Однако в нынешней ситуации такой шаг может чрезвычайно усилить смущение в умах российского общества. Ведь было бы крайне желательно, чтобы глава государства высказал официальную позицию по поводу, так сказать, спецвойны. Какие взгляды на нее следует считать ортодоксальными, а какие еретическими? И вообще: что, собственно, происходит? Возможно, добропорядочные россияне были бы и рады согласиться с Путиным, но в чем именно с ним соглашаться, если он ничего не говорит?
Почему же национальный лидер предпочитает отмалчиваться? Его пресс-секретарь Песков был лаконичен: «Прямая линия не может состояться в этом месяце». Вот и вся информация. Почему не может? Если сможет, то когда? Впрочем, Песков все-таки кое-что пояснил: «Точные сроки пока неизвестны». Что же, спасибо за конкретику.
Можно вспомнить, что в последние месяцы СМИ постоянно пишут о тяжелой болезни диктатора. Однако об этой болезни разговоры ходят столько же, сколько Путин стоит у власти, что не помешало ему пережить очень и очень многих. Но сейчас он уже далеко не юноша – все-таки в октябре будет семьдесят. Быть может, Путин просто находится в таком состоянии, что его нельзя показывать широкой публике? Такую возможность полностью исключить нельзя.
Но можно и не заниматься гаданиями, и основываться не на том, что «нельзя исключить», а на том, что известно совершенно точно.
Если бы прямая линия состоялась, то на ней обязательно зашла бы речь о спецвойне. В России на эту тему не принято задавать вопросы вслух, но в умах они за три с половиной месяца наверняка уже накопились. «Дорогой Владимир Владимирович, что такое творится на территории Украины? Если нечто выглядит, как война, обходится государству, как война, и люди там погибают, как на войне, так, быть может, это и есть война, а не спецоперация? А если это война, то зачем было ее устраивать? Кому мешала Украина? Ответьте, господин президент – только, пожалуйста, простыми словами, без всей этой хитромудрой геополитики: зачем было туда лезть? Сколько наших парней там уже погибло и сколько гибнет ежедневно? Какие успехи уже достигнуты в этой войне, которую почему-то нельзя называть войной? И когда ее планируется закончить и вернуться к нормальной мирной жизни, желательно без санкций?»
Конечно, все вопросы для прямой линии тщательно и многократно просеиваются. Там в принципе не могут прозвучать какие-то высказывания или вопросы, неудобные для власти. Отсеять военную тему нетрудно, было бы желание.
Вот только так получится еще хуже. Если Путин на прямой линии промолчит о войне, то молчание его будет, по выражению Цицерона, подобно крику. Президент разговаривает с народом и не говорит ни слова о той единственной теме, которая волнует абсолютно всех? Значит, там и в самом деле что-то не в порядке, а власть темнит. Тем меньше причин верить ей и в других вопросах.
Эти два возможных объяснения – и болезнь Путина, и невозможность как говорить о войне, так и уклониться от такого разговора не исключают, а дополняют друг друга. Вполне может быть, что роль играет и тот и другой фактор. Но только второй из них не вызывает сомнений.
В некоторых обстоятельствах для власти, действительно, самым мудрым выходом бывает многозначительное молчание. Тогда большинство народа может сделать вывод: власть, видимо, знает что-то такое, чего не знаем мы, но пока это еще нельзя разглашать.
Однако сейчас другая ситуация. Говорить о войне нельзя, умалчивать о ней нельзя. Но и просто отменить разговор – тоже как-то не очень хорошо.