно революции 1917 года, лежавшей в основе идеологии СССР. Ревизия была зеркальной: все, что у коммунистов шло со знаком плюс, у «Памяти» — со знаком минус, и наоборот. Осудив большевистский переворот и последовавший за ним геноцид, они сакрализовали романовскую империю, а революцию считали результатом заговора неких могущественных темных сил, особенно — «мирового еврейства». Перенося это на современность, «памятники» протестовали против «еврейского засилья» в госуправлении и особенно в СМИ. Хотя организация в целом придерживалась православно-монархической и антикоммунистической направленности, известны левые и сталинистские ответвления (Константин Смирнов-Осташвили), объединял которые все тот же антисемитизм, чем, собственно, и запомнилась «Память».

Москва, 30 июня 1992 года. Митинг общества «Память» у Дома Правительства РФ «В поддержку русских Приднестровья, сербского народа бывшей Югославии, а также против геноцида осетинского и армянского народов в Южной Осетии и Карабахе». Фото: VK

Общество «Память» в конце 1980-х привлекало много общественного внимания и имело довольно широкую известность в Москве; близость к нему обозначал популярный бард Игорь Тальков, в его орбите было много талантливых публицистов. Однако оно стало классическим «третьим лишним» в перестроечной политике, равноудаленным от двух главных сил — КПСС и демократов. Политически, и тем более электорально, «Память» показала полную несостоятельность, и к моменту развала СССР снова схлопнулась до исторического кружка реконструкторов-монархистов. Главное ее «достижение» — образ «русских фашистов» в черной униформе и слухи о еврейских погромах в Москве, сподвигнувшие многих евреев к переезду в Израиль. С другой стороны, несмотря на такую ущербность, «Память» долгое время была единственной правой формацией, и через нее прошли очень разные люди, в том числе те, кто критически переосмыслил ее идеологию.

2. Эпоха 1990-х: правые при Ельцине

Если восьмидесятые были для русских правых эпохой «Памяти», то девяностые начались как эпоха РНЕ, а к концу десятилетия палитра организаций стала намного пестрее. В это же время в системной политике усиливается правопопулистская ЛДПР Жириновского. Заметны оппозиционные Ельцину национал-патриоты — реваншисты, хотя их влияние падает по мере стабилизации экономики и нормализации общественной жизни после событий 1991–1993 годов. Кроме того, во второй половине 1990-х возникает мощная молодежная субкультура, сильно поднявшая «политическую капитализацию» правых организаций и лидеров. У радикальных националистов происходит замена «образа врага»: антисемитизм теряет актуальность и уступает антииммигрантским, особенно антикавказским настроениям, которые подпитывает массовый приток иммигрантов из «южных республик».

2.1 Жириновский

Про Владимира Жириновского не будем писать подробно, ввиду того что он хорошо известен широкой публике и делал примерно одно и то же с конца восьмидесятых до своей смерти в 2022-м. Его правопопулистская, агрессивно реваншистская и антизападная риторика практически не менялась*, фактически став госидеологией после его смерти и начала открытой войны против Украины. В начале девяностых Жириновский контактировал с Лимоновым и Дугиным, в дальнейшем, особенно после успехов ЛДПР на выборах, его контакты с несистемными националистами носили эпизодический характер.

Фото: GLOBAL LOOK press/Zamir Usmanov

* За исключением антииммигрантской части, которую Жириновский усиливал в конце девяностых и в нулевые, когда эта повестка была самой горячей.

Установив еще в 1990-х вассальные отношения с Кремлем, Жириновский рассматривал свою партию как семейный бизнес. Несмотря на формальный статус третьей парламентской партии, о каком-то его влиянии на государственную политику говорить нельзя: он лишь канализировал определенный сегмент общественных настроений, изображая многопартийность, как и другие системные политики. Участвуя почти во всех выборах Путина в качестве «мальчика для битья», Жириновский олицетворял «угрозу справа» и «русский фашизм», что какое-то время производило впечатление на либеральную интеллигенцию и западную аудиторию. Практически все сознательные русские националисты примерно с середины девяностых считали Жириновского марионеткой и клоуном, а ЛДПР — фикцией, что было недалеко от реальности.

2.2 РНЕ

«Русское национальное единство» Александра Баркашова — это своеобразный апгрейд «Памяти». Баркашов состоял там сам, и вышел оттуда с группой соратников в 1990-х. В своей организации он решил усилить военизированный компонент, списанный со штурмовых отрядов (СА) германских национал-социалистов. При этом монархизм он сдал в утиль полностью, религия сильно утратила позиции: в этом смысле эволюция от «Памяти» к РНЕ действительно воспроизвела эволюцию немецких националистов в 1920–1930-е годы. Количественно РНЕ превзошло «Память» на порядок; организация имела существенные региональные подразделения. Расклейку РНЕ можно было встретить в самых разных местах, как и группы марширующих парней в черных рубашках с характерными повязками с видоизмененной, но узнаваемой свастикой. РНЕ сыграло заметную (но больше медийную) роль в событиях октября 1993 года, выступив против Ельцина на стороне Верховного Совета, что и предрешило запрет организации в дальнейшем.

Фото: ИТАР-ТАСС

РНЕ так и не смогло вырасти во что-то большее, чем военизированный клуб без реальных политических возможностей, не только из-за поддержки ВС в 1993-м. Одиозный фашистский имидж закрыл РНЕшникам вход в списки партий, когда это еще было в принципе возможно (снятие с выборов избирательного блока СПАС; позже была попытка участия в парламентских выборах через правую «Родину», но Рогозин в итоге убрал оттуда всех представителей РНЕ). Кроме того, у лидера ощущался явный недостаток харизмы и креатива, развивать организацию во что-то более интересное и цивилизованное он был неспособен. По некоторым данным, сама идея отделения от «Памяти» и создания РНЕ принадлежала не Баркашову, а его тогдашнему соратнику — эстетствующему нацисту Виктору Якушеву; Баркашов лишь выполнял проект, к которому автор быстро потерял интерес.

«Фишка» РНЕ — военизированная компонента — стала и слабым местом движения, уязвимым для правоохранительных органов (такое повторялось впоследствии не раз с другими правыми формациями — система РФ четко соблюдает монополию на насилие). В определенный момент силовики оказали физическое воздействие на Баркашова, заставив его на камеру униженно извиняться перед национальными меньшинствами. То ли под влиянием «воздействия», то ли по целому комплексу причин, «Петрович» основательно тронулся умом и стал транслировать совсем откровенный бред. К тому моменту организация уже находилась в кризисе, а серия расколов похоронила ее былой авторитет. Какие-то осколки РНЕ продолжали существовать еще несколько лет, но были уже никому не интересны, кроме самих себя.

РНЕ в период своего расцвета мало эксплуатировало реваншистские / ирридентистские / антизападные темы. Акцент был на «русской власти» в России, на справедливом внутреннем устройстве государства, а не на «геополитике».

2.3 НБП

Основанная в 1993 году Национал-большевистская партия писателя Эдуарда Лимонова — второй по значимости политический бренд девяностых, который можно отнести, хотя и с оговорками, к русским националистам. НБП стало полной противоположностью РНЕ, не только в идеологии (право-леворадикальная эклектика), но главное по имиджу, образу действий и «человеческому материалу». Да, рассказывать про НБП удобно, именно сравнивая ее с баркашовцами. В отличие от туповатого солдафонского РНЕ, тут как раз не было недостатка в креативе: нацболы реагировали на актуальную политическую повестку и выступали конкретно против властей, а не маршировали где-то в лесах и парках против «инородцев-оккупантов» и «мирового правительства»; их печатные материалы (газета «Лимонка») было интересно читать, в отличие от унылого и шаблонного «Русского порядка».

Эдуард Лимонов во время марша протеста в Москве, 20 мая 1998 года. Фото: REUTERS

В определенном смысле НБП привнесла в Россию европейскую культуру протеста, причем в «левацкой» стилистике. Резонансные акции делались силами групп активистов-камикадзе, которые могли забросать кого-то помидорами / яйцами, захватить кабинет чиновника, раскидать листовки в госучреждении и т. д. Такая тактика не характерна для маскулинной в целом правой среды, так как подразумевает жертвенность исполнителей, а не демонстрацию силы, как это бывает на классических правых мероприятиях. Яркие протестные акции, креативность плюс синкретическая идеология и странный имидж «вождя» сделали НБП заметной, но экзотической организацией, без потенциала массовой поддержки. По сути, НБП не приняли ни правые, ни левые*. Опять-таки в отличие от РНЕ, НБП оказалась довольно живучей и успешно пережила падение интереса к себе во второй половине десятилетия. До самой смерти Лимонова его организация (после запрета в нулевых — под брендом «Другая Россия») сохраняла некоторую дееспособность и присутствие в инфополе; хотя в 2014 году случился отток людей из-за поддержки ЛДНР.

* В итоге уже в нулевых НБП стала относиться к левому лагерю; лимоновцы ходили на «антикап», образуя там одну из самых крупных колонн, и не ходили на «русский марш».

На идеологии НБП следует остановиться подробнее. В целом это был малопонятный компот из ультралевых и ультраправых идей, и большого смысла вникать в тонкости «национал-большевизма» для нас нет. Нам важно, что там был один вполне целостный кусок, а именно сильный имперский ресентимент. Внешнеполитические воззрения НБП, как ни странно, чрезвычайно близки к тому, что сейчас стало путинским официозом. Объединение Российской империи и СССР в одно священное имперское начало, переживание распада СССР как «величайшей геополитической катастрофы» и жажда реванша. Неприятие Украины (отобрать Харьков, малую родину Лимонова) и какая-то особая ненависть к Прибалтике, месть за успешную десоветизацию и возвращение в Европу («наши МИГи сядут в Риге!»).

Поэтому в поддержке так называемой Новороссии со стороны лимоновцев в 2014-м нет ничего удивительного, хотя до этого «Дед» был одним из самых радикальных оппонентов Путина, а НБП / ДР в нулевые — хедлайнером уличного антипутинского протеста. Нельзя сказать, что вождь НБП сломался или продался, став в 2014-м на время колумнистом путинского официоза, — он всего лишь пренебрег антипутинизмом в пользу своих изначальных идеологических постулатов. А сам Путин, запретив в 2007-м НБП, в 2014–1922 позаимствовал ее внешнеполитическую доктрину. Здесь же отметим, что наряду с Лимоновым одним из основателей НБП был Александр Дугин, что так же говорит о преемственности идеологии реваншизма.

2.4 «Национал-патриоты»

Помимо реваншистской НБП, следует упомянуть идейно близкую к ней группу «старых патриотов», то есть «защитников Белого дома» и их последователей. Это национал-патриотическая оппозиция Ельцину, которую тогда было принято называть «красно-коричневыми», так как они включали в себя и криптофашистов и коммунистов, часто в одном лице. Для них основным врагом выступал «ельцинизм»: реформы Гайдара, приватизация Чубайса, «олигархи» и «семибанкирщина». Вся история постсоветской России воспринималась как предательство национальных интересов (раздел СССР), «национальное унижение» (прозападная внешняя политика при Ельцине) и социальная несправедливость (реформы и приватизация).

Такие настроения имели значительную поддержку в обществе, экономический шок начала девяностых затронул очень многие социальные группы, в частности многочисленную советскую техническую интеллигенцию, которая за год-два потеряла свой престижный социальный статус и лишилась доходов. Именно это эксплуатирует сегодня путинская пропаганда в качестве «проклятых 1990-х», обеспечивая поддержку старшего поколения: кризисные явления перехода к рыночной экономике подаются как злонамеренные действия «врагов и предателей», результат «слабости центральной власти».

Сергей Бабурин, народный депутат РФ, у здания Дома Советов РФ за несколько дней до штурма, 1993 год. Фото: Владимир Федоренко / РИА

По мере экономической стабилизации эти политические силы и лидеры теряли поддержку, и к концу девяностых были полностью маргинальны. Их целиком заместили КПРФ и отчасти ЛДПР, вес именно националистов в этой группе был незначительным*.

* С другой стороны, и зюгановскую КПРФ можно в некоторой степени отнести к русским националистам — это вопрос терминологии. Мы не рассматриваем их, так как характерный для них русский национализм не является там идеологической доминантой.

Из имперских националистов, сгруппировавшихся вокруг защиты «Белого дома», назовем Виктора Алксниса и Сергея Бабурина с его партией «Российский общенациональный союз» (РОС). Последний, будучи в жесткой оппозиции к Ельцину, при Путине стал совершенно ручным: по команде Суркова распустил свою партию, выполнял и выполняет спойлерские заказы на выборах. Это характерно и для многих «национал-патриотов», таков, к примеру, старший конкурент Бабурина, идейно близкий к нему Дмитрий Рогозин. Рогозинский «Конгресс русских общин» (КРО) изначально строился на идее поддержки русских, оказавшихся после раздела СССР за пределами России. КРО на тот момент нельзя причислить к национал-патриотам — реваншистам, но причина тут, скорее, в том, что Рогозин стремился сохранять респектабельность, а нацпат дискурс на тот момент был явно «нисходящим трендом» — маргинальным и тупиковым. Позднее Рогозин попытался оседлать антииммигрантскую повестку, уже в формате партии «Родина».

Фото: ТАСС

Отдельно отметим идеологов реваншистского национал-патриотизма — Александра Проханова и Александра Дугина. Проханов — публицист, бессменный редактор красно-коричневой газеты «Завтра» (до 1993-го — «День»), культового СМИ национал-патриотов. Именно он является автором современного русского фашизма, десятилетиями формулируя идеологию, которую с 2014 по 2022 годы Путин сделает, по сути, официальной. Проханов последовательно гибридизировал имперский «третий Рим» и сталинский СССР, обосновывал идею превосходства «русского мира» над «бездуховным Западом» и необходимость реванша за поражение в холодной войне: короче говоря, все, что сейчас заливает в головы россиян путинская пропаганда, можно было прочитать в газете «Завтра» еще в девяностые. Дугин занимался примерно тем же, но в более «элитарном» псевдоинтеллектуальном формате. У него не было ни СМИ, ни серьезной организации (дугинский «Евразийский союз молодежи» (ЕСМ) всегда был карликовой сектой), но зато были знакомства среди западных правоконсервативных интеллектуалов, которых он переводил на русский и адаптировал под реалии РФ.

2.5 Появление «правой субкультуры»: скинхеды

В середине 1990-х в Россию приходит правая молодежная субкультура, так называемые скинхеды, и к концу десятилетия становится массовой. РНЕ и НБП — это еще «до-субкультурные» явления, потом фактически началась другая эпоха. С одной стороны, скинхеды — лишь одна из многочисленных молодежных субкультур (хиппи, панки, эмо, готы и др.), сформировавшихся на Западе и с некоторой задержкой пришедших в Восточную Европу. С другой — в отличие от всех остальных, она была политизирована* и имела выраженную склонность к насилию. Как в свое время на Западе, в России конца 1990-х правая субкультура подпитывалась антииммигрантскими настроениями. Именно в это время в крупных городах РФ стали формироваться значительные иммигрантские общины, прежде всего кавказские. Несмотря на то, что в случае выходцев с Северного Кавказа это были граждане России, внешность и менталитет маркировали их как чужаков. Этому же способствовали и криминальные проявления, и замкнутость / круговая порука таких общин.

* Были и принципиально аполитичные скинхеды, но если на Западе с них все и начиналось в 1960–1970-х, то в России они сразу стали малочисленной и неактуальной экзотикой, «стилягами». Левые скинхеды-антифашисты («бейся за класс, а не за расу!») были более актуальны, но тоже в явном меньшинстве.

Неудивительно, что праворадикальная субкультура обладала большой привлекательностью для молодых людей, и не только «из неблагополучных семей». Помимо простых ответов на сложные вопросы, она давала подросткам взаимопомощь, повышение статуса и азартный досуг, а также особую музыку и стиль. Скинхеды появились во всех школах в крупных и даже мелких городах, основными их оппонентами поначалу были поклонники черного рэпа. Одержав над ними верх, скинхеды к концу 1990-х стали доминирующей субкультурой. Периодически происходили нападения на «инородцев»: как правило, праворадикальные подростки использовали численное преимущество. Их жертвами становились не кавказские бандиты, а чаще всего случайно попавшиеся азиатские дворники, торговцы и темнокожие студенты из развивающихся стран.

Русский марш. Фото: svoboda.org

Взрывной рост скинхедской субкультуры породил целый букет ультраправых формаций, пытавшихся оседлать эту волну. Ни одна из них не достигала уровня и влияния РНЕ, и субкультура была им неподконтрольна. Эти карликовые вождистские «партии» соревновались друг с другом в радикальности и постоянно выясняли отношения на почве «расовой чистоты», отношения к истории и религии. В качестве примера можно привести киноактера Александра Иванова-Сухаревского и его Народную национальную партию с газетой «Я — русский»; подобных партий и «боевых листков» были десятки, с небольшими вариациями названий.

В этот период многие скинхеды и праворадикалы использовали символику Третьего рейха, пока она не была криминализована. Иногда это делалось по идейным соображениям, иногда как форма эпатажа и радикальной антисистемности (такую же роль эта символика выполняла, например, в воровской субкультуре еще при СССР — татуировки с Гитлером и свастикой как признак «отрицалова»). Эта символика плюс атаки на иностранцев пугали обывателей и привели к очень нехорошей подмене понятий в массовом сознании. С подачи российских СМИ слово «фашисты» в 1990-е привязалось к праворадикальным подросткам, избивающим дворника-узбека. Общество получило ложную и примитивную трактовку фашизма / нацизма, как набора символов и атрибутики, а не системы власти, идеологии и государственного устройства.

Сейчас этим активно пользуется путинская пропаганда, в качестве доказательства «украинского нацизма» показывая марши праворадикалов и их татуировки (что можно найти в любой европейской стране, в том числе в огромных количествах — в РФ). При этом конкретно фашистская сущность путинского режима и нацистский характер его войны против Украины остаются за кадром.

Относительно правой субкультуры отметим еще один важный момент. Как ни странно это может прозвучать, она была интернациональна. То есть агрессия не была направлена на близкородственные народы, европейские и особенно славянские. Российские правые субкультурщики 1990-х вовсю дружили с украинскими, исторические и территориальные претензии не были актуальны, господствовал принцип «No more brother wars!»