Дневник рядового Василенко: «Осколки пролетели мимо»
- Дневник рядового Василенко: «Мирные украинцы учатся убивать»
- Дневник рядового Василенко: «Сортир, окоп, человеческий фактор»
- Дневник рядового Василенко: «Тётушкин, где твой автомат?»
- Дневник рядового Василенко: «Робокоп в рядах Нацгвардии»
- Дневник рядового Василенко: «Осколки пролетели мимо»
- Дневник рядового Василенко: «Носки здесь не стирают»
- Дневник рядового Василенко: «Этот блиндаж спланировал я»
- Дневник рядового Василенко: «Скалли, это Водяной. Как обстановка, что наблюдаете?»
- Дневник рядового Василенко: «Самые зрелищные обстрелы – фосфорные»
- Дневник рядового Василенко: «Сегодня мне стукнуло 44»
- Дневник рядового Василенко: «Мы обязательно прорвемся»
- Дневник рядового Василенко: «Как я стал блиндажным поваром»
- Дневник рядового Василенко: «Истории 9-го полка Нацгвардии»
- Дневник рядового Василенко: «Горемычный Данилов»
- Дневник рядового Василенко: «Огонь и воду прошли, остались медные трубы»
- Дневник рядового Василенко: «Охотники за “Хаймарсами”»
- Дневник рядового Василенко: «В моей солдатской судьбе произошли кардинальные изменения»
- Дневник рядового Василенко: «В тыл!»
Журналист (в прошлом — главред запорожской газеты «Суббота Плюс» Богдан Василенко 24 февраля получил повестку, 25-го ушел на фронт — защищать Родину. На «Утре Февраля» выходит его записки, фронтовой дневник. Часть пятая.
22 апреля
Сначала ты видишь взрыв.
Распухает серое облако дыма, в стороны разлетаются клочья раненой земли.
Через долю секунды тебя оглушает стальной грохот. Ударная волна чувствуется физически – как резкий порыв плотного ветра.
Ещё мгновение – и налетает рой осколков. Маленькие свистят, как пули. Крупные жужжат, подобно рассерженным шершням.
Если у бойца не хватило ума-опыта залечь при звуке подлетающей мины, то после ее детонации у бедолаги остаётся меньше полсекунды, чтобы рухнуть, где стоял.
На днях таким неопытным бедолагой оказался я.
Мы с напарником возвращались на позиции, тяжко нагруженные припасами. Измученные, остановились передохнуть под линией электропередач. И по неудачному стечению обстоятельств, именно в этот момент путиноиды решили обстрелять как раз данный участок ЛЭП.
Свист первой мины мы услышали – и залегли. Затем “прилёты” пошли один за другим на расстоянии сотни-другой метров.
Когда обстрел остановился, я вскочил на ноги со словами: “Что-то здесь стало неуютно!”. Взвалил на плечи мешок с банками тушёнки, подхватил баклаги с водой.
И увидел метрах в семидесяти дым разрыва.
Уже в падении почувствовал, как китель раздувает взрывная волна. Стекло банок в мешке глухо звякнуло, приземлившись на мою голову. Бедро разодрала мушка автомата.
Лесопосадки слева от меня прошили осколки, впиваясь в деревья со стуком десятков забиваемых гвоздей.
Я приподнял голову и увидел, что мой напарник залечь не успел. Он замер с баклажками воды в руках, выпученными глазами и открытым ртом.
Удача была на его стороне – осколки прошли мимо.
Подхватив тяжеленные грузы, мы буквально побежали от проклятого места – и куда только подевалась усталость! Остановились минут через пять, посмотрели друг на друга – и с облегчением рассмеялись.
У большинства реакция на обстрел одинаковая. Сначала – судорожный поиск убежища, когда пронесло – внутреннее облегчение с примесью лёгкой эйфории.
Так было и в тот день, когда я пришел к окопам командиров роты – там располагался импровизированный склад с водой.
Стараясь ступать осторожно – после прошедшего дождя место склада тонуло в жидкой грязи – я наполнил пластиковую бутылку. Рядом обсуждали новости комроты, замполит и ротный сержант.
В следующую секунду послышался свист, грохот – и я утыкаюсь лицом в сжиженный “пол” склада. В промежутке между близкими взрывами приподнимаю голову, стараясь выплюнуть хрустящую на зубах грязь. Моему взору предстают три начальственные “пятые точки”, торчащие из одноместного командирского окопа.
Последний “приход” в обстреле был “пустышкой” – мина с громким “пых” зарылась во влажную пашню и не сработала.
Командиры начали выталкиваться наружу, активно работая локтями. Офицерское пыхтение прерывалось удивлённым смехом и возгласами вроде: “Ё-моё, (цензура), как твоя нога здесь оказалась?”.
В соседнем – закрытом – окопе стенался боец: “Как отсюда выйти?”. “А как ты туда зашёл?”, – удивлялись его выползшие из укрытий побратимы. “Запрыгнул”, – пояснил горемыка. “Тогда выпрыгивай!”, – с дружным ржанием давали ценные советы товарищи.
Я смеялся вместе со всеми. На душе было радостно – несмотря на стекающую по щекам муляку и окончательно загаженную форму.
Однако у отдельных бойцов отношение к близкой опасности существенно отличается от большинства. Знаю одного рядового, который во время воздушной тревоги бежал в бомбоубежище воинской части в каске и бронежилете. “Чем тебе амуниция поможет, если на голову обрушится бетонное перекрытие? Будет блин в каске?” – жестоко шутили сослуживцы.
Другой боец-“срочник” выехал на позиции. И после первых же звуков дальнего обстрела его парализовало – в буквальном смысле. Сначала отнялась нога, затем онемели полтела. Спустя минуту от солдата остался бесформенный куль, испуганно моргающий глазами.
Пришлось эту ростовую куклу грузить в машину-“медичку” и везти в санчасть. Там он уже и находится почти месяц. Оклемался, ходит, общается с психиатрами.
Есть и обратные случаи – аномального отсутствия страха. Например, есть у меня сослуживец, который вообще не прячется от мин-снарядов. Более того, он старается подойти поближе к месту разрывов – а потом рассказывает, куда и как бахнуло.
Начальство такое поведение осуждает. И, как по мне, правильно делает.
Ведь ещё в самом начале этой нежданной войны я запомнил слова бывалого десантника: “Главное в бою – не только нанести урон противнику, но и выжить самому”.
