Фото: Facebook / slovoslavie
Автор выбрал отрывок для «Утра Февраля» и рассказал о нем в двух словах: «Роман, написанный в 2017–2018 годах, был моей сумбурной реакцией на аннексию Крыма. Четыре года я искал, где его опубликовать, а после начала войны понял, что только сам смогу это сделать. Роман за это время превратился из брезгливого ерничества в адрес Путина в метафору разложения страны. И если раньше мне было непонятно, почему треть текста заполонили мертвые, что-то настойчиво спрашивающие у Путина, то теперь я знаю, кто они и что они говорят».
Публикуем отрывок из первой части романа «Революция»
…Вот с такими мыслями лежал Путин до того, как не вернулись заговорщики, уже внутренне названные им «террористами». Мысли им не понравились, окружили тогда Владимира Владимировича, попросили подняться и потребовали объяснений: чем отличаются террористы от заговорщиков?
Путин продрал глаза, вскочил на ноги, уже отдохнувшие от позавчерашней рыбалки, и принялся за дело рассказывать:
«Ох, ребята, как же вы не понимаете, что это неконституционное действие, да и разговор неконституционный, поэтому все, что с вами и мной тут происходит, не должно стать достоянием суда, а только достоянием закона, подкрепляемым совестью. А про терроризм сейчас легко объясню:
…Но стоило нам вступить в прямую схватку с бандитами, разгромить их – и сделан реальный шаг к верховенству права, к диктатуре равного для всех закона. Это первый шаг, за ним последуют другие. Надо было принять вызов на поле противника и именно там его разгромить. Думаю, я объяснил, каким именно образом можно и нужно решать другие тяжелые проблемы. Жизнь сама подсказывает: только открыто приняв вызов, можно победить. Наряду с необходимостью довести работу по ликвидации очагов терроризма до конца акцент сейчас должен смещаться в сторону создания и укрепления в республике органов власти. Позиция России неизменна: мы, разумеется, и сейчас готовы внести свой вклад в борьбу с террором в местах пребывания международных террористов и базах подготовки боевиков, местах пребывания международных террористов и базах подготовки боевиков, местах пребывания международных террористов и базах подготовки боевиков, в местах пребывания международных террористов и базах подготовки боевиков, в местах пребывания международных террористов и базах подготовки боевиков, вместо пребывания международных террористов и базах подготовки боевиков.
Ну и еще вот это: «Терроризм и наркотики – явления абсолютно родственные. У них общие корни и похожая разрушительная сила. Терроризм, как и наркобизнес, имеет разветвленную международную сеть, без всякого сомнения, носит транснациональный характер.
Таким образом, когда терроризм, являясь явлением универсальным и опасным, как интернет, пользуясь тем, что беспечно и без конца меняет личины, остается неуловимым.
Мы не знаем, кого бить, как рисковать? А заговорщики, являясь конкретным образованием, за которым можно уследить, потянув ниточку правосудия, приводят к более ясным результатам.
Но, честно говоря, террористы мне понятнее, они разрываются между нами, и я вижу ваши лица, если я захочу подраться с вами, но не буду этого делать, потому что уже поражен, просто хочу посмотреть в ваши лица и определить, чем же вы будете заниматься, когда от меня избавитесь. Особенно интересно, как вы от меня избавитесь? Ваша начальственная программа мне неясна, и я хотел бы, чтобы здесь, в моем главном кабинете, мы устроили с вами что-то вроде публичных дебатов. Вы согласны?»
Заговорщики радостно закивали головами и сбросили куртки в красивое кресло. И начали разговаривать.
Он тоже человек ясной русской речи, более современной, отточенной в социальных сетях, которых Путин не знает, ему чужд этот язык. Это было бы соревнование двух популистов: архаичного и современного. Путину пришлось бы тяжело.
Потому что значит победить в дебатах? Это довольно-таки неопределенный вопрос. Набрать рейтинга? Или понизить рейтинг конкурентов? Или что-то еще? Он бы плавно ушел от ответа, как уже не раз делал на различных встречах с журналистами и прочими людьми, и на этом бы дело и закончилось.
Путин: Любимые вопросы: да, я записывал даже. Некоторые мне кажутся важными, а что-то региональненьким.
– Когда президент будет ездить на отечественном автомобиле?
– Надеюсь, что скоро. Россия должна производить машины, которыми пользуются первые лица. Это будет целая линейка автомобилей. А еще, если говорить об общественном транспорте, то мне, например, очень нравятся троллейбусы. Они такие цветные, ах! Только вы заметили, кстати, что они не доходят до Красной площади? Приходится выходить на Посадской и идти пешком. Спрашивайте дальше, любезные граждане.
– Будет ли увеличен срок службы в вооруженных силах и в бюджетной сфере, ага?
– Не то чтобы да, как пел Ободзинский (смеется) – нет. А насчет офицеров надо подумать… Подумать.
– А вот такой вопросик: Кого вы планируете оставить после себя?
– Себя (смеется). Нет, конечно, вы же понимаете, что при моем возрасте я еще работаю, устаю, но это должен определить избиратель. Я готов вернуться, когда пожелаете, но только не вижу ничего зазорного, чтобы высказать предпочтения резиденции, райончику. Но только гражданин может определить, кто будет возглавлять регион, страну.
– Я отец и слышал, что меня лишать лишают ветеранского пособия, это неприятно. Не понимаю, как губернаторы могут прекратить выплаты? Я обратил внимание на этот вопрос.
– Это будет нехорошо, но, вероятно, с губернатором я договорюсь. Или не договорюсь, в общем, приструню как-нибудь, не ссыте (смеется).
– И последний вопрос от меня, зрителя: С какими вызовами столкнется новый президент?
– Знаете, я не люблю дешевой мистики, она мне мозолит уши, я избавлюсь от нищеты, а там посмотрим, куда направит свои политические амбиции свежий президент.
– Хоть бы он был молоденьким!
– О да! Молодые президенты – то, что надо. Например, в Боливии, а женщины?
– Я хочу найти молодого президента, чтобы он был здоровенький, румяный, но с вашей статью хотя бы.
– Ох спасибо, а то, интересуясь интернетом и его, так сказать, теологическим кодом, я совсем-совсем заболел цифровой экономикой, дурачина!
Блиц продолжается.
– Вы заболели цифровой экономикой?
– Я здоров. Но без цифровой экономики у страны нет будущего.
– У кого из мировых лидеров самое крепкое рукопожатие?
– Да вот, когда сила измеряется не рукопожатием, а делом, которым положение занимается. Путаница от вашего вопроса получилась. Нет, я помню, самое интересное рукопожатие было у Бориса Николаевича. Оно трехчастное. Сперва казалось, что сжимаешь колоду карт, немного уже замасленных, крапленых, потом оно начинало мягчеть как бы до состояния только что сваренного холодца, потом выравнивалось к жесткости если не валика, то какого-то твердого предмета, например, куска несваренного свежего картофеля. В зале у нас, кстати, в студии есть несколько таких человек. Андрей, подойдите ко мне, покажи мне, как руку пожимаешь (высоколобый Андрей выходит из толпы зрителей и пожимает левой рукой правую, мы видим, как сгущаются жилы, ладошки краснеют, и вся ситуация выходит из-под контроля. Владимир Владимирович Путин улыбается и пальцами показывает Андрею, чтобы тот ушел обратно в толпу).
– Ваши слова «своих не сдаем» относятся к коррупционерам, заговорщикам, террористам, ложным оппозиционерам или членам семьи, которые так редко рядом с вами, жаль?
– Родные мои, ну, конечно, ко всем относятся. Хотя подождите… Я не считаю их «своими». Кого только? Это путаница, но занятная, в общем-то. Короче, семью я ценю, это свои, коррупционеры – безопасны и при наличии крепкой руки легко растворяются в предрассветном воздухе, а заговорщики – это, это вы! Только не обижайте меня, не обижайтесь, я сказал, твою мать! (Заговорщески, разумеется, улыбаются, остальные улыбаются точно так же).
Купить роман «Крым-тупик» можно тут:
- Книжный интернет-магазин «Подписные издания»
- «Все свободны»
- Магазин «Циолковский»
