Илья Пономарев: Президент и главнокомандующий Украины отдал приказ освободить всю оккупированную территорию Украины. Об этом сообщил секретарь СНБО Украины Алексей Данилов. По его словам, высокоточное оружие от зарубежных стран сделало процесс деоккупации более эффективным. И правда, HIMARS радикально изменили правила игры на поле боя. За неделю с помощью систем залпового огня Вооруженные силы Украины нанесли более пятидесяти ударов по вражеским складам с боекомплектами в Донецкой, Луганской и Херсонской областях. Таким образом, украинские военные пытались добиться паритета в вооружении с армией противника и ведут активную подготовку к освобождению временно оккупированных территорий страны. О всем этом и о другом мы поговорим с военным экспертом, генерал-лейтенантом запаса, замначальника Генштаба ВСУ Игорем Романенко.
Илья Пономарев: HIMARS действительно творят такие чудеса или это все-таки чисто внешнее впечатление?
Игорь Романенко: О стратегическом переломе говорить пока рано. Военные потенциалы Вооруженных сил России и Украины до сих пор разные. Российский выше, это позволяет в тяжелых боях, но продвигаться в Восточной оперативной зоне. Однако появление систем залпового огня на колесной основе HIMARS и на гусеничном ходу MLRS M270 позволяет менять ситуацию. Это высокоточное эффективное оружие. В связи с их применением по пунктам управления, подчеркиваю, это не только склады с боеприпасами, топливом, амуницией, но и пункты управления, которые уничтожались. Уничтожались средства связи, управления, уничтожался старший высший офицерский состав, что очень важно. В связи с этим россияне отодвигают эти структуры до ста километров – уменьшается их количество. Они не могут так интенсивно осуществлять удары своей артиллерией, как это делали в Северодонецке.
И.П.: Системы залпового огня предназначены, чтобы работать по большим площадям. Это наименее точная система, которая компенсирует свою неточность тем, что накрывается большая площадь и создается большая плотность огня. В чем секрет HIMARS?
И.Р.: Изменена философия применения систем, здесь я с вами согласен, потому что подход, о котором вы говорите, – это советский подход. Системы залпового огня «Смерч», «Торнадо», «Ураган», «Грады» – они по-прежнему стреляют по площадям, требуют большого количества снарядов для уничтожения цели. У HIMARS работает порой даже один реактивный снаряд. Поэтому одной установкой можно поражать быстрей несколько целей и уходить от ответного огня. В этом серьезный выигрыш.
И.П.: Вы говорите, что HIMARS – система, аналогичная «Смерчам» и «Ураганам». В чем же принципиальная разница? Почему применение HIMARS означает такой прорыв?
И.Р.: Я не сказал, что они аналогичны. Название «Реактивные системы залпового огня» – это функция. В HIMARS и MLRS отклонение удара может составлять несколько метров.
И.П.: Сколько их нам нужно для того, чтобы ситуация действительно переломилась в сторону Украины?
И.Р.: Для выполнения задачи полного освобождения? Ну, во-первых, необходимы в широком спектре поставки и других вооружений, одной только системой этот вопрос не решится. Для перехода к контрнаступательным операциям и освобождению всей территории Украины необходимо до двух тысяч боевых бронированных машин, до пяти ста танков, до тысячи гаубиц, тысячи дронов-камикадзе и до трехсот где-то таких систем. HIMARS и MLRS.
И.П.: Последний вопрос связан с трагедией в Виннице. Российская сторона – такое впечатление, что какое-то время пребывала в таком информационном нокдауне. Это было очередной ошибкой или это была целенаправленная атака на мирных жителей?
И.Р.: Это была атака.
Илья Пономарев: Двигаемся дальше, несколько вопросов от наших зрителей.
Вопрос от жителя Самары: Как быстро русские уничтожат все американские HIMARS?
И.П.: Вот сегодня Министерство обороны Российской Федерации заявило, что уничтожило первый HIMARS и показало при этом съемку с беспилотника, которая показывает уничтожение некоего трейлера. Всем хорошо известно, что компоновка HIMARS – другая. Пока ситуация выглядит так, что поставки, несмотря на то что пока они не носят массовый характер, все равно существенно опережают возможности российской армии для уничтожения этих HIMARS. Так что думаю, HIMARS ничего не угрожает.
Следующий вопрос от жителя Курска: Правда ли, что в Виннице ликвидировали украинских командиров?
И.П.: Естественно, про это нам говорят россияне. Они показывают на Дом офицеров, говорят, что там был некий штаб, но на самом деле этот штаб ограничивается монументом, на котором изображен истребитель, по-моему, МиГ-17, очень старый советский истребитель. Все, тут реальная связка с реальными войсками заканчивается. Дом офицеров использовался последние годы как концертный зал, пустовал какое-то время после начала войны, но сейчас в нем играли концерты и проводили разные культурно-массовые мероприятия. Как раз вечером того дня, когда была бомбардировка, должен был быть концерт. Там шли репетиции. Вот по ним в конечном итоге пришелся удар. Никаких сведений о том, что кто-то из украинских военных, тем более высокопоставленных, погиб, у нас нет. Я думаю, что это вранье.
У нас следующий гость, Геннадий Гудков. Геннадий, я хотел бы затронуть два вопроса из нашей российской общественно-политической жизни.
Г.Г.: А она еще есть, Илья?
И.П.: Знаете, есть. Раз кого-то сажают, значит, эти люди есть. Друзья и коллеги на этой неделе получили большие сроки, три человека оказались за решеткой. Два с приговорами – депутат от муниципального округа Якиманка Алексей Горинов и питерский политик Андрей Пивоваров, «Открытая Россия», – получили длительные сроки тюремного заключения: семь и четыре года лишения свободы. Арестован с уголовным делом Илья Яшин, давно находится под следствием, тоже с уголовным делом – Владимир Кара-Мурза, на этой же неделе получил вызов в Следственный комитет Леонид Гозман. Несколько наших друзей и коллег решили все-таки баллотироваться на этих выборах. На этой неделе зарегистрировали, как неоднократно вы говорили, вашу «приемную политическую дочь» Эльвиру Вихореву в качестве кандидата в депутаты. Константина Янкаускаса, наоборот, не пустили на эти выборы. Вот что вы думаете про приближающиеся муниципальные выборы в Москве?
Г.Г.: Илья, я с Эльвирой много раз на эту тему разговаривал. Я даже ролик ей отправил: обратился к москвичам с просьбой ее поддержать. Но я понимаю, что сегодня путь в депутаты – это фактически путь в тюрьму. И мы с тобой не упомянули совершенно позорный арест Ильи Яшина. Ведь он был председателем Красносельского муниципального совета. Я как житель этого района за него голосовал. Совершенно осознанно, поддерживал его. Леня Гозман. Вчера с Леней я разговаривал. Две с половиной недели, до ареста буквально за два-три дня мы общались с Ильей Яшиным. Я был у него в эфире. Я говорил: «Илюша, ну уезжайте, ну вы же умный, вы же влиятельный, вы же талантливый. Вы можете везде работать вести борьбу с режимом. А тюрьма — это такое место, где резко ограничены возможности борьбы. Я понимаю, что вы все герои, я понимаю, что вы ребята мужественные, что вы не боитесь ничего». То же самое я Эльвире говорю. То же самое я Лене вчера говорил. Я надеюсь, что мы переживем Путина и поучаствуем не только на его похоронах, но и в преобразованиях России. Но, может, лучше приближать этот период из-за рубежа? Потому что много здесь работы. Ты-то сам знаешь, насколько здесь много работы. За пределами России.
И.П.: Геннадий Владимирович, знаете, у меня в этом смысле решение было более простое. Все это случилось, когда я был вне России, поэтому я просто не смог вернуться.
Г.Г.: Ужасная ситуация. Сажают людей просто потому, что они против войны. Просто потому, что они совершают, как это писал Оруэлл, мыслепреступление. Все, что сейчас творится, – это начало массовых репрессий. Это только начало.
И.П.: Стоит ли тем, кто пока еще остается на свободе, пытаться участвовать в этих муниципальных выборах или это бесполезно и опасно?
Г.Г.: В своем коротеньком ролике, когда я поддержал Вихореву, я сказал, что на выборы идут молодые ребята, которые думают, что они могут свернуть горы. И иногда они их сворачивают, потому что не знают, что невозможно. Взяли и свернули. Если б знали, что невозможно, может, и не пробовали бы. Если уж они пошли на выборы – надо поддерживать. Ребят-то мало осталось. Остальные либо уехали, либо…
И.П.: Согласен. Эльвиру Вихореву активно очень поддерживаю на этих выборах и тоже собираюсь написать обращение за нее. Хотя, с другой стороны, меня все время останавливает мысль: напишу я сейчас обращение, опубликую – а не сделаю ли ей экспресс-билет за решетку?
Г.Г.: Она мне написала: «Геннадий Владимирович, давайте проведем эфир». Я ей в шутку написал: «Эльвира, мы проведем эфир о том, о чем нельзя говорить с тем, кого нельзя показывать. Классный у нас получится эфир». Я не понимаю, как в России можно говорить какую-то минимальную правду. Они же превратили страну в душегубку – за одно это их всех надо судить. Они испохабили Конституцию. Это антигосударственное преступление. Посягающее на общественный строй России. Они все в Кремле, начиная от Путина и заканчивая сержантом полиции, который рапорты штампует, – они все государственные преступники. Именно государственные преступники. Не обычные уголовники, а государственные преступники.
И.П.: Согласно опросам, которые публикуют все время прокремлевские ресурсы, так называемую «спецоперацию» поддерживают около 80% граждан. «Медуза» написала, что есть некий закрытый опрос ВЦИОМ, проведенный по заказу Кремля, и по нему за продолжение войны высказывается 57% опрошенных. А еще одно независимое исследование, которое провели хроники, свидетельствует о 55% – за так называемую «специальную операцию». По факту понятно, что и 55%, и 57% поддержки — это вещь очень виртуальная. Потому что по тем же опросам мы видим, что только 8% россиян готовы отдавать какую-то часть, хотя бы десятину, своего дохода в поддержку армии. Поддержка получается на словах, пока до них не добралась война или пока эта война не начала критически сказываться на их уровне жизни. Что вы думаете на эту тему? Какие данные более близки к истине?
Г.Г.: Мне в моем возрасте поздно думать, мне надо знать. Мои собственные исследования, я знаешь, как делаю? Есть референтные люди в ряде регионов, я разговариваю с ними. И я четырежды запускал в Твиттере свой собственный опрос по России и просил всех моих подписчиков поучаствовать в озвучивании ситуации вокруг них. А потом написать, в каком кругу они проводили опрос, какой регион, какие выводы и так далее. У меня участвовало в опросах граждан и прислали свои результаты – самое маленькое 1280 человек, а самое большое – 1300. То есть у меня только допрашивателей было больше тысячи. Намного больше 1000. И вот какая картина. Первые два опроса меня, конечно, убили. Там был уровень поддержки реально 70%, и не надо тут кривить душой, – это маразм какой-то, психоз. И 70% – это еще такая…
И.П.: Это когда?
Г.Г.: Первые два опроса я проводил в течение первого месяца войны. Может, в конце или в начале второго месяца. Я просто выпал в осадок и чувствовал себя абсолютно больным, не понимал, как может такое быть у нации, которая претендует на то, чтобы считаться цивилизованной. А потом к маю, с третьей – какие-то подвижечки, а на четвертом опросе у меня пошли более интересные результаты. Я ими делился, но могу еще раз повторить некоторые выводы.
И.П.: Пожалуйста.
Г.Г.: Большая часть молодежи против войны. Это как раз та возрастная часть населения, которая может получить оружие в руки. Почему Путин тянет с общей мобилизацией, потому что, думаю, у него тоже есть эти реальные цифры. БОльшая часть молодежи против войны. Против. Если раздать сотню тысяч автоматов, гранатометов и прочее и прочее – хрен его знает, куда они в определенный момент повернутся. Эти стволы. Второе. Очень серьезный разрыв поддержки и не поддержки войны по регионам России. Где ниже? Ниже на Кавказе. Низкий уровень поддержки войны на Кавказе. Я сначала был удивлен, а потом понял, что война-то их в той или иной степени коснулась, и они видели, что это такое и в какой-то степени через себя пропускают. Ниже уровень среднестатистической поддержки в регионах Дальнего Востока: Хабаровск, Владивосток. На Амуре, до Иркутска. Чита. Там уровень поддержки почему-то ниже, чем в среднем по стране. В целом я вывел уровень поддержки в четвертом таком своем опросе социальном – ну около 50%, это очень оптимистично. Но. Да, в больших городах меньше, в селах больше, в депрессивных регионах – больше, в процветающих или более или менее благополучных регионах – меньше, с мозгами где – там меньше уровень поддержки, где без мозгов – там больше. Это все понятно. Но что интересно. Интересно, что резко упало ядро активной поддержки войны. Резко упало. Причем до уровня 10–15 процентов. Вот те, кто резко поддерживал Путина с его этой долбаной «спецоперацией», по сути дела захватнической оккупационной войной против Украины. А остальные те, кто поддерживают, они перешли как бы в пассивную поддержку, типа сомневающихся: ну да, война плохо, жертвы плохо, но не все так однозначно, зачем Украину надо было насыщать оружием, зачем – то-се, пятое-десятое, зачем НАТО, зачем ЕС. Короче говоря, типа как началось брожение в стане сторонников войны. Вот почему-то до 9 мая этот процесс, он шел медленно, после 9 мая он пошел быстрее. Мы видим вот это увязание, отсутствие каких-то там действий со стороны Путина, отсутствие каких-то успехов. Все это идет по накатанной.
И.П.: Да, я думаю, что тут, конечно, сыграло роль и отступление из-под Киева, и ощущение, что никакого блицкрига нету, победы не будет, сложности нарастают, это все важно.
Сейчас мы продолжим, я просто хотел показать, мы ровно то же самое, что и вы, сделали на этой неделе. Наши региональные корреспонденты в регионах спросили у россиян: доверяют ли они результатам подобных социологических исследований, как они сами оценивают поддержку российского президента?
Житель Нижнего Новгорода: Соцопросам я все-таки не доверяю, они, наверное, проводятся так, чтобы показать какой-то результат относительно … ну, опять же, какие-то характеристики и так далее, а там уже веришь – не веришь. Это твое мнение. Ну я вот не верю.
Второй житель Нижнего Новгорода: Это серьезная вещь – рейтинг. От нее отталкиваются и идут на такую… не совсем доверяю этому рейтингу и этим социальным опросам.
Третий житель Нижнего Новгорода: На самом деле, порой подтасовывают. Поэтому порой смущение такое, на самом деле, в плане того, что вроде бы и хочется ответить честно, а в то самое время такое ощущение, что это все неверно.
Житель Тулы: Нет такого опроса, который обернет всех людей всех областей и все градации нашей жизни и нашего общества, чтобы все люди проголосовали и все высказали свое мнение.
Еще один житель Тулы: Вопрос в том, среди каких людей проводились эти опросы. В плане выборки можно выбрать людей так, что и 100% будет.
Жительница Тулы: Я думаю, что сейчас большинство голосов – это подделки. И все цифры не соответствующие.
Другой житель Тулы: Какой рейтинг, как вы думаете, реальный? Реальный? Я думаю, 60 на 40.
Жительница Тулы: Я думаю около 70, наверное, 60.
И.П.: Вот вам глас народа. Никто в социологию не верит, но по Путину говорят, что его рейтинг 50 на 60. Те данные, которые у меня есть по косвенным исследованиям, говорят, что скорее в диапазоне 35 и 4о%.
Г.Г.: Знаешь, что самое страшное для Путина? Что его рейтинг около нуля. Реальной поддержки у него нет. Вот берем, допустим, класс предпринимателей. Ну ты знаешь, такое слово матерное, в каком состоянии они находятся. Типа о хрене, только более жесткое. Вот они в этом состоянии находятся. Второй-третий круг вокруг Путина – мы иногда общаемся, встречаемся, у Димы там есть контакты – они тоже в этом состоянии…. глубокого шока. Только грубее гораздо. И я недавно встречался с региональными чиновниками высокого уровня. По-моему, они без мата о нем уже не говорят, о Путине. По крайней мере очень многие. Поэтому наблюдается сейчас серьезный разрыв между отношением оболваненного народа – он, правда, сам хотел оболваниться, если по-честному, как говорится, «обманываться рад». Вот разница в отношении к Путину этого оболваненного народа, быдломассы, как, к сожалению, я вынужден его называть в войну без полутонов, без дипломатии. Люди, которые по идее должны были быть бенефициарами режима, говорят: «А кем мы были до 24 февраля?» А они до 24 февраля БЫЛИ бенефициарами режима. Теперь они его клянут самыми последними словами. Они все потеряли. И вот получается, что сейчас между Путиным и народом от зияющей пропасти, от плохого отношения и недоверия людей, которые уже не являются бенефициарами режима, – нет ничего. Пусто. Нет никакой поддержки. Только ближний круг, которому деваться некуда, – у них мосты сожжены.
И.П.: Я с вами согласен, но очень хочется через эту пропасть дотянуться вилами, тогда, глядишь, и начнутся какие-то перемены. Геннадий Владимирович, спасибо большое, мы должны двигаться дальше.
У нас есть несколько вопросов от зрителей, которые связаны с социологией. Итак, первый от жителя Керчи: «Какой, на ваш взгляд, реальный рейтинг Путина?»
И.П.: Существуют разные косвенные исследования, потому что когда социологи спрашивают впрямую, вне зависимости от того, прокремлевские это социологи от ВЦИОМа или оппозиционно настроенные, более объективные типа «Левада» – все равно нормальный человек боится на этот вопрос отвечать. И когда он видит вопрос «Как вы относитесь к Путину?», отвечает: «К Путину я хорошо отношусь. Все нормально». На вопрос «А будете ли вы за Путина голосовать на следующих выборах?» – цифра становится поменьше. Третий вопрос: «Поддерживаете ли вы политику, которую проводит президент Российской Федерации» (без указания фамилии). И вот эта третья цифра – она, как правило, еще меньше. А самая интересная цифра, если задать следующий вопрос: «Кому из российских политиков вы доверяете и в кого вы верите?» Эта цифра – она самая объективная. Последняя цифра в июне составляла в районе около 36%. Думаю, что эта цифра и есть настоящий рейтинг Путина.
Второй вопрос: «Почему после начала «спецоперации» рейтинг президента вырос?», житель Владимира.
И.П.: Ответ достаточно простой. Во всех странах мира, это касается не только России, но и Соединенных Штатов. Справедливая война, несправедливая война: первая реакция общества – надо сплотиться вокруг власти. Даже если это абсолютно неправильно, даже если это агрессия, все равно именно так всегда и происходит. Потом начинается отрезвление, брожение, кто-то устает от войны и перестает ее поддерживать, кто-то говорит, что какие-то невзгоды появляются, у кого-то родные погибли, и вот этот самый максимальный пик начинает потихонечку разрушаться, потихонечку снижаться. Следующий этап будет гораздо более агрессивный, и мы это видели на примере новейшего времени Чеченской войны, до того можем вспоминать сто лет назад, когда была первая Мировая война. Можем посмотреть на опыт Америки с войной во Вьетнаме, которую тоже изначально поддерживало три четверти населения, а в итоге вошла в историю как самая непопулярная война, которую вели Соединенные Штаты Америки. Так что у нас будет происходить ровно то же самое. Это на самом деле вопрос времени и главный вопрос, который я себе задаю: «Когда? Когда наконец это произойдет?»
Очевидно, что большинство россиян все больше боятся говорить правду. Режим все больше закручивает гайки. 14 июля, когда по Виннице ударили ракеты, Путин подписал за один день 124 закона. Я хотел бы о некоторых из них рассказать.
К примеру, теперь за сбор информации о российской армии россиянам грозит до 20 лет колонии. То есть, например, мы сейчас рассказываем, что там происходит, или кто-то написал в телеграм-канале, и вот, пожалуйста, на двадцаточку будьте добры присесть. Переход на сторону противника будет наказываться от 12 до 20 лет колонии со штрафом до 500 тысяч рублей. Вроде как звучит правильно – во время войны переходить на сторону противника действительно нельзя. Только вопрос как формулируется, что означает этот самый переход. Одно дело это солдат, который пошел воевать в другую армию, а другое дело – блогер, который написал какую-то критику относительно хода военных действий. Он точно так же получается изменник и ему грозит до 20 лет лишения свободы. Это уже какие-то совершенно сталинские сроки. Также теперь официально «иностранным агентом» можно признать любого человека, занимающегося политической деятельностью под «иностранным влиянием». А что такое «иностранное влияние»? Посмотрел CNN – вот тебе иностранное влияние. И даже наш абсолютно русскоязычный канал, делающийся россиянами, «Утро Февраля» тоже находится в Киеве. Посмотрели, и вот теперь вы, наши уважаемые зрители, можете считаться «иностранными агентами». Достается и частным компаниям, потому что их могут теперь обязать выполнять любой государственный заказ – понятно, в интересах обороны типа, но без права на отказ. Что такое в интересах обороны, кто будет это определять – про это ничего не говорится. Продолжает работать в России старая добрая репрессивная машина. По делу о «фейках про российскую армию» – это первый репрессивный закон, который Дума приняла еще в конце февраля. Арестовали бывшего депутата Илью Яшина. Накануне семилетний срок получил депутат Алексей Горинов.
О преследованиях гражданских активистов мы будем говорить с нашим большим другом, российской правозащитницей Мариной Литвинович. Марина, привет, как меня слышишь?
Марина Литвинович: Отлично слышу, привет.
И.П.: Ощущаешь ли ты себя в безопасности?
М.Л.: Знаешь, после ареста Яшина начали такие делать списки, как в фильме «Десять негритят», – помнишь, и их осталось восемь. Я где-то в этом списке, наверное, довольно близко. Не буду называть другие фамилии.
И.П.: Не будем подсказывать.
М.Л.: Это уже полная зачистка идет, суды перестали вообще напрягаться, чтобы хоть как-то связывать статью обвинения с реальными фактами. Что в деле Яшина, что в деле Горинова, что в моем деле. Потому что на прошлой неделе у меня было два суда по административкам, и судья вообще не напрягался по поводу отсутствия фактов и их связи со статьей обвинения. Скажу в двух словах, что меня обвинили в том, что я демонстрировала и пропагандировала фашистскую или экстремистскую символику. Казалось бы, ну что я должна была что-то сделать? Свастику показывать?
И.П.: С фамилией Литвинович ты знатный фашист.
М.Л.: У меня белоруская фамилия на самом деле, дело не в этом. Меня обвинили вот в чем. Оказывается, я 20 сентября выступала на встрече депутата Рашкина с избирателями по поводу итогов выборов. Я выступила и сказала, что единственное, чего боится наша власть, – это «Умного голосования». И вот просто то, что я произнесла вслух фразу «Умное голосование», этим я демонстрировала экстремистскую символику. Мы пытались в суде доказать, что слова не могут быть символикой, что это какой-то бред. Мне тяжело воспринимать эти решения судов, потому что они перестали иметь что-либо общее с действительностью. И когда мы слушали приговор Горинову – уникальный приговор. Я первый раз такой приговор слушала. Это был типичный политический приговор. Почему? Потому что в обычном приговоре идет много ссылок на Уголовный кодекс, на какие-то обстоятельства, указывающие на преступления. Здесь весь приговор состоял из слов, связанных в два тезиса:
Президент Путин объявил «спецоперацию», и информация, которую распространяет российский генералитет, – она и является правдой. То, что рассказывает КонАшенков или КонашенкОв, как он там, на своих брифингах – это и есть правда. А КонАшенков-КонашенкОв не говорил, что погибли дети в Украине – значит, дети не погибли в Украине. Конашенков не говорил, что бомбят мирных жителей – значит, никто не бомбит мирных жителей. Это какой-то новый уровень маразма, и весь приговор он – такой. Он не про преступление, он про политику. Политические какие-то слова, много упоминаний, что Совет Федерации поддержал проведение «специальной военной операции». Никогда таких слов не произносили при зачитывании приговора.
И.П.: Но Горинов – он же ничего не говорил. Ни про армию, ни про события, ни про кто кого побеждает, кто прав, кто виноват. Он просто сказал: давайте не будем сейчас праздновать. Он подвергся преследованию, потому что он был депутатом.
М.Л.: Конечно!
И.П.: Так надо сейчас участвовать в выборах или нет? Какая твоя позиция?
М.Л.: Я считаю, что Горинов пострадал именно потому, что он депутат. Им нужен был показательный процесс в отношении хоть какого-нибудь представителя власти – неважно, что Горинов муниципальный депутат, и неважно, что муниципальные депутаты у нас полностью практически лишены денег и полномочий. Это все неважно. Депутат, да? Им нужен был показательный процесс, они хотели показать, что, если ты депутат, чиновник, неважно, не будешь поддерживать «специальную военную операцию», тебя ждет вот такой приговор. Это показательная расправа.
У нас будут выборы в сентябре, и никто не отменяет задачи как-то помогать людям в решении их каких-то банальных человеческих вопросов. То есть, что касается муниципальных выборов, я считаю, что люди на них должны идти нормальные, те, которые будут защищать права людей. Если бы речь шла о выборах, например, о выборах в Московскую или Госдуму, я бы сказала: «Нет, это не имеет никакого смысла. И это уже просто бессовестно».
И.П.: Ты сама будешь в них участвовать?
М.Л.: Мне уже нельзя. У меня на год запрет.
И.П.: Но это, кстати, гуманно! Ты бы, конечно, выиграла и тут же тебя бы посадили.
В заключение программы, я хотел поделиться мыслями, навеянными этой неделей. Существует концепция, согласно которой ультралевые и ультраправые в действительности не находятся на противоположных концах политического спектра, а во многом схожи друг с другом. Правые и левые, даже с приставкой «ультра», всегда ставили перед государством вопросы, на которые оно не хотело реагировать или отвечать. Поэтому государство всегда использовало тактику сталкивания правых и левых радикалов друг с другом. Иногда с помощью подконтрольных боевиков, иногда с помощью спецслужб, выступавших под фальшивым флагом, запугивая тем самым обывателей. А если же на политическом поле рождалось более умеренное и тем самым более привлекательное движение, Кремль всегда поддерживал радикалов, которые помогали бы ему это умеренное движение успешно утопить, и самое главное – Кремль следил, чтобы оно не получало трибуну ни в подвластных, ни в оппозиционных медиа. И не могло бы получить доступ к финансам и иным ресурсам.
В новейшей истории России важной вехой такого рода стало убийство адвоката Станислава Маркелова, моего друга и активного члена левого фронта. За это преступление были осуждены националисты Никита Тихонов и Евгения Хасис. Дальнейшие судебные процессы показали, что Тихонов находился под существенным влиянием кремлевской марионетки Ильи Горячева. Маркелов всегда занимался неудобными для Кремля вопросами. Вроде омоновского погрома в Благовещенске или чеченскими делами, Химкинским лесом. В итоге Кремль его и убрал. Но не своими руками, а руками правых активистов. Так же как потом он убрал Бориса Немцова руками чеченцев, которых, кстати, Немцов защищал от кремлевского империализма. Можно ли это забыть? Конечно, нет. Но нужно ли нам двигаться дальше? Безусловно, да. В Украине – одни левые и правые группы нашли общий язык на Майдане, а другие – на Донбассе. Это произошло, когда они столкнулись с вызовом более высокого порядка, чем их традиционные конфликты. А те, кто не смог над ними подняться, ушли в политическое и организационное небытие.
Сейчас перед этим же вызовом стоят и российские активисты. Но ни правые, ни левые никуда не денутся. Как и субкультуры, как и различные радикальные взгляды. Вопрос лишь в том, где будут ломаться копья: в зале парламента или в подворотнях? Но для того, чтобы иметь шанс на развитие политической конкуренции в России, следует признать очевидное: у левых и у правых есть общий враг в лице современного самодержавия, фашистского путинского государства. Если не уничтожить путинский фашизм и не произвести демилитаризацию страны – будущего нет ни у кого. Конечно, многие вопросы внутренней повестки спорны. Но возможности спорить и влиять на вектор движения страны у нас нет и не будет без демонтажа путинской системы. 2014 год стал рубежом. Путин свернул всякую имитацию демократии и начал войну. 2022 год – и полномасштабная агрессия против Украины раскрыла глаза тем, кто еще что-то не понял раньше. Пришло время обнулить старые взаимные претензии между правыми и левыми. Пришло время бороться против путинского режима вместе. Не забывая, кто наш настоящий враг: путинское государство, путинские менты, путинские чекисты и путинские же наемники. Бороться с ними можно только одним методом: силовым. Не ленточками. Не плакатами. От них толку уже никакого нет. Даже сейчас на пятом месяце войны многие старательно пытаются устраниться от ключевого выбора, говоря, что воюют исключительно с Путиным и в основном гуманитарными методами. Помогая беженцам, детям. И даже друг другу. Но только не тем, кто готов уничтожить путинский режим. Украинцы за россиян этого не сделают. На время нашей борьбы мы должны объявить мораторий на борьбу между собой. Не сливаться в одну политическую структуру, но и не тратить силы на выяснение отношений между собой. Пусть левые определяются со своими взглядами на будущее страны, а правые – со своими. Они не должны и не будут друг с другом. Но они должны совпадать в главном: что надо делать сейчас для нашей общей победы. Главное, что мы должны сказать российскому народу, – это то, что после победы над Путиным будет не только демонтирован не только созданный им политический режим, но и будет восстановлена справедливость. Социальная и экономическая. Именно это тот центральный вопрос, в котором российские левые и правые имеют общую позицию. В деталях расписывать тут прекрасную Россию будущего явно преждевременно. И в силу даже приходит историографический термин «непредрешенчество». Сначала нужно скинуть власть узурпаторов, потом уже думать, на каких принципах восстанавливать страну. Цивилизованно, в парламентском государстве, демократически принимая решения в интересах большинства. Те, кто не готов за это драться, хотя бы подносить патроны, а не наблюдать из уютной Европы, вряд ли должны надеяться, что их пригласят управлять обновленной Россией. История знает массу примеров, когда лидеры национально-освободительных движений становились министрами и депутатами своих стран. Чем современные бойцы, набирающие силу на глазах, будут хуже? Подумайте об этом на досуге.
Вы смотрели программу «Пономарев разъясняет». Подпишитесь на наш канал «Утро Февраля». Это позволит максимальному количеству зрителей быть в курсе событий, происходящих в России и в Украине. «Утро Февраля» по-прежнему единственный канал, работающий на русском языке из Киева. Оставайтесь с нами.