Сначала ты видишь взрыв.
Распухает серое облако дыма, в стороны разлетаются клочья раненой земли.
Через долю секунды тебя оглушает стальной грохот. Ударная волна чувствуется физически — как резкий порыв плотного ветра.
Ещё мгновение — и налетает рой осколков. Маленькие свистят, как пули. Крупные жужжат, подобно рассерженным шершням.
Если у бойца не хватило ума-опыта залечь при звуке подлетающей мины, то после ее детонации у бедолаги остаётся меньше полсекунды, чтобы рухнуть, где стоял.
На днях таким неопытным бедолагой оказался я.
Мы с напарником возвращались на позиции, тяжко нагруженные припасами. Измученные, остановились передохнуть под линией электропередач. И по неудачному стечению обстоятельств, именно в этот момент путиноиды решили обстрелять как раз данный участок ЛЭП.
Свист первой мины мы услышали — и залегли. Затем «прилёты» пошли один за другим на расстоянии сотни-другой метров.
Когда обстрел остановился, я вскочил на ноги со словами: «Что-то здесь стало неуютно!». Взвалил на плечи мешок с банками тушёнки, подхватил баклаги с водой.
И увидел метрах в семидесяти дым разрыва.
Уже в падении почувствовал, как китель раздувает взрывная волна. Стекло банок в мешке глухо звякнуло, приземлившись на мою голову. Бедро разодрала мушка автомата.
Лесопосадки слева от меня прошили осколки, впиваясь в деревья со стуком десятков забиваемых гвоздей.
Я приподнял голову и увидел, что мой напарник залечь не успел. Он замер с баклажками воды в руках, выпученными глазами и открытым ртом.
Удача была на его стороне — осколки прошли мимо.
Подхватив тяжеленные грузы, мы буквально побежали от проклятого места — и куда только подевалась усталость! Остановились минут через пять, посмотрели друг на друга — и с облегчением рассмеялись.
У большинства реакция на обстрел одинаковая. Сначала — судорожный поиск убежища, когда пронесло — внутреннее облегчение с примесью лёгкой эйфории.
Так было и в тот день, когда я пришел к окопам командиров роты — там располагался импровизированный склад с водой.
Стараясь ступать осторожно — после прошедшего дождя место склада тонуло в жидкой грязи — я наполнил пластиковую бутылку. Рядом обсуждали новости комроты, замполит и ротный сержант.
В следующую секунду послышался свист, грохот — и я утыкаюсь лицом в сжиженный «пол» склада. В промежутке между близкими взрывами приподнимаю голову, стараясь выплюнуть хрустящую на зубах грязь. Моему взору предстают три начальственные «пятые точки», торчащие из одноместного командирского окопа.
Последний «приход» в обстреле был «пустышкой» — мина с громким «пых» зарылась во влажную пашню и не сработала.
Командиры начали выталкиваться наружу, активно работая локтями. Офицерское пыхтение прерывалось удивлённым смехом и возгласами вроде: «Ё-моё, (цензура), как твоя нога здесь оказалась?».
В соседнем — закрытом — окопе стенался боец: «Как отсюда выйти?». «А как ты туда зашёл?», — удивлялись его выползшие из укрытий побратимы. «Запрыгнул», — пояснил горемыка. «Тогда выпрыгивай!», — с дружным ржанием давали ценные советы товарищи.
Я смеялся вместе со всеми. На душе было радостно — несмотря на стекающую по щекам муляку и окончательно загаженную форму.
Однако у отдельных бойцов отношение к близкой опасности существенно отличается от большинства. Знаю одного рядового, который во время воздушной тревоги бежал в бомбоубежище воинской части в каске и бронежилете. «Чем тебе амуниция поможет, если на голову обрушится бетонное перекрытие? Будет блин в каске?» — жестоко шутили сослуживцы.
Другой боец-«срочник» выехал на позиции. И после первых же звуков дальнего обстрела его парализовало — в буквальном смысле. Сначала отнялась нога, затем онемели полтела. Спустя минуту от солдата остался бесформенный куль, испуганно моргающий глазами.
Пришлось эту ростовую куклу грузить в машину-«медичку» и везти в санчасть. Там он уже и находится почти месяц. Оклемался, ходит, общается с психиатрами.
Есть и обратные случаи — аномального отсутствия страха. Например, есть у меня сослуживец, который вообще не прячется от мин-снарядов. Более того, он старается подойти поближе к месту разрывов — а потом рассказывает, куда и как бахнуло.
Начальство такое поведение осуждает. И, как по мне, правильно делает.
Ведь ещё в самом начале этой нежданной войны я запомнил слова бывалого десантника: «Главное в бою — не только нанести урон противнику, но и выжить самому».