Дневник рядового Василенко: «Робокоп в рядах Нацгвардии»

Журналист (в прошлом — главред запорожской газеты «Суббота Плюс» Богдан Василенко  24 февраля получил повестку, 25-го ушел на фронт — защищать Родину. На «Утре Февраля» выходит его записки, фронтовой дневник. Часть четвертая.

12 апреля

Это поле было зелёной бесконечностью.

Вязкая вспаханная земля засасывала ноги при каждом шаге, как песок на пляже. Мокрая изнутри от пота каска давно перекочевала в руки и слегка поскрипывала соединениями во время ходьбы. Двадцать килограммов бронежилета после второго километра пути давили на плечи с тяжестью среднего борца сумо. Даже вещмешок с автоматом, которых поначалу не замечал, стали ощутимой обузой.

Мы шли на суточное дежурство в дальний секрет.

— Там надо всего одно поле пройти, — взбодрил командир перед походом. Но он не сказал, что эта пашня простирается за горизонт моих сил, подобно пути в соседнюю галактику.

Непривычный к таким нагрузкам организм протестовал возгласами боли даже в тех мышцах, о существовании которых я не подозревал. Однако ноги, к моему вящему удивлению, продолжали передвигаться, оставляя кривую цепочку следов между всходами озимой пшеницы.

После месяца плавания моряки так не радуются крикам «Земля!», как я обрадовался короткому «Прибыли!» в исполнении старшего по наряду.

Сразу падаю на землю, автомат громыхает о каску. Поворачиваюсь набок, плечи, освобожденные от нагрузки, поют мне песнь облегчения.

Вечером засыпаю под открытым небом, укрывшись спальным мешком. Посреди ночи — побудка: пора в дозор. Два часа пялюсь в «ночник» на недалёкие позиции путиноидов. Последние ведут себя тихо, время от времени вспучиваясь минометными выстрелами, «приходы» которых глухо бухают в нескольких километрах.

По пути с поста заблудился в темноте лесополосы. Пока нашёл сменщика, разодрал лицо с руками об острые когти кустов боярышника и молодую поросль акации.

Сдаю пост, недолго борюсь со строптивым «спальником» — и снова забываюсь беспокойным сном.

Просыпаюсь, когда только начинает рассветать. Несколько секунд стараюсь понять, что меня потревожило. «Будильником» оказывается небольшая птичка, издающая громкие трели: «Из-вини! Из-вини!».

— Та иди ты, поспать не дала! — отвечаю я беззлобно и вполголоса. Высмаркиваюсь, согреваю дыханием озябшие руки. «Утр-ри соплю! Утр-ри соплю!», — меняет мотив пичужка. Я начинаю смеяться, смех переходит в приступ кашля.

Днём, после перекуса (полбанки тушенки и пара кусков зачерствевшего хлеба) бойцы заняты ленивым разговором — о гражданской жизни, разумеется. Я — как местный старец — сижу в стороне. Долетают обрывки фраз: «…менеджером быть классно. А завскладом — ещё лучше… клиенты… выходные… отпуск на море…»

Один боец взял туалетную бумагу и пошёл в гущу кустарника по нужде.

А через три минуты началась «жара».

…Звучат недалекие тяжелые выстрелы — один, второй, третий. Через секунду в полусотне метров от нас раздаются три оглушительных взрыва, будто у самого уха сработали большие петарды.

Я залегаю за большим пнём, кричу товарищам: «Это по нам?». Те утвердительно кивают: «Пора убираться отсюда!». Прилетают ещё три снаряда. Стараюсь стать с землёй одним целым.

Обстрел прекращается так же внезапно, как начался. «Значит, это было не по нам», — делают вывод бойцы. Но на вопрос: «А по кому тогда?» ответить не могут — на сотни метров вокруг никого, кроме нас, нет.

Из кустов выходит отлучавшийся товарищ. Судя по его круглым глазам, план по хождению в туалет он перевыполнил на пару дней вперед.

Когда наше дежурство подходит к своему завершению, рация голосом командира сообщает чудеснейшую новость: завтра мы переезжаем в эти дальние гребеня всем подразделением.

Это значит, что моя нагрузка во время следующего марш-броска минимум удвоится: кроме всех своих вещей, придётся переть на себе часть имущества роты.

Взбодрённые перспективами, отправляемся в обратный путь. Снова — пыль на «ватных» ногах, боль в сорванной накануне спине, упирающийся в бедро автомат.

И уже знакомая птичка с новым хитом: «Толлько вперёд! Толлько вперёд!».

 

14 апреля

Мы воюем за свою страну и на своей земле. Родные просторы дают силы и мощную мотивацию — даже в самых суровых военных условиях.

Но своя земля — это совсем не квадратные метры. Это люди. Наши, родные. И которые поддерживают нас, как своих близких — кто чем может.

Поверьте, даже доброе слово солдату приятно. А уж если человек в это тяжкое для всех время жертвует армейцам столь необходимые средства — это достойно самой большой похвалы.

Наше подразделение также не осталось без внимания волонтёров-помощников. Я вместе со всеми побратимами искренне и от всего сердца благодарен этим ангелам-хранителям за помощь.

Нескольких человек не могу не поблагодарить публично.

Василия Бушарова, который без излишней волокиты организовал подвоз продуктов на передовую во времена перебоев с припасами.

А также Спілку Вірмен Запорізької області, Рудольфа Акопяна и юрист Ярослава Гришина. Они  взяли самое настоящее шефство над нашей ротой и мной лично. И обеспечили нас классной техникой и расходными материалами на многие десятки тысяч гривен.

Ещё раз спасибо огромное всем землякам-запорожцам — и не только запорожцам!

Так победим!

16 апреля

* * *

Утром снял с руки клеща. На месте укуса выступил красный шарик крови — значит, голова живности осталась при ней, и нарыва не будет.

Видимо, кровосос зимовал в лиственной подстилке, которой я устелил дно окопа. А ночью, проснувшись от тепла моего тела, решил наскоро перекусить и впился между костяшками пальцев.

Я осознал, что скоро мы откроем ещё один фронт борьбы — с летними и злокозненными проявлениями природы.

…Накануне «клещевой атаки» случился грандиозный переезд нашей роты на новое место жительства. Две группы бойцов шли, потея и сгибаясь под тяжестью грузов, словно вереницы навьюченных мулов.

Хорошо было обладателям армейских рюкзаков  — они хотя бы тащили свои вещи «единым куском».

Мне же так не повезло. Пришлось увязывать в тюк два рюкзака, спальные мешки, дождевик, каремат и теплую форму. Со стороны я выглядел цыганским бароном 18 века, в одиночку таскающим за собой манатки половины табора. И все эти манатки раскачивались, переваливались и путались в ногах при каждом движении.

Вдобавок, руки оттягивали пулеметные короба с патронами, каждый весом с крупную гантелю.

Немного утешало то, что другие бойцы оказались не намного выносливее меня. Зато имущества они нагребли подчас в два раза больше, чем ваш покорный слуга. Например, один побратим, помимо рюкзака, сумки, автомата и снайперской винтовки, пёр на себе реальный ватный матрас. «На каремате спать жёстко», — пояснил он на одном из привалов и отряхнулся от пота, как мокрая собака.

С горем пополам мы добрались до цели и начали отдыхать за рытьём окопов. Через семь часов подобного релакса командир отправил меня и обладателя соседнего окопа за едой.

Данная еда находилась в армейском ящике  за пару километров от нас. Сам ящик весил килограммов десять, ещё на три десятка кило тянули продукты внутри. Пока мы тащили это добро, неоднократно хотелось залезть в грёбаный сундук и тихо там сдохнуть.

К слову, через пару дней я был посрамлён. Один из наших бойцов, бывший майор налоговой полиции, три километра пёр на себе четыре тяжёлых коробки и три шестилитровых бутыля с водой. Если бы на его месте был я, то по приходу меня можно было под этими коробками сразу и прикопать — за бесполезностью. Однако экс-налоговик, поставив груз на землю, стал канючить у командира: «Можно, я постоянно туда ходить буду? Хоть какое-то развлечение, да и размяться иногда не помешает…»

Это не человек, это прямо Робокоп в рядах Нацгвардии!

Когда вещи были перенесены, а новый окоп — готов к проживанию, бойцы поверили в стабильность бытия и наступление эры относительного комфорта.

Но уже ближайшие дни показали всю глубину нашей наивности и зыбкость ожиданий.

Вечером зарядил дождь. Он продолжался всю ночь.

Половина окопов не выдержала испытания водой. И с наступлением утра нашу рощицу наводнили дрожащие от холода люди-грязевики.

Сухих воинов в роте не осталось вовсе. Даже в непротекающих окопах (вроде моего) влажность стояла такая, что любая вещь за пару минут покрывалась конденсатом и намокала. Те же носки приходилось досушивать на себе, под кителем.

Были и комичные ситуации. Например, у одного бойца уже после рассвета под тяжестью скопившейся воды продавилась крыша окопа. И он с громкими матюками и под ржание сослуживцев выплывал из своего укрытия, поскальзываясь на мокрой глине.

Двое других парней постелили плёнку над ступенькой у входа в окоп. Всю ночь в плёнку стекал дождь и она просела, заблокировав выход из укрытия грязной ванной объемом литров в сорок. Пока утром бойцы, пытаясь освободиться, судорожно вычерпывали воду одноразовыми стаканчиками, побратимы стояли рядом и помогали советами: «Ложкой, ложкой черпай!», «Да не надо черпать, стругай лодку и плыви!».

Дождь не прекратился и днём. Клацая зубами, бойцы проклинали путиноидов, обстрелявших ночью наши позиции из минометов. Из-за опасности повторения обстрелов, командир долго не давал добро на разведение огня в подземной печке, которую смастерили двое местных кулибиных.

Однако вскоре стало ясно, что без согрева рота всем составом уже завтра переместится в санчасть. Подземный огонь был разведен. К нему сразу выстроилась очередь с мокрыми бушлатами и «спальниками», которые находились скорее в жидком состоянии, чем в твердом.

Я тоже постоял в очереди к теплу. В результате сжёг стельки, пару носков и слегка поплавил подошвы ботинков.

В окоп вернулся ещё более мокрым, чем до похода к печке. Плюнул на такой «согрев», съел разведённую дождем перловую кашу и засунул себя в спальный мешок, успешно удерживающий влажность холодной сауны.

Удивительно, но в этом царстве воды и грязей мне таки удалось уснуть.

На следующий день вышло солнце, а на позициях появилось начальство с проверкой.

По её результатам нас ожидало очередное продвижение впёред — ещё один шажочек на пути к общей победе.

А с трудностями, которые сопровождают любые перемены, мы теперь точно справимся: опыт накоплен.

Разве что немного смущает прогноз погоды на неделю, полный кучерявых дождевых туч.

Series Navigation

<< Предыдущая частьСледующая часть >>