1 августа
Я просидел с Михаилом три месяца в одних окопах на передовой. И помню день, когда ему сообщили о гибели отца на «Азовстали», отец тоже служил в Нацгвардии.
Вчера я взял у Михаила интервью.
Спокойный улыбчивый юноша – даже после страшной потери он верит в силу любви и не приемлет ненависть.
* * *
Два крылатых силуэта показались над холмами линии фронта. В районе наших позиций послышались взрывы, затем воздух разрезало шипение выпущенной ракеты. Путинские штурмовики (а это были они), выпуская тепловые ловушки, скрылись за горизонтом. Одному из них хитрость не помогла – «Игла» настигла самолет, раздался взрыв, из хвоста «сушки» повалил черный дым.
Подобные картины я наблюдал неоднократно. С упорством ежика, лезущего на кактус, российские летчики пытаются бомбить Орехов. Суммарные потери «летунов» на этом направлении давно перевалили за десяток и постоянно увеличиваются. Однако они продолжают упорно подставлять фюзеляжи под наши «Иглы» со «Стингерами».
Бессмысленность таких вражеских действий радует – за крайний месяц в результате авианалетов у нас не было даже ни одного «трехсотого», как и потерь в технике.
Зато где у наших есть обильные потери — это в сводках российских генералов. Иногда данные сводки приводят к анекдотичным ситуациям.
Рядом с нами расположены позиции * бригады ЗСУ. Мы иногда общаемся с парнями, обмениваемся новостями. В одну из таких встреч наш фельдшер показал «зэсам» выступление российского генерала: «На запорожском направлении полностью уничтожена * бригада».
Боец удивился, рассмеялся и пообещал сообщить товарищам об их «полном уничтожении».
Недавно попали под обстрел наши минометчики. Они выехали в соседнюю лесополосу, обстреляли позиции путиноидов и тут же получили «ответку».
После первых «приходов» наши на машине увезли с места обстрела солдат. Но как только вражеские орудия затихли, минометчики вернулись и дали еще несколько залпов по оркам. Те пришли в бешенство и начали «поливать» все вокруг. Мы прятались в блиндажах и шутя проклинали наших артиллеристов за чрезмерное рвение.
Кроме обстрелов, нас беспокоит местная живность. В основном это осы.
Эти жужжащие полосатики сотнями и тысячами кружат на позициях. Они набиваются в бутылки с водой, лезут в пакеты с сахаром, норовят попасть в рот, когда ты ешь или пьешь чай.
В отличие от многих побратимов, я ни ос, ни пчел не боюсь. Но при этом прекрасно помню, как одна полосатая умудрилась ужалить меня в губу, превратив ее на пару дней в разновидность вареника. Поэтому я на всякий случай уточнил у нашего фельдшера, умеет ли он делать трахеостомию – это когда в случае укуса-повреждения распухают слизистые горла и, чтобы человек не задохнулся, ему трубкой пробивают дыхательные пути на шее. Фельдшер заверил, что умеет, показал, в каком месте нужно «дырявить» гортань. Чем еще больше напугал бойцов – теперь они не столько боялись ос, сколько непонятной трахеостомии.
Что интересно, осы массово гнездятся в лесополосах, но почти не посещают ближайшие села. Там, в заброшенных хатах, мы иногда остаемся ночевать.
Спать под настоящей крышей, конечно, удобнее, чем в очередной земляной норе. Но при этом опаснее – защита от обстрелов слабее и как-то тоскливее.
Не очень радостно видеть умерший дом, находить предметы, дорогие сердцу прошлого владельца, но ставшие ненужными после его ухода в другой мир.
Старые фотографии с памятными подписями, еще советские поздравительные открытки, грамоты за давно минувшие достижения – все это покрывается пылью и паутиной в покосившимся сарае, гниет под дырявой крышей летней кухни с развалинами вместо плиты или валяется в углу шкафа со ржавыми дверными петлями.
Пару раз я находил остатки своей бывшей газеты. Что одновременно радовало и погружало в ностальгию по «старым славным временам». Которые уже не вернутся, как не вернутся хозяева в кирпичные трупы своих некогда уютных жилищ.
Тем временем в моей солдатской судьбе произошли весьма кардинальные изменения. К лучшему они или к худшему – поживем-увидим.
Но что станет интереснее – это точно.